Мария Давыдова
На молодых-красивых смотреть всегда приятнее.
Джованни Антонио Пеллегрини. Аполлон. 1718. Маурицхёйс, Гаага, Нидерланды
Свободный человек
Один человек заполнял анкету в институт.
В графе «семейное положение» написал: «свободный человек».
В графе «дата рождения родителей»: «неприлично спрашивать женщину, сколько ей лет».
В графе «уровень владения иностранным языком»: «ужасно владею английским»...
И так далее.
Пришлось покупать замазку и все это великолепие закрашивать.
Мать, конечно, недоглядела, спору нет.
Спортивное начало дня
Утро перед концертом: сбор у служебного входа в Московский дворец молодежи в 8.25 – как мы любим (не очень на самом деле: в выходной мы любим поспать). Подъем соответственно. А некоторые, которые я, вообще плохо спят, если знают, что будильник на без чего-то семь. Можно сказать, почти и не спят.
Короче, подняла я музыканта, горло полоскать, еду есть, нос мазать, палочки не забыть. Такси вызвала, перекрестила, пожелала...
Такси подъехало – пошел.
Мать с тревогой глядит вслед.
Потом переводит взгляд на дверь – тадааам: на ней висит с вечера заботливо выглаженный концертный костюм в чехле.
Прямо перед носом – двумя носами. Один нос уже ушел.
С кудахтаньем и причитаниями «Ах, батюшки, ах, что же это делается!» хватаю пуховик, напяливаю на пижаму и в тапках, не закрыв двери и без ключей бегу вниз – только капюшон успела накинуть.
Это было спортивное начало дня. Так быстро по лестнице я давно не бегала.
Выбегаю – картина маслом: тетка в тапках, из-под куртки пижама, вид безумный, орет «Петя! Петя!» на весь двор. А Петя уже дверцу такси захлопывает.
И звонить ему, да, бесполезно: он звук отключает и без напоминания не включает.
Но от моего вопля не то что Петя обернулся – снег с деревьев сошел лавиной, а те из соседей, кто еще спал, – проснулись.
Так что оркестрант в итоге уехал с костюмом, палочками, ботинками, паспортом, расческой (загибает пальцы)...
Короче, норму ГТО по спортивному бегу по лестнице с препятствиями в виде тапок я точно сдала.
И еще по спортивному воплю – но такой номинации нет, к сожалению.
Кудрявые Аполлоны
Однажды я училась в РГГУ: взрослая уже была, с двумя детьми под мышкой, а училась среди деточек.
Ну, неважно, я не об этом хотела рассказать: была у нас замечательная и всеми любимая преподаватель (ница), которая к моменту защиты моего диплома уже вот-вот должна была пополнить ряды молодых мам. И вот, помню, заканчивается пара, идем обедать. Впереди наша любимица – решительно проносит свой беременный живот мимо гордой надписи «Столовая для преподавателей» и направляется в сторону студенческой кормушки.
Я, конечно, спрашиваю, мол, почему так? Действительно, странный выбор: в профессорской едальне тишина и благолепие – очереди нет, никто не кричит «Я здесь стояло» и не приводит с собой половину группы под лозунгом «мы все занимали». Свободных столиков, опять же, хватает на всех преподов, а вот на студентов – не всегда и не на всех.
– Странный вопрос, – отвечает наша веселая преподавательница. – Сами поглядите: кого мы видим в профессорской столовой и кого в студенческой? Разумеется, я предпочту принимать пищу с видом не на старцев с животами и остатками седин, а на молодых кудрявых Аполлонов!
Теперь к дню сегодняшнему: друзья позвали на концерт. Два концерта, отец и сын играют – можно выбрать.
Отец – умудренный пианист, сын зато прекрасный и с кудрями по плечи.
Послушала в интернете: объективно отец как пианист однозначно лучше!
Но мы-то на сына собрались идти, вот в чем загвоздка.
Тут-то я и вспомнила историю про молодых кудрявых Аполлонов.
Моя маленькая моцартиана
Между тем день рождения Моцарта.
При этом никаких концертов в честь Моцарта не нашла – только маленький Рахманиновский зал предлагает скромный вокальный вечер.
Решила тогда сама праздновать. А как отпраздновать-то? А вот так и отпраздную.
– Буду, – думаю, – сегодня все делать в честь Моцарта.
Еловые ветки убрала – в честь Моцарта.
Колючки подмела (пять раз) – в честь, опять-таки, Моцарта.
В честь него же спрятала гигантского ватного Дедушку Мороза, Снегурочку с фарфоровым личиком, а также их более мелких новогодних друзей на антресоли.
Изжарила котлеты по-моцартовски и изготовила моцартовский псевдоплов с индейкой.
Спела арию Папагено на собственные слова и в собственной аранжировке – три раза.
Еще запланирован большой моцартовский поход за продуктами и вынос елки имени Моцарта.
На этом моцартиана скорее всего завершится.
Перечитала – довольно много набралось мероприятий. А что делать, если крупные площадки вроде Большого зала Консерватории или зала Чайковского молчат – приходится самим выкручиваться!
Верхнее 150
Однажды я пошла в аптеку. Однажды – это сегодня. Захожу и вижу на входе очень грустную девушку.
Пригляделась: скорее это не девушка, а бабушка, только маленькая, худенькая и какая-то, я бы даже сказала, слегка синеватая от холода. А и станешь синеватой: она там за столиком специальным посажена, чтобы измерять всем желающим давление. Столик прямо напротив входа, аптека бюджетная, посетителей хватает.
Дверь то и дело открывается: колокольчик – звяк, ветер пополам со дождем – у-у-у – врываются в распахнутую дверь. Поэтому, вероятно, и желающих измерить свое драгоценное давление не наблюдается: не будешь же на куртку напяливать манжету. А раздеваться холодно.
Хотя в самой аптеке довольно тепло. Но на входе нет – холодно и неуютно.
Вот так вот: банкетка рядом со столиком пустует, работница тонометра грустит и кутается в платок поверх жилетки.
Смотрю сочувственно. Наконец решаюсь:
– Что же вас посадили так неудачно? Вы тут, наверное, совсем замерзли?
Дама, вместо того чтобы сердито отправить меня с моими очевидностями по пионерскому адресу, смотрит жалобно и кротко:
– Да, неудачно, вы правы. А может быть, вы хотите измерить давление, девушка?
«Девушка», разумеется, тут же решает вопрос в положительную сторону: запихиваю заказанные мною медикаменты в рюкзачок, присаживаюсь на стульчик:
– А можно я только руку вытащу, а куртку снимать не буду?
– Конечно, можно...
Дама ловко закрепляет манжету, измеряет, измеряет, измеря...
На этом месте я, извините, очень некстати икаю.
А (вдруг вы не знаете) если икнуть, то давление моментально подскочит.
Потом оно, вероятно, так же моментально и опустится, но поздно – приходится измерять заново.
– Ой, а у вас верхнее 150!
– Нет, что вы, это я просто икнула, оно и подскочило. При верхнем 150 я обычно лежу и вообще не такая бодрая. Давайте заново измерим!
– Давайте, только теперь на другой руке.
Покорно вытаскиваю другую руку, присаживаюсь поудобнее: измеряем, измеряем, измеря...
– Извините, пожалуйста, но я снова икнула!
Девушка-бабушка смотрит на меня вопросительно, видимо, силясь понять, издевается ли странная на вид дама над работником аптеки или она и вправду слегка придурковата.
От этого кроткого взгляда на меня в дополнение к икоте нападает почему-то безудержный смех. Вот буквально только что я была мрачнее тучи: мрачно шла по улице, мрачно глядела по сторонам, мрачно принимала удары судьбы в виде атмосферных осадков, мрачно открывала аптечную дверь. А теперь, когда мрачность и покорность судьбе, казалось бы, вполне уместны, я нервно икаю как первокурсник при виде зачетки и веселюсь с тонометром на предплечье.
Видимо, мое соло звучит довольно заразительно, потому что синеватая дама вдруг бросает свою грушу и тоже давай веселиться.
Так мы с ней хохочем на пару, а посетители аптеки на нас оглядываются и тоже начинают потихоньку улыбаться.
Работница аптеки от смеха тут же розовеет, перестает быть похожа на бабушку с тонометром и превращается в симпатичную даму средних лет с ямочками на щеках.
Тут, вероятно, к месту было бы ввернуть про то, что смех продлевает жизнь.
Но я не буду – все и так знают, что продлевает.
Давление у меня, кстати, оказалось вполне себе годное, даже слегка низкое – учитывая предыдущее бурное веселье (от смеха оно тоже кратковременно поднимается, а вы не знали?).
На прощание мне подарили памятную наклейку с каким-то аптечным названием, которая тут же затерялась в моем бездонном кошельке.
Когда-нибудь я найду ее и вспомню историю про то, как измеряла давление и на меня так некстати напала икота.
И про синеватую бабушку, которая оказалась совсем не бабушкой, а вовсе даже почти девушкой, вероятно, тоже вспомню.