0
3297
Газета Интернет-версия

03.09.2003 00:00:00

Сталинский конкордат

Сергей Фирсов

Об авторе: Сергей Львович Фирсов - профессор Санкт-Петербургского государственного университета.

Тэги: сталинизм, церковь, история


Накануне

"Правду о религии в России" готовили к публикации в типографии бывшего "Союза воинствующих безбожников", по оплошности оставив гриф антирелигиозного издательства на части тиража. Предназначавшаяся преимущественно для распространения на Западе (в США, Англии, Швеции), на Ближнем Востоке и за линией фронта, книга имела некоторое распространение и в СССР, изумляя многочисленных атеистов, воспитанных в 1920-1930-х гг. в духе непримиримой классовой борьбы с "клерикальными пережитками".

Изумляться, действительно, было чему. Впервые за долгие годы Русской Православной Церкви дали возможность громогласно заявить о себе, публично указав мировой общественности, что свобода совести - неоспоримый факт конфессиональной жизни в СССР, что в советской стране никто и никогда не покушался на права верующих, а наказания и преследования затрагивали только клириков, выступавших против "народной власти". "Нет, Церковь не может жаловаться на власть, - писал в книге Патриарший местоблюститель и Московский митрополит Сергий (Страгородский). - В нынешнем (1942 г. - Прим. С. Ф.) году праздник Пасхи прошел при исключительных обстоятельствах. Над страной нависли грозные тучи. Она терпит лютое нашествие фашистов. Москва на осадном положении. Тем не менее правительство, идя навстречу желаниям верующих, в пасхальную ночь разрешило совершение богослужения в 12 часов ночи, хотя это было сопряжено с большим риском. Так где же гонение на Церковь?". Действительно, где же гонение?!

О гонении

За 15 лет до того, 29 июля 1927 г., митрополит Сергий подписал знаменитую "Декларацию", которая стала ценой легализации Православной Церкви в СССР. В "Декларации" указывалось, что, оставаясь православными, необходимо помнить долг быть гражданами СССР, радоваться успехам Родины и огорчаться ее неудачам. Но главное было не в словах. Именно тогда власти добились от Сергия и его Синода права контролировать кадры духовенства. Осуществление контроля над Церковью со стороны безбожной власти - принципиальная победа большевиков на "религиозном фронте", многое предопределившая на десятилетия вперед.

Правда, тогда судить об этом было преждевременно: оставалась надежда, что после "церковной капитуляции" советская репрессивная машина если не остановится, то, по крайней мере, ослабит свои обороты. Ничего подобного не произошло. 1930-е годы стали для Русской Церкви (как и для других религиозных организаций СССР) роковым временем. Считается, что к 1941 г. за веру было репрессировано 350 тыс. православных (из них не менее 140 тыс. священнослужителей). Особенно большую кровавую жатву собрал 1937 год: тогда было арестовано около 137 тыс. православных, причем 85,3 тыс. их них расстреляли.

Разумеется, в то время арестовывали и расстреливали не только сторонников митрополита Сергия ("сергиан"), но также и его противников "справа" (иосифлян, григориан, катакомбников) и "слева" (обновленцев). С религией решили покончить в кратчайшие сроки. К началу Второй мировой войны без учета присоединенных в 1939 - 1940 гг. Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии в СССР было не более 300 - 350 действовавших православных храмов. В 25 областях России не было ни одной церкви, в 20 - от одной до пяти. Комментировать здесь нечего: власти откровенно демонстрировали, что лояльная Церковь им так же не нужна, как и не признающие ее нелегальные религиозные структуры.

Новая ситуация и старые проблемы

Можно предположить, что для большевистского руководства, прежде всего для Сталина, вопрос о постепенном отходе от прежней схемы решения "религиозного вопроса" первой половины 1930-х годов в СССР стал актуальным уже после всесоюзной переписи населения 1937 г. Тогда, проверяя тезис об отмирании в стране победившего социализма веры в Бога, в опросные листы был включен и пункт о религии. Из 97,5 млн. ответивших более 55 млн. (56,7%) заявили о своей вере в Бога! Учитывая, что тогда "классовая борьба" была в разгаре, что богоборчество официально поддерживалось мощью не только идеологической, но и репрессивной машины, подобное обстоятельство выглядело для властей удручающе.

Накануне крупной войны организационный разгром крупнейшей религиозной конфессии СССР мог оказаться политически невыгодным и привести к самым неприятным последствиям. Конечно, результаты переписи можно было пересмотреть (что достаточно быстро и осуществили), но заставить десятки миллионов людей пересмотреть свои мировоззренческие позиции - едва ли. К тому же осенью 1939 г. и летом 1940 г. в результате расширения территории Советского Союза его гражданами стали 7,5 млн. православных, не знавших советского варианта свободы совести. Быстро провести чистки и уничтожить религиозные святыни новых граждан было бы политически ошибочно и технически трудно.

Таким образом, в СССР накануне Великой Отечественной войны оказалось 64 православных монастыря и 3350 храмов. Организационно они оказались в подчинении митрополита Сергия - лояльного гражданина социалистической Родины. За весь период руководства легальной Православной Церковью с 1927 г. митрополит Сергий практически ни разу не пошел против интересов безбожных властей, отвергая (когда большевикам было нужно) сам факт гонений на веру. Без преувеличения можно сказать, что к началу 1940-х гг. он сумел сохранить лишь подобие церковной организации, ибо принципы, на которых власти в 1920-е гг. допустили официальное существование Православной Церкви "тихоновского направления" (как тогда говорили), в дальнейшем оказались самими же властями попраны.

Советская власть отказывала Церкви во взаимности и не отвечала на верноподданнические заверения ее священноначалия. Да и православных иерархов в СССР накануне войны осталось всего четверо: митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), управляющий делами Патриархии архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский) и управляющий Новгородской и Псковской епархиями архиепископ Николай (Ярушевич). После присоединения новых территорий Сергий (Воскресенский) был отправлен в Прибалтику, а в марте 1941 г. возведен в сан митрополита. Так же изменились полномочия архиепископа Николая: в 1940 г. его назначили экзархом Западной Украины и Белоруссии, а в марте 1941 г. он стал митрополитом.

Экзарх Латвии и Эстонии митрополит Сергий (1897-1944) вскоре после начала Великой Отечественной войны остался на занятой немцами территории, заявил о своей лояльности оккупационным властям и, разумеется, в дальнейших церковно-политических "комбинациях" сталинского руководства участия не принимал. Оставшиеся же в СССР митрополиты Сергий (Страгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), напротив, стали главными действующими лицами разворачивавшихся тогда событий.

Особенно значима была роль Сергия (Страгородского) (1867-1944 гг.), человека несомненных дарований и большого честолюбия. Судьба этого иерарха поистине удивительна: он был председателем Религиозно-философских собраний в Санкт-Петербурге (1901-1903 гг.); был знаком с Григорием Распутиным; с 1905 г. регулярно вызывался для участия в заседаниях Святейшего Синода. После Февральской революции 1917 г. он оказался единственным "царским синодалом", вошедшим в "обновленный" революционным обер-прокурором В.Н. Львовым Синод. После появления в 1922 г. обновленческого движения Сергий одним из первых архиереев поддержал церковных самозванцев, но через несколько месяцев принес Патриарху Тихону покаяние и был принят в Церковь с сохранением сана.

Церковь и Отечественная война

22 июня 1941 г., узнав о немецком вторжении, митрополит Сергий сразу же пишет послание "Пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви", в котором безоговорочно заявляет о поддержке властей в предстоящей борьбе, напоминая православным о вождях русского народа - святых Александре Невском и Димитрии Донском. В любое другое время несанкционированное обращение к верующим могло стоить митрополиту головы. Однако в условиях разгоравшейся войны все прошло без последствий.

Сталин в своих первых военных выступлениях повторил пассажи сергиевского послания. 3 июля 1941 г. прозвучало необычное для коммунистического лидера обращение "братья и сестры" (наравне с "товарищами" и "гражданами"). Выступая на традиционном параде Красной Армии 7 ноября 1941 г., Сталин впервые упомянул героев прошлого: "Пусть вдохновляет вас в этой войне, - говорил вождь, обращаясь к армии, - мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!". Трудно сказать, использовал ли Сталин сергиевскую "подсказку", но очевидные совпадения митрополичьего послания и сталинской речи налицо.

Как бы то ни было, факт остается фактом: в 1941 г. вождь не был заинтересован в атеистической пропаганде. Единство народа перед лицом серьезной внешней угрозы не пустой звук. В подобных условиях не принять протянутую Сергием руку являлось верхом политической близорукости. А Сталин был прежде всего прагматик. Он прекрасно знал, что на захваченной территории немцы не препятствовали возрождению церковной жизни, что религиозный фактор учитывался гитлеровским руководством, и не хотел отдавать своим врагам такой козырь.

"Внешний фактор"

Сталин, как известно, активно добивался открытия Второго фронта, надеясь на военную помощь США и Англии. 1942 год стал временем, когда эти надежды стали постепенно оформляться в дипломатические акты. Советский диктатор знал о том, что Рузвельт интересовался состоянием "религиозного вопроса в России" и что положение Русской Православной Церкви весьма интересует английских союзников СССР.

Книга "Правда о религии в России", таким образом, должна была стать первым шагом на пути конструирования "правильных" (для общественного мнения Запада) церковно-государственных отношений в СССР. Однако остановиться лишь на пропагандистском моменте Сталин не мог: Запад должен был не только прочитать, но и услышать о положении верующих в России непосредственно от иерархов крупнейшей в стране Церкви. Подготовка такой встречи была делом непростым, но игра очевидно стоила свеч.

В начале осени 1943 г. руководители стран антигитлеровской коалиции (США, Англии и СССР) готовились к первой встрече в Тегеране. На эту встречу Сталин возлагал большие надежды, связанные с открытием Второго фронта. Стремясь воздействовать на союзников, советский диктатор использовал общественные движения Англии и США, в том числе и английский Объединенный комитет помощи Советскому Союзу. Во главе этого комитета тогда находился "красный настоятель" Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон, давний друг СССР и один из наиболее влиятельных клириков Англиканской Церкви. Джонсон рассматривался Сталиным в качестве важного партнера, который мог повлиять на процесс сближения позиций союзников.

Руководство Англиканской Церкви еще летом 1943 г. выразило желание посетить Москву. Накануне Тегеранской конференции подобный визит оказывался как раз кстати. Но для того, чтобы он прошел на высшем уровне, предпочтительнее было бы организовать встречу англиканской делегации не с местоблюстителем, а с Патриархом. Избрание Предстоятеля РПЦ после 18-летнего перерыва сразу показало бы союзникам, что в СССР православие пользуется всеми атрибутами самостоятельной конфессии, не испытывая государственного прессинга.

Зная, что конференция намечена на конец ноября, надо было торопиться, дабы успеть не только "продемонстрировать" Патриарха, но и получить политические дивиденды от этого "просмотра". Так сентябрь 1943 г. стал новой вехой церковно-государственных отношений в СССР.

Встреча в Кремле и избрание Патриарха

Для проведения новой политики в отношении Церкви нужно было определить, какой государственный орган будет претворять ее в жизнь. Сталин пришел к вполне логичному заключению, что эффективнее всего этим сможет заняться Наркомат государственной безопасности, созданный в апреле 1943-го.

С августа 1943 г. переговоры между представителями НКГБ и Московской Патриархии велись достаточно интенсивно. Тогда же Сергию (Страгородскому) разрешили вернуться в Москву из Ульяновска, где митрополит находился в эвакуации с конца 1941 г.

4 сентября в столице находились также и митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), еще в 1942 г. введенный в Чрезвычайную государственную комиссию по выявлению и расследованию немецких преступлений.

В тот день Сталин находился на своей даче в Кунцево, где обсуждал церковные вопросы с Георгием Маленковым и Лаврентием Берией, а также с полковником госбезопасности Георгием Карповым, с 1940 г. возглавлявшим 3-й отдел 5-го управления НКВД. Этот отдел занимался церковными делами в центральном аппарате наркомата. Вождь интересовался нуждами Русской Православной Церкви, бытом иерархов, расспрашивал о Патриархе Тихоне. Однако больше всего Сталина волновали внешнеполитические связи РПЦ.

Сегодня среди исследователей практически нет сомнений в том, что Сталин хотел превратить Русскую Церковь в своеобразный центр международного православия, который устраивал бы Кремль и отвечал его внешнеполитическим амбициям. Собственно, в Кунцеве и были принципиально решены основные вопросы церковной жизни.

Сразу же после встречи со Сталиным Карпов созвонился с митрополитом Сергием и сообщил ему, что правительство готово принять иерархов, когда они захотят: сегодня, завтра или в любой другой день. Разумеется, митрополит ответил, что они согласны приехать немедленно. Поздно вечером в Кремле митрополиты Сергий, Алексий и Николай встретились с тем, кто всего за несколько лет до этого совершенно сознательно позволял уничтожать Церковь. Сталин поблагодарил иерархов за патриотическую деятельность и поинтересовался проблемами Церкви. Митрополит Сергий поднял вопрос об избрании Патриарха, для чего, по его мнению, необходимо было созвать Поместный Собор. Сталин, естественно, проявил полное понимание, указав только, что в данных условиях лучше всего созвать не Поместный, а Архиерейский Собор. Власти спешили и даже предложили Сергию "проявить большевистские темпы" в деле организации этого Собора, обещая всемерную помощь и поддержку. В итоге было принято совместное решение об открытии Собора 8 сентября.

Сталин считал необходимым воссоздать духовные академии и семинарии, но местоблюститель был вынужден отказаться, полагая, что на тот момент у Церкви хватит сил лишь на богословские курсы. Легко был решен и вопрос об издании Журнала Московской Патриархии: власть, давно сломившая даже намек на сопротивление, могла не опасаться, что в церковном журнале появятся материалы, в которых она не заинтересована. Сталин не возражал даже против того, чтобы советские власти рассмотрели список репрессированных клириков на предмет возможной реабилитации. Не забыл он и "квартирный вопрос", выделив Патриархии здание в Чистом переулке, которое ранее занимал германский посол Шуленбург. Тогда же митрополиты были проинформированы о создании Совета по делам РПЦ во главе с Георгием Карповым.

8 сентября 1943 г. 19 иерархов, некоторые из которых были недавно освобождены из мест заключения, избрали нового Патриарха. Им стал митрополит Сергий (Страгородский). Через шесть дней было принято постановление об организации Совета по делам РПЦ. После многих лет репрессий подобные изменения в религиозной жизни воспринимались как начало новой эры. Ныне покойный архиепископ Михаил (Мудьюгин) вспоминал, что после сообщения в "Известиях" о встрече в Кремле некоторые партийные чиновники пребывали в шоке, спрашивая: "Что же, нас теперь заставят в церкви молиться?". Никто их молиться не заставил, и вскоре это стало ясно даже самым наивным.

Проблема заключалась в ином. Власть, когда ей потребовалось, призвала Православную Церковь себе на помощь, и Церковь сразу же откликнулась, самостоятельно озаботившись моральным прикрытием этого странного, на первый взгляд, призыва бывших гонителей. "Пусть Церковь была отделена от государства, - писали церковные биографы Патриарха Сергия вскоре после окончания Великой Отечественной войны, - но в этом отделении она обрела духовную свободу, не стесняемую никакой государственной опекой. Пусть государство считает религию частным делом, но для православных русских людей интересы веры неразрывно связаны с развитием, силой и славой Родины. Так наметились в сознании верующих основы взаимных отношений между Церковью и государством. Историческим выражением этого сознания и явился прием трех митрополитов главой советского государства И. В. Сталиным 4 сентября 1943 года".

Зачем государству вспоминать свои прошлые ошибки и преступления, если их не просто прощают, но и оправдывают, если сам новоизбранный Патриарх Сергий в своем послании 1943 г. заявил, что "явил нам Господь Свою благодеющую Десницу в истекающем государственном (!) году и тем, что "возглаголал в сердце правителей наших благое и о Церкви Своей Святой", что и привело к восстановлению у нас патриаршества". Откровеннее не скажешь. От "симфонии", как видим, отказываться трудно, хотя большевистская "симфония" не только изначально порочна, но и кощунственна: ведь от своих стратегических целей - построить безбожное государство - коммунисты никогда не отказывались.

Между прошлым и будущим

Спаянность с политической системой всегда дорого обходилась Православной Церкви в России. Не будем забывать, что в том же 1943-м "государственном" году было репрессировано более тысячи священнослужителей, из которых 500 человек казнили. Советское государство не стало и не могло по своей природе стать "истинным другом" Церкви, хотя иногда помогало ей восстановить "единство", как это было, например, в 1946 г. при ликвидации унии в Западной Украине.

Впрочем, после 1943 г. существование Русской Православной Церкви осложнялось не только тем, что она стала заложницей советских внешнеполитических планов, но и необходимостью публично оправдывать враждебный ей строй. Советскую систему было необходимо не только принимать, но и оправдывать. Отсутствие четкой грани между патриотизмом и верностью церковным принципам скорее не вина, а беда тех, кто шел вслед за Патриархом Сергием, часто вынужденно помогая созиданию "королевства кривых зеркал". Его крах в 1991 г. вполне естественно стал началом высвобождения Церкви от государственной опеки и приобретения ею опыта "не-симфонического" существования.

Слишком тесные государственные "объятия", даже если это объятия друга, неизбежно станут для Церкви политическим обручем. Это, думается, и есть главный вывод, который стоит сделать, вспоминая кремлевскую встречу 1943 г.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Попытка монетизировать защиту окружающей среды как признак агонии западного мира

Попытка монетизировать защиту окружающей среды как признак агонии западного мира

Дмитрий Гусев

Глава “Роснефти” на Веронском форуме рассказал, кому выгодна политика форсированного энергоперехода

0
289
Байкал готовится к натиску туристов

Байкал готовится к натиску туристов

Владимир Полканов

Развитие инфраструктуры и контроль над потоками отдыхающих позволят обезопасить экосистему озера

0
696
Андрей Фомин: «С Максимом Никулиным мы не конкуренты»

Андрей Фомин: «С Максимом Никулиным мы не конкуренты»

Елизавета Авдошина

В Москве готовится к открытию «Театр на Цветном»

0
716
В Москве пройдет финал премии детского и юношеского танца

В Москве пройдет финал премии детского и юношеского танца

НГ-Культура

0
703

Другие новости