Отдайте ваши тряпочки!

Выставка, о которой давно мечтала директор Мультимедиа Арт Музея (привычнее его называть Московским домом фотографии) Ольга Свиблова и которую стали обсуждать еще три года назад, когда только началась подготовка Года Россия–Франция-2010, могла бы пройти в новом пространстве. Но оно все еще не готово. В просторные залы фонда «Екатерина», продолжая начавшийся здесь же год культурных обменов выставкой Жан-Марка Бустаманта, на этот раз инсталлировали мир рассказанных и недорассказанных историй знаменитой француженки, жены Кристиана Болтански и обладательницы «Золотого льва» Венецианской биеннале за 2005 год. Инсталляции 1980–2000-х годов, которые наконец-то дождалась Москва, потом покажут в Варшаве.

Когда всё «Напоказ» – на полу «скрещенье рук, скрещенье ног» тряпичных манекенов, чья-то шляпа, женский башмак, кукольная расчлененка и огромная раскрытая (для подаяния впечатлений?) ладонь, причем все они безнадежно запутались в сетке веревок – это Аннет Мессаже выплеснула в пространство поток бессознательного, некогда поставленный сюрреалистами во главу угла. Говоря о ней, любят переходить на гендерную тему – мол, Мессаже дебютировала в начале 70-х, после 1968 года, когда стало возможным громко о себе заявить и женщинам-художницам (в Москве, правда, все начинается 80-ми, радикальных работ 70-х тут нет). К чести Мессаже, разговоры эти она не поддерживает, ссылаясь на качество искусства, а не пол создателя.

В некотором смысле ее творчество действительно может показаться очень женским. Как в кладовку, туда сгребаются лоскутки и нитки, фрагменты фотокарточек (а на них, в свою очередь, – фрагменты тел) и кукла Пиноккио (знаковый для Мессаже персонаж – к ее удивлению, под именем Буратино оказавшийся знаковым и в России)┘ Кстати сказать, в российском искусстве сходная с Мессаже линия проходит через даблоидов и вязаника Леонида Тишкова, через лирические инсталляции Александра Бродского и Хаима Сокола. И совсем ни к чему проводить тут гендерное размежевание – просто все они реконструируют некое пространство памяти, оно же – мифологическое пространство.

Разница в том, что у Мессаже весь этот художественный хлам может источать ностальгию, а может, напротив, оказаться откровенно монструозным. Как распластавшиеся по стене «Химеры» – глаза, сочлененные то с фаллосом, то с ножницами (и вспоминается разрезающая глаз бритва из «Андалузского пса»). Как «распятые» на стене «Шкурки» из детских комбинезонов и игрушек: выпотрошенные, словно мешок игрушечного Санта Клауса, они показывают рваную ватную изнанку. Ассоциируются ли они еще с детством или теперь вы испытываете не очарование, а страх отвращения перед уничтоженной идиллией детства?

Так Мессаже беспрестанно создает поле новых смысловых коннотаций – и тем почти завораживает. Любой образ разбухает, смыслы множатся – множатся истории. Их зритель сочиняет сам, Мессаже намеренно не прописывает четких сценариев прочтения.

Впервые работы Аннет Мессаже в Москве появились на I Фотобиеннале в 1996 году, когда публике показывали работающих с фото художников и предъявили сделанные ею снимки рук. Главная выставка III Московской биеннале современного искусства в «Гараже» открывалась ее «Войной миров», заставлявшей сталкиваться в воздухе надувные глобусы. Одна из самых впечатляющих инсталляций нынешнего проекта – «На ветру». Под черным шелковым покрывалом какие-то объекты, вернее сказать, фрагменты – к примеру, колоссальная ступня. Это вроде как покров ночи, под ним – слабый свет, который постепенно умирает под натиском поднимающегося ветра, надувающего это земное одеяло. Вдруг все успокаивается, зажигаются огни и появляются те самые фрагменты – разбросанные стихией останки или же скрытые до поры до времени в глухой темноте образы, фантомы, обрывки мыслей, фобии?.. В 2005 году Кристиан Болтански привез на I Московскую биеннале инсталляцию «Призраки Одессы» – с фото, с пустыми пальто на вешалках, с темой памяти, мучительно переходящей в вопрос человеческого присутствия/отсутствия┘ Семейная пара, Мессаже и Болтански, творческое существование разделяют. В мастерские друг к другу не ходят, проекты не обсуждают – поэтому говорить о взаимовлиянии сложно. Но все же думается, где-то есть точка пересечения – в этом поиске образа, иногда почти вслепую, в его присутствии и ускользании или соскальзывании в кошмар.

Память и построенную на ней собственную мифологию можно сдать в утиль, чтобы не загромождала уставший мозг. А можно собирать ее, памяти, обрезки, добавляя к ним вымыслы, выуживать сетью мелочовку и создавать новый мир, хотя бы и монструозный. Недаром омофон имени Annette – английское «a net», по-нашему – сеть.