Армен Ханбабян ХОТЯ армяно-российские межгосударственные взаимоотношения остаются пока безоблачными, а существующее между двумя государствами стратегическое партнерство служит своего рода положительным образцом сотрудничества в рамках СНГ, отдельные тенденции во внешней политике Москвы начинают вызывать определенные сомнения у некоторых армянских аналитиков. И результаты выборов в Госдуму способны это беспокойство еще более усилить.
Несмотря на расхожее мнение о якобы отсутствии у блока "Единство" какой-либо идеологии, очевидно, что это не так. Разумеется, конкретная система взглядов у "Единства" имеется и определяется как "просвещенный патриотизм". Но, конечно, дело не в терминологии, а в действиях, принципах и подходах, определивших успех блока и, что более актуально, стоящего за ним премьер-министра. В глазах общества реальным проявлением "просвещенного патриотизма" стала нынешняя чеченская кампания, которая была делом предрешенным. Вторжение боевиков в Дагестан стало лишь поводом к началу боевых действий. Причины намного глубже.
Думается, что первым видимым проявлением новых российских подходов стал знаменитый ночной марш десантников из Боснии в Косово. При этом ясно, что политиками, принявшими это, как тогда казалось неожиданное, решение, двигали соображения более серьезные, нежели просто стремление возродить попранное неудачами последних лет чувство национального достоинства. Операция, поколебавшая российские позиции на международной арене, была, как теперь стало ясно, предпринята исключительно из соображений внутриполитического характера. Появление российских войск в Косово "явочным порядком" не только нанесло сильнейший удар по надеждам албанцев на отделение края от Югославии. Оно - и это много важнее - продемонстрировало, что Москва не только никогда не согласится с идеей чеченской независимости, но и, невзирая на неизбежные международные осложнения, сделает все, чтобы избежать возникновения аналогичного правового прецедента. Именно после этого очередная война в Чечне стала неизбежной. Кстати, этим, на наш взгляд, объясняется достаточно неожиданная и как бы не имеющая оснований замена премьер-министра Сергея Степашина на Владимира Путина. Откладывать на фоне событий в Косово решение чеченской проблемы стало невозможно, и скорее всего было решено, что деловые и личностные качества Путина, способного быть решительным и брать на себя ответственность, отвечают поставленной задаче.
Сегодня, когда авторитет премьер-министра и оглушительный успех патронируемого им блока свидетельствуют о полной поддержке обществом подобных подходов и идеологии, нетрудно понять, что Россия превращается в основного и весьма последовательного противника самой идеи права нации на самоопределение. Это объективно, это объясняется российскими реалиями, и констатация этого обстоятельства позволяет понять, чем именно вызваны смутная тревога и смущение наиболее дальновидных армянских дипломатов и политиков. Бесспорно, Москва и Ереван, хотя и по разным причинам, весьма заинтересованы друг в друге. Россия видит в Армении не только естественного геополитического партнера, но и стратегического союзника, отношения с которым фактически делают бессмысленными любые попытки "выдавить" ее из региона. В свою очередь, Армения небезосновательно считает, что военно-политический альянс с северным гигантом является одной из важных составляющих системы национальной безопасности. Но проблема в том, что не менее важной составляющей этой системы является контроль за Нагорным Карабахом, что исключает его пребывание в составе Азербайджана.
Принято считать, что Ереван и Степанакерт сумели добиться фактически независимости Карабаха в немалой степени благодаря в целом доброжелательному отношению Москвы. Последние события, однако, свидетельствуют, что по крайней мере сегодня это совершенно не так. И вряд ли будет ошибочным предположение, что твердый отказ Азербайджана согласиться на предложение посредников Минской группы ОБСЕ создать с Карабахом так называемое "общее государство" не вызвал в Москве слишком отрицательной реакции. Не случайно Россия не стала настаивать на этом варианте, хотя и могла в свете интересов стратегического союзника и с учетом своих отношений с Баку более активно его лоббировать. Этого не произошло, хотя армянская сторона не раз называла проект "общего государства" компромиссом и утверждала, что дальнейшие уступки невозможны, ибо крайне опасны. Мимо внимания армянских наблюдателей не прошли и заявления Владимира Путина о том, что Россия рассматривает в качестве стратегических свои отношения со всеми странами Содружества. На деле это не может не означать пересмотра определенных приоритетов.
Подобная политика, вероятно, может показаться прагматичной. В то же время она удивительно напоминает некоторые подходы, демонстрируемые союзным Центром на заре карабахской эпопеи. Нет смысла напоминать, к чему привел подобный прагматизм. Но следует также заметить, что он избавил общественное мнение региона от многих устоявшихся иллюзий. Возможно, пришло время избавляться уже от мифов, созданных в последние годы.
Недавно министр иностранных дел Армении Вардан Осканян осторожно заявил, что, если отношения между Россией и Западом будут ухудшаться и впредь, Еревану придется сделать свой выбор. Есть основания считать, что взаимоотношения держав как причина возможного пересмотра приоритетов названы лишь для придания "дипломатического антуража" выражению тех очевидных опасений и сомнений, которые ныне существуют в Армении. Фактически это напоминание Москве о том, что прагматизм без границ не всегда служит благодатной почвой для действительно дальновидных решений.
Дарья Гармоненко 