"В наших устремлениях нет ничего обидного для России"

- Ситуация, бесспорно, очень сложная. Основная причина в том, что переходный период от социалистической экономики с ее административно-командной системой управления затянулся. К этому следует добавить и международный финансовый кризис, который отрицательно повлиял на экономику Грузии, когда проник к нам после августа 1998 года через российский коридор. Правда, полтора года назад появились некоторые признаки того, что страна в состоянии преодолеть затруднения, и даже президент Эдуард Шеварднадзе, основываясь на объективных данных, утверждал, что 2000 год будет последним годом бюджетного кризиса. Однако этого не произошло. Можно вспомнить, кроме того, что несколько лет назад планировалось увеличение в стране внутреннего валового продукта не менее чем на 5%. Это было бы реально, если бы не страшная летняя засуха. Доля сельского хозяйства в ВВП Грузии составляет около 27%, но эта отрасль оказалась беззащитной перед экологической катастрофой. Понятно, что потеря урожая моментально сказалась на итоговых показателях года. Засушливая погода к тому же понизила уровень воды в реках и тем самым нокаутировала энергетику. Таким образом, сошли на нет планировавшиеся для ряда отраслей показатели роста. Это касается транспорта, телекоммуникаций, строительства, некоторых видов промышленности.

- В самом начале 90-х годов, когда все только начиналось, было, конечно, немало вариантов. Премьер-министр новой независимой Грузии Виссарион Гугушвили объявил о переходе к рыночной экономике, основной моделью которой будет государственный капитализм. Это вызвало острую критику, так как многие посчитали, что речь идет об отказе от реального внедрения рыночной модели. Затем в Грузии наступили тяжелые времена: политическое противостояние, раскол общества, война, хаос... Смена правительства придала реформам, однако, новый импульс. Временный военный совет решил провести ускоренными темпами земельную реформу, и все сельскохозяйственные предприятия были разукрупнены. А землю передали в частную собственность. С одной стороны, это дало положительный эффект, поскольку в сельскохозяйственном секторе сразу появилась свободная конкуренция. С другой же стороны - дробление предприятий без полного осмысления того, что именно делается и для чего, не могло привести к приемлемым результатам. В это же время временное правительство Грузии стало копировать действия российского правительства. В России вице-премьером был тогда Егор Гайдар, который проводил в жизнь важные реформы в духе шоковой терапии Бальцеровича. Правительство Грузии, мало учитывая местные условия, дублировало все действия Москвы, и тем самым реформы в Грузии происходили в аналогичном ритме. Отчасти это дало немало положительных стимулов, поскольку освободились цены и была разрешена свободная торговля. Но из-за того, что Грузия не имела своих рычагов монетаристской политики - ведь страна все еще оставалась в постсоветской рублевой зоне, - мы никак не могли реализовать собственную монетаристскую политику. Что касается бюджетного устройства государства, его контуры в то время только формировались. Поэтому метод шоковой терапии образца 1992 года, конечно же, не мог иметь у нас того положительного эффекта, как в России. Процесс шел сумбурно, конкретной модели не имелось.

В 1995 году Грузия приняла новую Конституцию, в которой были сформулированы главные черты принимаемой на вооружение социально-экономической модели, зафиксирована свобода предпринимательства. Поэтому когда зарубежные эксперты говорят нам, что для начала следует уточнить выбор модели развития экономики, то это звучит как минимум странно. Дважды, сначала в 1995-м, а затем в 2000 году, в Грузии состоялись президентские выборы, а это означает две президентские программы, в которых очерчена социально-экономическая модель Грузии, даны все основные ориентиры. Те же эксперты эти программы либо проигнорировали, либо не вспомнили о них.

Есть и другое, не менее важное обстоятельство. С 1994 года началось очень интенсивное сотрудничество с МВФ по реализации программы структурных преобразований. Эта программа фактически однотипна для всех стран, причем независимо от того, какие это страны - переходного ли периода, развивающиеся или какие-то еще. Примечательно, что один из аспектов критики в адрес МВФ состоит в сомнительности использования одной и той же модели крайне либерального рыночного устройства для всех. Всем предлагают игру по одним и тем же правилам. И мы либо втягиваемся в эту игру, либо отказываемся от нее. Если сотрудничаем, то деваться уже некуда, и мы должны реализовать предложенный этой финансовой организацией план, ничего не меняя. Когда модель МВФ обнаружила у нас те же изъяны, за которые ее критикуют повсюду, в Грузии началась острая дискуссия. Соответственно, МВФ и другие финансовые организации стали менять тактику. На передний план начали выходить такие проблемы, как преодоление нищеты, рост экономических достижений, - эти тезисы не случайно отразились в президентской программе во время прошлогодних выборов. К сожалению, и в этом направлении, если мы продолжаем работу с МВФ, а другой альтернативы нет, тоже выбирать нечего. То есть мы в работе с этой организацией приходим сейчас к той усредненной модели, которая заложена в нашей Конституции - к умеренной либеральной экономике со значительными элементами социальной защиты населения.

- Приватизация у нас тоже прошла по российской модели, хотя в других государствах Содружества использовались самые различные варианты. Это значит, что была использована та же самая ваучерная система. Как экономист я всегда был против нее, потому что в сущности это внедрение рыночной экономики коммунистическими методами. Ставка при этом делается на фактор справедливости, но это полнейший обман, поскольку ваучеризация и справедливость абсолютно несовместимы. Никто из тех, кто не получил ваучеры, не стали и не могли стать реальными собственниками. Получаемая сумма оказалась настолько мизерной, что становилось просто смешно. То, что население имеет дело с очевидным обманом и профанацией, специалисты видели невооруженным глазом. Портфель министра экономики правительства я получил, к сожалению, когда приватизация уже началась и я ничего изменить не мог. Теперь о том, что же у нас в результате получилось.

Завершена приватизация малых и средних предприятий и объектов. Вышли на этап крупномасштабной приватизации. Начали с объектов энергетики. Сейчас на повестке дня - приватизация телекоммуникаций, портов. На передний план выходит приватизация посредством международных тендеров, привлечение иностранных инвесторов. Но если инвестиции в необходимых размерах не поступают, то мертвые предприятия - подчеркиваю: мертвые - от государства переходят в частные руки. Притом - в руки бедные. А это приводит к стагнации производства, отмиранию промышленности, что явно ослабляет возможности экономики и убийственно сказывается на состоянии государственного бюджета и бюджета каждой семьи. Мы, к сожалению, получили после приватизации именно такой результат. Что же касается ваучеров, то владельцы их продавали по цене в шесть раз меньше стоимости. Таким образом, формирование класса собственников с помощью ваучеризации, как подтвердила практика, оказалось самообманом. Бесспорно также, что приватизация сопровождалась основательной коррупцией.

- Безоглядно объявлять о необходимости массовой деприватизации неверно. У людей, недовольных жизнью, это вызывает "левые инстинкты", от которых недалеко и до очередной революции. Многие, к примеру, не понимают разницы между национализацией и деприватизацией. Одно дело - перевод имущества из частного сектора в государственный, а другое - возвращение предприятий к изначальному собственнику, то есть государству, для исправления нарушений, допущенных в ходе приватизации. Однако когда деприватизации придают политический смысл, то это очень опасно, потому что влияет на массовое сознание. Во всем мире бедные, как правило, не любят богатых. Ход рассуждений бедного прост: он богат потому, что я беден, и поэтому справедливость следует восстановить. Но это мы уже проходили. Конечно же, деприватизацию как процесс, направленный против коррупции, следует поддерживать, но я никому бы не советовал пользоваться этой идеей в целях социального подстрекательства. Дело в том, что попытки настроить социально незащищенную часть общества против чиновников приводят к враждебному отношению к предпринимателям. С коррупцией же следует вести борьбу на основе строгой избирательности. Иначе мы не сможем вырваться из плена коммунистического мышления и сформировать рыночные отношения. Чтобы преодолеть все эти комплексы, следует реально позаботиться о населении. В этом смысле обнадеживают последние шаги президента, которые наконец-то можно назвать решительными и имеющими реальные шансы на успех, если иметь в виду задачи первого этапа борьбы с таким злом, как коррупция.

- Заявления и действия официального Тбилиси о западной направленности вектора развития Грузии нашими российскими коллегами, в основном, интерпретируются как противоречащие интересам России. Мы же имеем в виду прежде всего внедрение тех демократических достижений и институтов, без которых немыслимы успехи в становлении молодых независимых государств. Речь, в частности, идет об использовании и внедрении опыта рыночных отношений, что дается нам с огромным трудом. Я не вижу в наших естественных устремлениях ничего обидного и ущербного для России, тем более что Россия и сама фактически стремится реализовать те же цели, используя аналогичный опыт. В этом плане очень большое значение имеет западное направление экономического вектора, которое поможет и Грузии, и России стать частью Европы, внедрить те же ценности, те же достижения, идти к постепенному наращиванию уровня жизни.

Хочу напомнить также еще об одном обстоятельстве. Подумаем, какое у нас производство, какая промышленность. Это ведь некачественное по своей природе производство, доставшееся в наследство от советских времен, выпускающее неконкурентоспособную продукцию. Поэтому надо использовать возможности для технологического перевооружения производства, чтобы выпускать продукцию, соответствующую международным стандартам или приближенную к ним. И когда разговор заходит о направлении вектора, то имеются в виду и реформы, и реализация существующих в Европе достижений, в том числе институциональных, а также в области прав человека, свободы предпринимательства, защиты прав потребителей, что на Западе явление обычное. Но что касается непосредственных двусторонних торгово-экономических отношений, то, как показывает десятилетняя история независимости Грузии, нашим самым крупным экономическим партнером была и остается Россия. И это вполне объяснимо. Грузия никак не заинтересована в том, чтобы изменить эту ситуацию. Очень многое, правда, зависит от того, как будут складываться межгосударственные отношения между нашими странами, какая атмосфера будет царить в СНГ, какие приоритеты будут доминировать в системе сотрудничества внутри Содружества. Хотя я вижу немало сложностей, если иметь в виду выход России из Бишкекского соглашения и введение визового режима. Уверен, однако, что, независимо от визового режима, Россия и Грузия останутся друг для друга важными стратегическими партнерами. И еще одно. Многие сожалеют, отмечая, что между нами не сохранились старые кооперационные связи. И слава Богу, что не сохранились. Они же были не рыночными, а навязанными. Нам надо просто помочь нашим бизнесменам, чтобы им удалось самостоятельно наладить новые, кооперационные и рыночные связи. Повторяю: главный стратегический партнер для Грузии - это Россия. Для нас очень серьезное значение имеет и наш южный партнер - Турция, потому что для Грузии - это непосредственная граница с Европой, с Евросоюзом. Мы очень ценим взаимоотношения с нашими соседями и друзьями - Азербайджаном и Арменией; очень многое надеемся обрести благодаря взаимоотношениям и кооперации со странами Черноморского бассейна, со странами ГУУАМ. Грузия в этом плане открыта для всех государств, и прежде всего для России. Мы хотели бы, чтобы те сложности, которые существуют в обеих странах, преодолевались как можно скорее и безболезненнее. Этому в огромной степени может помочь общая наша увлеченность делом, если иметь в виду необходимость активизации экономического сотрудничества после ряда лет, потраченных на слишком длительное выяснение отношений.