Растекались тушки маленьких людей

Остывшая советская мечта. Фото Андрея Щербака-Жукова

Гедонист, будь готов!

(на мотив песни «Лейтенант, не забудь»)

Гедонист молодой и красивый

Курвуазье не спеша наливал.

В масле пряном сияли оливы,

И дымился французский 

«Житан».

Он кричал по айфону 

на Сирии.

«Успокойся! – сказала она. –

Гедонист, в Гондурасе 

и в Сирии

Без тебя обойдется страна.

Гедонист, разменяй 

фатерлянд на Таиланд,

Услаждая пупок и уста.

Если ты гедонист и молескин 

твой чист –

Значит, совесть чиста, 

как глиста».

Он хвалил спейс-иксовые 

старты

И в советский плевал луноход,

Проиграл в лотереях 

грин-карты,

Любит пальмы и пальмовый 

мед.

И не раз он, у стеночки плача,

Извинялся за наших 

в Крыму,

Анонимы усопшего Два.ча

Объяснили ему, что к чему:

Гедонист, будь готов, 

если видишь врагов,

Угнетающих сытых людей,

Выходить на ОМОН 

за дорблю и хамон,

Только помни, что зубы 

нужней.

Виниловые нимбы

Его тянуло к темным 

образам,

Огням притвора дымного, 

и все же

Он шёл туда, где егерский 

бальзам

Мешают с пивом выпуклые 

рожи.

Туда, где кружит мутную 

толпу,

Где можно спорить с дураком 

прохожим

И потемнеть лицом, когда 

во лбу

Под утро бродят выпитые 

дрожжи.

Кутят герои городского мифа,

Извечно куролесит мир теней.

Знай свое дело, старая олифа,

Пусть образаа становятся 

темней.

Дрожат огни и мироточат 

гвозди,

Косая тень ступает за порог.

Она стоит и ни о чем 

не просит,

И ничего не говорит ей Бог.

Все заново напишет 

старый инок,

А баба в муках заново родит.

И нимбы из виниловых 

пластинок

Споют божественно 

московский бит.

В лабиринте молла

В лабиринте молла,

Где смешались лбы,

Сальные носы и затылки,

Ты очнулась голой

Посреди толпы

В этой музыкальной 

копилке.

Растекались тушки

Маленьких людей

В зеркалах витрин, 

к шеншелям и платьям.

Скалились игрушки

На слепых детей

Полным эротизма 

проклятьем.

Не заметят люди

Твоего стыда

И пройдут насквозь, 

не заметят

Маленькие груди,

И ребристый стан,

И твои глаза цвета меди.

Ты жива для мертвых,

Призрак для живых,

Не видать тебе берегов 

загробных…

Будешь ты от черствых,

Алчных и скупых

Охранять невинных 

и робких.

В лабиринте молла,

Где смешались лбы,

Сальные носы и затылки,

Ты гуляешь голой

Посреди толпы

В этой музыкальной копилке.

Santa Golyanovo

От старого пруда пахнуло 

илом,

Вода стоит, как плавленый 

гудрон.

Потухший дом торчит 

большим зубилом.

Свет фонарей спускается 

на дно.

Гольяново остыло и уснуло,

Сложив своих прохожих 

под матрац.

Сны разбежались торопливым 

гулом.

За ними гнался одинокий Краз.

Он зарычал, как старый 

пауэрлифтер,

И раздавил осеннего жука,

Который так хотел увидеть 

Питер

И брызнул на ботинки мужика.

ВДНХ

ВЭ-ДЭ-ЭН-Ха...

Остывшая советская мечта,

Затерянная в снах 

соцреализма;

Загробный заповедник 

коммунизма,

Вальхалла для рабочих 

и крестьян.

ВЭ-ДЭ-ЭН-Хаа...

Исчезнувшей империи 

Пальмира,

Где молятся забытым 

божествам

Колхозница, рабочий и тиран.

Ковчег Советов, равенства 

и мира.

ВЭ-ДЭ-ЭН-Хааа…

Как бесконечный выдох 

Ильича,

Как вечная агония Хирама,

Почившего в стенах родного 

храма

В багровой плащанице 

кумача.