Серый бархат

В рамках фестиваля «Италия молодая» театр «Меновенти» из города Фаэнца представил «Песочного человека» режиссера Джанни Фарина - историю студента Натаниэля в манере Эрнста Теодора Амадея Гофмана.

С началом спектакля из-за занавеса выходит загорелый Спалланцани, с усами и бородкой – эдакий Мефистофель с Апеннинского полуострова. Он сообщает, что рад представить публике свою дорогую и прекрасную дочь – Олимпию. Занавес разъезжается, а там - студент Натаниэль, сидящий за столом. Он нервно крутит ручку, трет лоб и будто бы стесняется переполненного зала. Юноша выдумывает письмо возлюбленной, которое сразу озвучивает его «внутренний голос», превращенный в отчетливую аудиозапись. Второй занавес, такой же серый, как и первый, чуть приподнят с правого края, чтобы обнажить вход в студенческую квартиру. В круглом дверном оконце маячит рыжеволосая женщина, которой тоже не чуждо что-то демоническое.

Внутренний закадровый голос скрупулезно воспроизводит события того дня, когда к Натаниэлю пришла пугающая продавщица очков Коппола (она же – Коппелиус). Молодой человек неестественно замирает, ожидая, когда сможет повторить за аудиозаписью свои реплики. Рыжеволосая демоническая торговка Коппола, наоборот, не чувствует скованности: она без конца ухмыляется, подмигивает то собеседнику, то публике. Натянутость актерской игры некоторых персонажей проявляется, когда к студенту приходит стиляга Спалланцани с приглашением на званый ужин этим вечером. Во время диалога оба актера стоят друг против друга, как истуканы, пренебрегая жестами и движениями в пользу едва заметной мимики. Наконец, гостю пора уходить. Радушный хозяин предлагает его проводить, тот благодарит. Тогда юноша предлагает помощь снова, а гость снова благодарит, как будто первого раза и не было.

С каждой сценой – а каждое закрытие занавеса подобно щелчку монтажных ножниц – градус безумия увеличивается. Актеры до четырех раз подряд отыгрывают один и тот же эпизод, не замечая изменений вокруг себя. Натаниэль с механическим упорством повторяет цепочку движений, не замечая, что сначала он сидел к собеседнику лицом, а потом рыжеволосая женщина развернула его стул на пятнадцать градусов вправо. Он продолжает танцевать с Олимпией, даже оказавшись в метре от нее. Невидимый шарф тут тоже вполне реальный объект. И единственный, кто видит все эти перемены – простоватый Клаудио, невесть как оказывающийся в чужих снах с бананом, на добрую треть засунутым за щеку. Каждое появление этого слегка небритого субъекта сопровождается радостью зрительного зала: Клаудио и банан неразделимы. Такому странному, даже немного ограниченному человеку, который кроме спорта больше ничем не интересуется, трудно поверить. При этом он – наш современник, возможно, зритель, недоумевающий от условностей постановки.

Темп спектакля увеличивается – и вскоре начинается феерия повторяющихся сцен, в которой ни один персонаж не имеет постоянного места: каждый по очереди играет все роли, произносит приветственные монологи за Спалланцани и демоническую Копполу-Коппелиуса. Олимпия, как Лана Дель Рэй в телевизионной рекламе, копирующей сцену из «Синего бархата» Дэвида Линча, поет грустную песню о любви. В стремительном калейдоскопе событий находится место и для буквального монтажа: Натаниэль проходит за первый занавес с Олимпией, но когда тот начинает раздвигаться – с ним другая женщина, его невеста Клара. Все происходит за считанные секунды, и глаз не успевает зафиксировать подмену.

В постановке Джанни Фарина «Песочный человек» очищается от многословных пояснений Гофмана: благодаря едва очерченному сюжету спектакль превращается в фильм Дэвида Линча, снятый до появления камер и кинематографа. Все герои носят изящные рубашки, жилетки, платья и камзолы ныне, увы, вышедшие из моды, только Клаудио одет довольно современно. Нагнетающая атмосферу потусторонности музыка, покрытый красной скатертью стол, занавешивающий самые страшные тайны подсознания занавес – для большего соответствия линчевскому стилю не хватает лишь карлика и великана.