Скандальная "Репетиция…"

В финале спектакля актеры долго бегают по сцене, к стене и обратно... Фото РИА Новости

В минувшую пятницу в Театре на Таганке сыграли премьеру «Репетиции оркестра». Это второе событие в череде юбилейных мероприятий, приуроченных к 50-летию любимовской Таганки. Первым стала выставка «Попытка альтернативы» Ксении Перетрухиной и так называемой Группы юбилейного года, в которую входит и художница. А группа недовольных этой выставкой актеров попыталась не только сорвать открытие, но и закрыть ее. К премьере часть буковок, входящих в экспозицию, уже успели стереть. В пятницу сорвать попытались и премьеру спектакля, а последовавшее за тем обсуждение то и дело грозило сорваться в скандал. Модераторы Евгений Казачков и Елена Ковальская, надо отдать им должное, приложили немало сил и просто выдержки.

Документальный спектакль – так озаглавлен жанр того, над чем работала большая команда актеров, композитор Дмитрий Власик, а также драматург и режиссер Андрей Стадников. Ругать – не хочется, а хвалить – почти не за что. В зале часть партера перегорожена полукруглым дощатым помостом, на сцене – детали декораций из разных спектаклей той самой – любимовской – Таганки. И загодя известно: для «Репетиции оркестра» актеры сами собирали материал, беседовали с монтировщиками, реквизиторами, билетерами… Идея хорошая: реконструировать жизнь и быт театра через откровения тех, кто на сцену не выходит, кто и в прошедших конфликтах – уходе Любимова, назначении Золотухина, да что там – все 50 лет оставался в тени, за сценой. Они и оставшиеся от великих спектаклей пальто, платья, трибуна – кто-то запомнил ее в «Шарашке», когда слова Сталина произносил сам Любимов. И много старых телевизоров, на сцене и даже в зале, сплошные помехи, серая рябь, сквозь которую время от времени проступают «друзей моих прекрасные черты… появятся и растворятся снова»… Из слез, из темноты… 

А начинается спектакль монологом актера Алексея Граббе – сегодня одного из старейших в таганской труппе. Вот это, пожалуй, и было самым интересным, самым живым, трогающим во все два часа, что тянулся этот документально-театральный роман. Впрочем, нет, было интересно еще до первых слов, когда со всех сторон в надвигающейся театральной тишине зазвучали шаги – шаги за сценой многих ног. Тех, кто делает театр. Кто уже ушел...

Но собрать документальный материал – даже не полдела. Кто-то скажет: такая у меня хорошая идея, напишу про то, как человек человека убил, а потом сильно жалел об этом. И все понимают: есть уже на эту тему хороший роман, «Преступление и наказание». Можно написать еще один – хороший и даже, наверное, гениальный. Потому что сюжетов – считали-считали – раз-два и обчелся, как и идей. Как сделать – вот где собака зарыта. Назвать свой спектакль, который выходит в ныне раздираемой обидами и сиротством Таганке, «Репетиция оркестра» – хорошо. В одноименном фильме Феллини деспотия дирижера, как известно, почти что полностью оправдывается, но главное – за хорошую музыку музыканты «расплачиваются» смертью арфистки. Нет крови – нет и искусства. Невеселая мысль. 

Кто-то успел уже сказать: это плохо, потому что молодые актеры издеваются над своими героями, билетерами, реквизиторами… Другие говорят: нет, они к ним со всей любовью… А как на самом деле? Я так понимаю: талантливая пародия становится дружеским шаржем во многом благодаря мастерству, вложенным в этот «номер» усилиям. То же самое, исполненное без особого тщания, увы, превращается в насмешку. То есть исполнение придает одному и тому же тексту плюс или минус. В спектакле «Репетиция оркестра» молодые актеры, увы, любви к своим героям, на мой взгляд, так и не сыграли. Может, и хотели. Не вышло. Или вот на сцене долго те же самые актеры исполняют странную музыку Власика. Шарик стучит по гитаре, чем-то железным водят-елозят по струне. Я видел, как это делает сам Власик – глаз не оторвать. Тут – утомительно. Играют вроде бы то же самое, а энергии – нет. Одной техники, как оказывается, и тут недостаточно. 

Рассказывают, что предложение участвовать в этом спектакле сделано было многим актерам, в итоге согласились играть только эти. Это правда. Но к актерам претензии и вопросы хочется (если и хочется) предъявлять в последнюю очередь. Документальный жанр, который выбрали авторы, обманчиво прост, а на самом деле – очень даже труден. Собрать хороший материал – важно, но дальше начинается долгая и сложная работа, с клеем, ножницами и многими другими инструментами. Опыт лучших спектаклей Театра.doc давно уж всем доказал: лучшие документальные спектакли делались высокопрофессиональными драматургами. Лучшими драматургами: «Сентябрь.doc» – это работа Елены Греминой и Михаила Угарова, «Док.тор» и «Я боюсь любви» – это Елена Исаева, «Толстой–Столыпин» – Ольга Михайлова. Вот и весь секрет вербатима. 

А то, что происходило на сцене Таганки в «Репетиции оркестра», больше напоминало пионерский монтаж, жанр, который торжествовал за стенами Таганки, когда Любимов делал «Павших и живых», «Послушайте!», «Берегите ваши лица», «10 дней, которые потрясли мир». И там, и тут – принцип монтажа. Монтировали – по-разному. 

Монтировщик матерится, в зале – смех. Отдельный разговор – о том, как решительно изменилась за последние годы реакция публики: любое грубое слово, необязательно матерное, даже и ж…, вызывает радостный смех узнавания. Вербатим как будто бы диктует законы: раз монтировщик так говорит, значит – и актер обязан подчиниться «авторской интонации». Но у сцены – свои законы, здесь важно: что добавляет то или другое слово к уже сказанному? Здесь мат ничего не добавляет, по-моему. Тогда – зачем? 

В какой-то момент актеры устраивают бунт «по мотивам» фильма Феллини: и режиссер ничего не объяснил, и то и се – и в эти минуты совершенно уже ясно, что режиссер бросает актеров на произвол судьбы, так как именно такие – обнажающие колосники и всю театральную машинерию и закулисную изнанку театра – сцены нуждаются в максимальном разборе и режиссуре. Композиция кучи-малы – не лучший выход, тем более – для молодых, начинающих актеров. Зато сам режиссер, Андрей Стадников, когда выходит к микрофону, говорит не от себя, нет, – он произносит хорошо сложенные слова – текст лекции Чарли Кауфмана по сценарному мастерству. Все вокруг голые, а режиссер – в белом. Так не бывает.

В итоге легендарные доски Давида Боровского висят в безвоздушном пространстве. Никому не нужные. Этим актерам – не нужные, всему, что происходит и произносится на сцене и в зале, – ни к чему. 

Несколько выкриков из зала – «Позор!», какие-то еще – тем не менее казались специально подготовленными к этой конкретной минуте, поскольку хоть как-то взнервляли действие, которое, казалось, игнорировало всю атмосферу вокруг. Последовавшее после спектакля обсуждение лишь подтвердило в мысли, впрочем, очевидной: нынешней Таганки как воздух нужна чья-то ясная и сильная режиссерская воля, дело, которое только и может все эти расколотые черепки соединить. Конечно, это сложно. Однако же странно, когда за спиной молодых маячат какие-то важные тени других, известных режиссеров, – может, они не знают, что у их учеников не складывается, не выходит? Так надо же рассказать, чтобы не смотрелась эта ситуация как расстрел штрафбата, пока где-то там в тылу идет перегруппировка сил.