Помню, Ирина Муравьева в фильме «Карнавал» пела: «Позвони мне, позвони!» Мне в детстве хотелось так же. И пусть на меня все смотрят и плачут.
Когда в институте начались занятия, мы делали этюды, изображали какие-то предметы, животных. Несколько лет в бесформенных лосинах. Вот я пылесос. Вот кофеварка. Тогда я не могла понять: «Зачем? Куда я пришла? Неужели это и есть актёрская профессия? Чтобы потом блистать на сцене и в кино, я должна наблюдать за бомжами?» Мне хотелось на сцену, хотелось героических ролей. Главных, конечно. А тут собаки и кошки.
Мой педагог Римма Гавриловна Солнцева говорила: «Здесь есть момент веры». Если ты способен во что-то поверить, то сможешь сыграть. Теперь я могу поверить, что я не только пылесос.
На четвертом курсе Римма Гавриловна поставила спектакль «Двое на качелях», с отрывком из которого я показывалась в театры. Именно эта роль, наверное, была для меня прорывом в профессии. Открылась какая-то труба. Пришло понимание собственных возможностей. Всё, что произошло позже, ≈ по-прежнему закоулки этой трубы. Мне кажется, какие-то ниточки тянутся оттуда до сих пор.
После института в 2002 году у меня было несколько предложений, между которыми стоило выбрать. Меня приглашал БДТ, приглашал Калягин. Я почти случайно показалась в Московском ТЮЗе: театру нужны были мальчики ≈ подыгрывала однокурснику. И поступило предложение от Генриетты Наумовны Яновской. Предложение показалось самым расплывчатым: конкретных ролей она предложить не могла. Ну и самым заманчивым.
Когда пришла в театр, меня ввели в текущий репертуар ≈ в детские сказки: «Золотой петушок», «Оловянные кольца», «Свидетель обвинения», «Счастливый принц», «Два клена». Я, как, наверное, многие актёры, не люблю вводные роли. Это как ходить в чужом пальто. Хочется самому репетировать, делать роль.
Период детских спектаклей длился года три. Правда, была и работа с Камой Мироновичем Гинкасом. Он перенёс дипломный спектакль своего курса «Сны изгнания» по картинам Шагала на сцену театра. Это была моя первая премьера.
С Гинкасом очень интересно работать. Я ему доверяю. Он с ходу набрасывает, в какую сторону двигаться. Пытаюсь что-то делать, а ему нравится или нет. С ним у меня есть то, что называется актерской свободой. Он ни на чём не настаивает. Все наши объяснения происходят в воздухе. Его задача ≈ подбросить. Моя ≈ поймать. Я знаю, что многие с ним внутренне конфликтуют. Он им кажется жестким. Мне так не кажется. Вся его режиссёрская жесткость мне как актрисе только на пользу. И спектаклю тоже.
Правда, на сегодняшний день ещё не было такого, чтобы про какую-то свою роль я могла бы сказать: «Хорошо!» По поводу ролей в институте ≈ да, теперь могу сказать: «Круто!» А по поводу профессиональных работ ≈ нет. Есть, конечно, отдельные домашние радости. Но горы выше.
Вот если бы Гинкас что-нибудь снова захотел поставить┘
Актёр ≈ очень зависимая профессия. Зависишь от всего и от всех ≈ от настроения, от партнеров, от режиссёра, от зрителей.
Играешь, а какой-то зритель сидит в первом ряду и комментирует. Или вздыхает в те моменты, в которые я сама себе кажусь искренней. Меня это, конечно, бесит.
Если зритель живёт в течение полутора часов отдельной жизнью, то либо я виновата, либо зритель не готов подключиться. Какое-то время пытаюсь его добить. Но на зрителя бесполезно злиться. Он по-своему прав.
Бывает, играешь полтора часа, и зритель скучный и сама ты какая-то не такая, руки-ноги не оттуда растут. Надо как-то доигрывать. Пыжиться нечего. Все заметят, что ты глаза пучишь. Что есть, то есть.
Хотя я и сама в последнее время по театрам не ходок. Мне скучно. Не думаю, что у меня есть проблема с восприятием. Наоборот, жажду, чтобы мне что-то показали. Может, ожидания не оправдываются ≈ каждый раз разочаровываюсь. Последнее время уже ничего не жду. Хоть бы что-то было живое. Мне все равно ≈ современная драма, классика. «Колобка» тоже можно поставить гениально.
А кино┘
Все мои открытия в кино были пока, скажем так, технического характера. Работа-то одна и та же. Например, в «Космосе как предчувствие», моей дебютной работе, были прекрасные любовные сцены с Женей Мироновым. Сначала нас снимали в лесу, в листьях, на земле. Было холодно. Вокруг все ходят в дутых куртках, а ты в каком-то пальтишке изображаешь жаркую страсть с мужчиной. И как-то не жарко. По техническим причинам сцена не получилась. Решили переснять. Переснимали в спортзале. Навалили листьев на какой-то пятачок. И вентилятор гонял эти листья.
В художественном кино, там, где ты должен наиболее органично и достоверно существовать, вдруг оказывается, что всё сделано с помощью вентилятора!
Помню, мне очень хотелось сняться под дождём. Ливень, как эффектно! В картине Андрея Прошкина «Солдатский декамерон» я снималась как раз под дождём. Поставили брандспойт. Подумала: «Понятно. Вот так в кино идёт дождь».
Вода залила всю одежду, уши. Говорить было практически невозможно. Зато узнала, как делается дождь и туман. Кстати, туман ≈ это дымовые вонючие шашечки.
Жду других открытий.
Ольга Соловьева 
