Сергей Шулаков
Герман Садулаев. Шалинский рейд.
– М.: Ад Маргинем Пресс, 2010. – 304 с.
Как и обещает название, новая книга Германа Садулаева снова, как и «Я чеченец», впрямую посвящена событиям недавних конфликтов в Чечне. Формально повествование привязано к захвату боевиками селения Шали 9 января 2000 года, по существу – целью автора является объяснение кровопролитных событий в Чечне как таковое, посему в книге много публицистики: даты, сходное с политической журналистикой хроникальное изложение событий.
Америк не открыто: все эти жертвы, оказывается, от беспросветной, кромешной бедности. «Мы были и остались нищими. Это было нищее государство, Ичкерия, вот в чем правда, брат». Рассказ ведется от имени человека, волею судеб ставшего на сторону вооруженных сторонников независимости, точнее – взаимоотношений с Россией, напоминающих свободу от уз при наличии брака. В судьбе героя есть много автобиографичного. «Тамерлан Магомадов, единственный из Шали, кто поступил на юридический факультет самого лучшего, Ленинградского университета. По окончании университета ему, то есть мне, были гарантированы место в следствии или прокуратуре и быстрый карьерный рост, опережающий продвижение выпускников менее значимого, «регионального» института в Ростове-на-Дону». Это «ему, то есть мне» маскирует внутреннее противоречие – когда необходимы достоверность и психологизм, автор сливается со своим героем, а когда становится опасно – дистанцируется от него. Опасно становится часто – например, в случае с объяснением захвата Басаевым роддома в Буденновске. «Во время боевых действий┘ (российские) бойцы вошли в селение Шатой и оказались в окружении боевиков. Тогда офицер передал противнику, что, если чеченцы будут стрелять, они вырежут всех женщин и детей┘ Подразделение федералов вышло из окружения почти без потерь, офицер стал прославленным героем». Ясно, что первыми начали российские военные. И скупая приписка: «Потом был Буденновск. Счет сравнялся – 1:1». Но от публицистики мы наблюдаем быстрые скачки к художественной прозе: «Доктор, мне тяжело об этом вспоминать! Если бы вы знали, как тяжело┘ Мне говорят, что у меня конфабуляции, что я грежу наяву».
 После вторжения остаются только пустые качели... Фото Алисы Ганиевой |
К сюжету. Отец-бедняк радовался: «Шер де ма валла, Тамерлан! – говорил он, хлопая меня по плечу. – Пусть все знают, что Магомадовы не погибли, что с Магомадовыми нужно считаться!» Отец был партийным и хозяйственным руководителем, был в номенклатуре. И в одночасье рухнул с олимпа, попал в тюрьму за припаянное ему «хищение соцсобственности». Не найдя работы в воюющей республике, Тамерлан зажил во втором принадлежавшем семье доме. «Наш старый дом был далеко, вверх по течению реки Басс. Простая мазанка из саманных кирпичей, крытая позеленевшим от времени шифером┘ Он стоял на родовой земле моих предков┘ Отец переехал в кирпичный коттедж после моего рождения┘ Вишни поспели, черешня, смородина красная и черная, малина. Тутовника было три дерева разных сортов: черный, белый и розовый. А еще поспевали абрикосы, курага, яблоки, груши, виноград, сливы и алыча». Столь же невыносимо бедны и другие чеченцы, настолько, что иногда автор даже забывает о стиле. Мальчишка-боевик рассказывает о 19-летней невесте: «Я строил дом, чтобы привести ее в новый дом», но Седу, «звезду», увезли для проверки, «может, она снайперша». Дядя, бывший уголовник, взял молодого юриста в шариатскую госбезопасность, где платили настоящими, нефальшивыми долларами. Но там герой не сошелся с непримиримыми ваххабитами, постепенно оттеснявшими Масхадова от реальной власти. Договорились, что Тамерлан вернется в Питер для организации финансового потока в Ичкерию. Ехал через Сочи, заодно отдохнул и подлечился. «Я начал бизнес. Деньги взял из фонда Масхадова┘ Остальные, работавшие в фирме, не знали, куда идет чистая прибыль от нашего бизнеса, кто и зачем вообще начал это дело». Но нищета так глубоко укоренилась в подсознании, что Питера было мало. «Я хочу жить в Париже, на берегах Сены┘ На бульваре Монпарнас». Герой сдал чекистам убежище Масхадова и вычислил котировку сребреника: «1 срб = 10 000 евр.»
Выговариваясь остро-болевыми эпизодами, Герман Садулаев гасит их исповедальной интонацией. Заливая объезженный сюжет о бедности как первопричине конфликтов потоками обвинений в адрес регулярных войск – мы привели лишь малую часть эпизодов, свидетельствующих о героизме чеченцев и низости федералов, – он впадает в односторонность, заведомо не способную на ниспровержение основ. Все книги Садулаева в теме Чечни пронизаны почти неприкрытой субъективностью, но упрямое следование затверженным принципам превращает каждый новый его текст в нечто косное, одряхлевшее, неживое.
