Дарья Курдюкова Построить собственный стиль в искусстве (как по форме, так и по содержанию) ≈ найти свой имидж-image-образ ≈ серьезное дело. Если повезет, через сколько-то лет имя начнет работать на художника. Очевидные вещи. Но вот что делать дальше, когда ниша уверенно занята и при произнесении фамилии N в голове быстренько разворачивается виртуальный список деяний, концепций и прочих творческих заслуг ≈ продолжать или не продолжать? Проторенная самим же персонажем дорожка может завести в безнадежный тупик. Впрочем, может и не завести. И каковы формы зависимости от продолжения?..
Зависимость от продолжения начатой темы напоминает лабиринт, внутри которого ветвятся/роятся вопросы художественной манеры, обсуждаемой темы (сколько нужно высказаться по такому-то поводу, чтобы он потерял свою актуальность?), выставочной политики, навязываемого самим временем контекста┘ Причем все это ≈ как со знаком «+», так и со знаком «–».
Эпоха, сформировавшая художника и приготовившая ему место в той или другой тематической нише, может не захотеть отпускать. Например, известный своими соц-артистскими объектами Борис Орлов, концептуалист Илья Кабаков, лианозовец Оскар Рабин ≈ и не только они ≈ сосредоточились на советской мифологии в том или ином изводе. Союз рухнул, но дававшая вдохновение пища осталась ≈ превратившись из реальной в род некоей ностальгии. Большая и очень запомнившаяся ретроспектива Орлова нынешней весной в Московском музее современного искусства отнюдь не выглядела перепевом, а прозвучала очень колоритно ≈ римско-советской (имперской) одой. В «тотально» инсталлированный «Туалет» во время кабаковской ретроспективы на Винзаводе выстраивалась очередь, смешно путаясь в «эм» и «жо». Наконец, Оскар Рабин приехал из Парижа с выставкой в Третьяковку ≈ вовсе не для того, чтобы показать нечто и произвести фурор ≈ с прежними покосившимися окраинными лачугами, с приклеенными портретами, рубликами и этикетками┘ Аутентичного исторического контекста нет, Кабаков и Рабин давно не живут в России ≈ но такое искусство по-прежнему увлекает. Это по-прежнему работает. Не только оттого, что сейчас (и в мире, и у нас) модно обсуждать СССР и его жизнь. Но оттого, скажем, что за художественным продуктом стоит конкретная история конкретного человека, возникшая в соприкосновении, в трениях со временем. Эту тему невозможно, нежелательно (ни для автора, ни для нас), не нужно завершать.
Несколько иной сценарий развития событий наблюдается в post-USSR. Так, «возмутительной» (для общественного равнодушного спокойствия) сиреной вскрикнула «Эра милосердия» «Синих носов» (здесь только ленивый не вспомнит характеристику бывшего министра культуры Соколова, данную им парижской выставке русского искусства из ГТГ: «позор России»). Целующиеся менты требуют к себе милосердия и сами его излучают. Все составляющие ≈ хоть милосердие, хоть милиционеры (с этой точки передаем привет «Милицанерам» Дмитрия Алексаныча Пригова) ≈ животрепещут своей актуальностью, колют глаз эпатажем. Эпатаж распахнул дверь на арт-сцену и Олегу Кулику: человека-собаку («воспетого» недавно документальным фильмом Евгения Митты) будут помнить очень долго.
Кулик неоднократно раздевался, лаял, бросался на людей и всячески «пакостничал». Серийность поведения ≈ тоже одна из черт актуальной художественной жизни. Желание высказаться основательно, много, подробно ≈ это серии Александра Виноградова и Владимира Дубосарского «Подводный мир» (на тему масскульта) или «Времена года русской живописи» (живописные коллажи-попурри из известных живописных цитат). А также серии «Синих носов» с «Новыми юродивыми» в исподнем на фоне Кремля, ХСС и прочих памятных мест; растиражированное ими непристойное «Маски-шоу (политические танцы)»┘ По форме это не что иное, как реакция (ироничная, злая, с напористым характером) одновременно на спрос и на предложение времени. Сериалы? Ток-шоу? Ценности и авторитеты? Как же ≈ сейчас мы вам покажем! Есть серии и циклы работ, есть, наконец, зацикленность (чем те же «Синие носы» иногда грешат) ≈ когда острота сказанного притупляется (а может, кто-то бы сказал, что обостряется) от количества реплик. Задав однажды аудитории и себе какую бы то ни было планку, ты вообще-то не имеешь уже права делать нечто в том же духе, но менее острое ≈ либо изворачивайся, либо меняй сюжет. Слишком жесткая конкуренция.
Пожалуй, более спокойный вариант ≈ придумать себе историю и развивать ее хоть до бесконечности. Делать, например, Даблоидов и Водолазов и ≈ как Леонид Тишков ≈ перемешивать их жизнь со своей. Или ≈ из другой сферы ≈ как Франциско Инфанте, взявший себе для исследования супрематические артефакты, возводящий в пространстве и на плоскости и из них же вылавливающий геометрические структуры, отражения, взаимопроникновения. С 60-х и до сих пор.
Чем острее сюжет, тем строже зависимость от темы. Подоспеть к миллениуму с картиной «Христос в Москве» (Виноградов и Дубосарский представили обнаженного Христа на Маяковке рядом с глянцем рекламы) или объединить Пушкина, Христа и Путина мушкетерским «Один за всех и все за одного!» (как сделали «Синие носы») ≈ значит впрячься в соревнование. В случае же разработки какого-то эксклюзивного мотива, изобретенного и «запатентованного» самим художником (см. Тишкова и Инфанте), то его просто либо понимают и принимают, либо нет. Если угодно, тут речь о зависимости от продолжения ≈ но перед собой. А вот религия (особенно учитывая столь болезненные реакции «Народного собора») и политика ставят автора высказывания в зависимость от реакции извне. Так, в своих путинских картинках Дмитрий Врубель и Виктория Тимофеева, спору нет, над темой потрудились, но только ее развитие в ключе ипостасей такого-то начинает приедаться. Фарид Богдалов, «вжививший» в начале 2000-х вместе с Сергеем Калининым в репинское «Торжественное заседание Государственного совета» новых политических персонажей (чтобы получить «Заседание Федерального собрания»), первым включился в медведиану, изготовив сразу же после выборов два медведевских портрета и пообещав регулярно фиксировать психологические изменения на высокопоставленном челе. Надо сказать, что в первых работах без авторских разъяснений отыскать различия оказалось весьма непросто┘
В конце концов, всегда нужно помнить: «Ты сам свой высший суд┘» Впрочем, суд ≈ также и зритель (хотя не в первую очередь), куратор и галерист, коллекционер┘
Интересный поворот совершает обозначенная тема в сквозных проблемах (тех, про которые пишутся статьи и книги в духе «нечто с древности и до наших дней»). И тем интереснее, чем неосознаннее получаются подчас переклички. Есть, например, в пьесе Иосифа Бродского «Мрамор» момент, когда античные герои Публий и Туллий, оказавшись зэками во вполне современном (не без аллюзий на советское время) историческом антураже, как бы от нечего делать начинают фехтовать. Дискуссия разворачивается синхронно с выпадами и отступлениями. А потом, играя в теннис, Кабаков будет так же пикироваться со своим партнером ≈ с Гройсом, к примеру. О чем речь?
В конечном итоге ≈ всегда о свободе или об отсутствии оной┘
Дарья Гармоненко 