КАРТ-БЛАНШ. В пустых музейных залах…

Фото пресс-службы Литературно-этнографического музея Л.Н. Толстого

Вернулся из Чечни. Был в Грозном, в Гудермесе, в Аргуне… Первые полтора дня – почти шоковое состояние. Следы войны почти полностью исчезли с улиц. Но избавиться от них все равно невозможно. Заходит, например, разговор о последнем – перед началом войны – чеченском курсе в ГИТИСе, и тут же выясняется, что в живых не осталось ни одного… Что тут скажешь? Тут вдруг и понимаешь смысл «минуты молчания», возникающей совершенно естественно: только и остается, что помолчать.

А попутно вспоминаешь и казавшуюся два года назад только художественным проектом (фигурой речи, отвлеченным, абстрактным понятием) «Палатку» Аслана Гауйсумова, уже хорошо известного в Европе художника из Чечни, который на фестивале «Аланика» во Владикавказе поставил во дворе Национальной библиотеки походную солдатскую палатку, в каких жили в Чечне в годы войны беженцы, и расписал ее изнутри ампирными ангелочками и прочими завитками, подобием богатой, избыточной дворцовой лепнины. В Чечне это естественное желание обустроить уют тут и там оборачивается таким вот «ампиром в солдатской палатке», так точно схваченным художником как символ стремительно – как в сказках из «Тысячи и одной ночи», где все чудеса обычно случаются за ночь! – построенных на развалинах дворцов.

Среди самых сильных впечатлений этой короткой поездки – два музея, Литературно-этнографический музей Льва Толстого в станице Старогладовской Шелковского района и бывшая усадьба Хастатова в селе Парабоч, куда к своей родной сестре привозила внука, Михаила Юрьевича Лермонтова, Елизавета Алексеевна Арсеньева. Чудом сохранившийся дом с балками и даже несколькими дверями, пережившими все передряги, устоявший все эти 250 лет (дом – такой древний!), с подвалами, с двумя галереями – вокруг первого и второго этажей… Красивый дом, где нас встречали наследники (и наследницы) бывших здешних казаков, внешне – совершенно не отличимые от чеченцев, выдающаяся директриса лермонтовского музея, теперь уже бывшая, но оставшаяся работать здесь научным сотрудником, – Светлана Батиевна Темирбулатова. Ее гостем можно только стать, а перестать им быть, уехать – почти невозможно. Да и не хочется уезжать из такого дома.

Совсем другая история – с Музеем Льва Толстого. Родившийся из школьного краеведческого музея, который полвека тому назад в Старогладовской создали учителя, супруги Радченко, он очень скоро превратился в самый настоящий музей, приобрел официальный статус и – был разрушен и почти уничтожен в ходе двух чеченских войн. А потом – заново отстроен и открыт. 

Нас встретили. Провели внутрь. Нынешний директор Салавди Загибов пригласил нас в первый зал, посвященный пребыванию Льва Толстого на Кавказе, и мы вошли… в совершенно пустое пространство – белые стены, плитка на полу, чисто вымытая… Как это написано у Бродского: «И тишина. И более ни слово. И эхо…» Примерно так.

Следующий зал. Такой же. Следующий. Пустой. И в самом конце нашего все более печального и абсурдного перехода из одного музейного зала в другой – хранилище с большой коллекцией предметов быта – старого казаческого, дореволюционного, XIX – начала XX века, и советского быта – домашняя утварь, зримые приметы советской коммунистической агитации и пропаганды, снова – быт, когда-то в этих местах богатый, зажиточный и одновременно военный, поскольку станица была еще и заставой, местом, куда казаки приезжали ненадолго передохнуть, чтобы снова отправиться на боевое дежурство…

И вот, значит, Салавди Загибов завершает экскурсию в этой сокровищнице Аладдина с соответствующими волшебными лампами. И приглашает приехать еще.

–  У музея в станице Старогладовской Шелковского района Чеченской Республики очень непростая история, – так он начал свой рассказ. Кто бы знал, что скрывается за этими его словами!

Я всe понимаю – про неделимый Музейный фонд и про то, что каждый музей не просто дорожит, а дрожит над своим собранием, даже когда его сотрудники понимают, что из сотен тысяч экспонатов, лежащих в хранении, многие никогда не попадут ни на какие выставки. Фонд и должен оставаться неделимым, и делить его ни в коем случае нельзя, даже начинать не стоит. Но вот в Москве – три музея Льва Толстого. В Хамовниках,  на Пятницкой и на Пречистенке. В Москве – три. И хорошо, ни один  не лишний. Есть, как известно, и другие. Неужели невозможно собрать временную выставку – одну, другую, третью, чтобы, проявив такую известную во всем мире музейную солидарность,  поддержать своих коллег в Чечне. И так-то пострадавших (…а значит, обрусевших…), и так – потерявших и с такими трудами восстановивших свой музейный дом, так и лишенный, так и не имеющий экспозиции. И посетителей водят по пустынным залам… В то время как наши ученые озабочены (и правильно, конечно, что озабочены) спасением Пальмиры… Но есть, как выясняется, что сохранять и у нас. Можно сказать – под боком.