Пять книг недели

Крымский альбом 1999. Историко-краеведческий и литературно-художественный альманах. Сост., предисл. к публ. Д.А. Лосева. - Феодосия, М.: Издательский дом "Коктебель", 2000, 336 с.

НАКОНЕЦ-ТО вышел очередной - долгожданный - том "Крымского альбома", уникального периодического издания, посвященного истории Крыма. Альманах выходил с трудом, после длительного перерыва, связанного с финансовыми трудностями (поэтому и помечен на обложке 99-м годом). И вот благодаря фантастическому упорству его бессменного лидера Дмитрия Лосева эта книжка появилась на свет. В ней - блок, посвященный "крымской пушкинистике", блок, отыгрывающий любопытнейшую тему "Крым и Москва", метафизический путеводитель по Севастополю, заметки о Феодосии. Из фигур в альбоме - симферопольский жилец Илья Сельвинский, как всегда - добрый крымский демон Волошин (но теперь уже в бытность свою в Москве), эксклюзивное интервью Солженицына, который "всей душой с крымчанами", и многое другое. Масса редких фоток, архивных писем и воспоминаний. В общем, если наш Крым, не дай бог, исчезнет с лица земли, то его можно будет восстановить по выпускам "Крымского альбома" - по крайней мере в плане архитектуры, топонимики и исторического ландшафта.

Дональд Бартельми. 60 рассказов. Пер. с англ. и посл. А.Пчелинцева. - СПб.: Симпозиум, 2000, 544 с.

Дональд Бартельми (1931-1989) - самый внятный из той плеяды "черных юмористов", которых только-только стали издавать в России: Пинчон, Барт. Мастер короткометражек - в его первую русскую книгу вошли рассказы, отобранные им как лучшие среди прочих. Абсурдист, американский Зощенко - только более угрюмый, чем Михал Михалыч. Читая Бартельми, понимаешь, что понятие "черного юмора" приклеили к этим ребятам совершенно напрасно. Бартельми - это мизантропия на грани социологии, клише американской жизни, раздутые до маразматических размеров: как огромный воздушный шар, который однажды утром повис над Манхэттеном в одном из его рассказов. Читая его рассказы, все время вспоминаешь MTV, поскольку Бартельми - это ведь самый натуральный прадедушка Бивиса и Баттхеда: тот же идиотизм в ответ на тотальный маразм поведенческих, политических и социальных стереотипов, которых в Америке, как известно, пруд пруди (жаль только, что русский глаз добрую половину кунштюков просто не замечает). В первый сборник Бартельми на русском закрались несколько опечаток, но упрек следует сделать по другому поводу: Бартельми все-таки нужно представлять не тремя невнятными страничками послесловия переводчика, а чем-то более солидным: как в случае с Джоном Бартом, например.

Ну или не представлять вообще.

Скворцов Максим. Душа и навыки. Романы. - М.: Автохтон, 2001, 456 с.

ПРОЗА Максима Скворцова - нежная, страшная, издевательская над собой и над читателем и такая лично-надрывная, что напечатать до сих пор ее было невозможно ни в одном журнале. Это и развитие, и опровержение традиции Эдуарда Лимонова: главный персонаж прозы писателя, джазового пианиста и композитора Скворцова, полностью лишен героизма и стоицизма, он только выясняет: как же так получается, что я пишу и играю хорошую музыку, а она никому не нужна? А как получается, что девушки поют такими нежными голосами? Когда в его прозе появляются вымышленные сюжеты, они строятся на превращениях языка, это авангардистские импровизации словесными средствами, которые, однако, помогают освоиться с тоской и удивлением перед окружающей действительностью. До сих пор Скворцов из литературных своих произведений публиковал только стихи (и страницу, посвященную книгам о музыке и музыкантах, у нас в "EL-НГ"). В книгу вошло четыре романа: "Псевдо" (привет Ромену Гари), "Новые праздники", "Душа и навыки" и "Космос", написанные в течение 1995-1999 годов.

Православие и католичество. От конфронтации к диалогу. Хрестоматия. Составитель Алексей Юдин. - М.: Библейско-богословский институт имени апостола Андрея, 2001, 538 с.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ православия и католичества духовно опасно тем, что опирается на мифы и малое знание о другой стороне. Эта книга нужна для того, чтобы понять устройство мифов и истоки противоборства двух крупнейших христианских конфессий. Антология показывает только один весьма своеобразный аспект проблемы: она о богословском взаимодействии церковного руководства. Это не о Владимире Соловьеве и не о бердяевских межконфессиональных семинарах во Франции. С одной стороны, папские энциклики, постановления католических соборов и Конгрегации вероучения, с другой - ответы Вселенских Патриархов и Священного Синода Русской Православной Церкви. Церемонные, торжественные фразы, за каждым текстом - текущая политика и многовековая история двух (или, может быть, даже более чем двух) больших традиций обращения к Богу. Часть текстов по-русски публикуется впервые, часть перепечатана из различных сборников и периодики России и зарубежья. Правда, ватиканские документы переведены не с латинского языка, а в основном с английского. Есть обзорные статьи по истории разделения и поискам взаимопонимания, написанные Алексеем Юдиным и Александром Доброером.

Лукиан. Сочинения. В 2 т. Под общей редакцией А.И. Зайцева. - СПб.: Алетейя, 2001, 480 с. Серия "Античная библиотека. Античная литература".

ЛУКИАН САМОСАТСКИЙ - одна из самых ярких литературных фигур поздней античности и один из наиболее читаемых древних авторов сейчас. До нас дошло почти все, что он написал: довольно редкий случай "авторской сохранности" в древнегреческой и латинской письменной традициях. Лукиан творил во II в. по Р.Х., в эпоху, в чем-то сходную с нынешней: эпоху переизбытка текстов и торжества литературных аллюзий, когда "быть автором" означало скорее "подводить черту", чем вырисовывать что-то новое. Данный двухтомник тоже подводит черту, но уже в переводческой традиции: он содержит полный и отредактированный (за основу взято наиболее полное русское издание 1935 года) перевод сочинений Лукиана. Это последняя работа замечательного питерского филолога Александра Зайцева, ушедшего из жизни в прошлом году. Вот последний пассаж из его предисловия к двухтомнику (к вопросу об актуальности древних): "Мы почти совсем ничего не узнаем из произведений Лукиана о том, во что верил он лично, что было ему особенно дорого, и действительно ли этот автор был человеком с пустой душой, как считают многие исследователи его творчества, или он, как и многие наши выдающиеся современники, считал, что о таких вещах надо молчать".