0
2699
Газета Культура Интернет-версия

15.05.2017 00:01:00

Лондон. Революция. Музей

Тэги: революция, музей, лондон


революция, музей, лондон Михаил Пиотровский напомнил, что многие универсальные музеи – результат революций. На открытии конференции с главой фонда Calvert 22 Нонной Матерковой. Фото Nat Urazmetova предоставлено фондом Calvert 22

Столетие революции 1917 года отмечает весь мир. Из выставок к этой дате можно составить длинный список, и в нем будут отнюдь не только Петербург и Москва, но, например, и Лондон, и Нью-Йорк, и Амстердам... Экспозиционные проекты – один вид рефлексии над революционным переворотом. Конференции с приглашением экспертов из разных стран – другой, пусть менее видимый широкой публике, но такой же важный. «Музей после революции» – двухдневная международная конференция, прошедшая в Лондоне. Там музеи «препарировали» как «наследников» революции и как институции, испытавшие ее разрушительные последствия. Вообще – музеи как призму истории и ее трактовок, как коллективную память. Эту перспективу, открытую директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским, из 1917-го провели на разных примерах вплоть до 2017 года.

Шордич, в котором расположены обе площадки музейно-революционной конференции – фонд Calvert 22 и RichMix – квартал лондонского Ист-Энда, пестрит граффити и дизайнерскими лавочками, а расположенная неподалеку от обеих институций Redchurch street в 2014-м была названа самой креативной европейской улицей. Конференция «Музей после революции» организована некоммерческим фондом Calvert 22 (основанный Нонной Матерковой, он занимается продвижением культуры России, стран СНГ и Восточной Европы, а конференция прошла в рамках цикла мероприятий «Пересматривая революцию») и Эрмитажем – в партнерстве с петербургским Европейским университетом, Школой славянских и восточноевропейских исследований при Университетском колледже Лондона, благотворительным Фондом Владимира Потанина и лондонским культурным центром RichMix.

«Музеи – оплот традиций и не любят революций, от которых всегда страдают», – такими словами директор Эрмитажа Михаил Пиотровский открывал конференцию, а рядом работала выставка фотографий Зимнего в 1917 году: там есть довольно страшные кадры занявших дворец новых сил. Вместе с тем Пиотровский напомнил, что и Лувр, и Эрмитаж как универсальные музеи (в Эрмитаже, например, именно после революции очень развился археологический отдел) – результат революций. Эта парадоксальность революционных событий – один из лейтмотивов лондонских обсуждений, отталкивавшихся, конечно, от Эрмитажа, но коснувшихся потом и других музейных сюжетов и хронологически дошедших до современности. Тематически «Музей после революции» разделили на три секции: «После штурма: Падение Зимнего дворца», «Представление о музее (буквально: theorising, «теоретизирование») после 1917» и «Музеефицирование (и его отсутствие) революций и переворотов в Центральной Европе: Политика коллективной памяти и забвения» (с посвящением Чехии и Польше). А завершавший конференцию круглый стол «Курирование искусства после 1917-го. Современные перспективы» вернул разговор в 2017-й. И хотя все это проходило в предпраздничные пятницу и субботу, залы были полными.

В эрмитажной секции речь шла об этапах революционного переформатирования музея. Как между Февралем и Октябрем в Зимнем дворце, императорской резиденции, работал передовой по меркам Первой мировой госпиталь, как там квартировало Временное правительство Керенского, как в августе музейную коллекцию эвакуировали в Москву (тогда, как потом во время Великой Отечественной войны, в залах остались пустые рамы от картин). Наконец, как от Февральской революции, которую многие сотрудники музея приняли, их отношение переменилось на противоположное после Октябрьского переворота: они не признали новой незаконной власти. Замзаведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа Елена Соломаха говорила и о том, что когда после Февральской революции музей открыли, за несколько месяцев туда пришло больше 60 тыс. человек – в музее люди искали покоя в неспокойное время, и теперь туда потянулась и новая публика, включая солдат и рабочих. Наталья Мюррей, автор монографии о Николае Пунине и сокуратор завершившейся недавно в лондонской Королевской Академии художеств выставки «Революция. Русское искусство 1917–1932», продолжая тему новой публики, нового искусства и переустройства Эрмитажа, напомнила, что Пунин, будучи в 1918-м назначенным комиссаром этого музея (он, художественный критик «с весьма буржуазным бэкграундом», сотрудничавший до революции с журналом «Аполлон»), верил в новую роль госмузеев и, в частности, устроил там одну из самых посещаемых за время Гражданской войны выставок.

Травма революции и революция как точка отсчета – это, с одной стороны, про национализацию дворцов и художественных собраний, часть которых (к примеру, из Строгановского) поступила в Эрмитаж. С другой – про гигантские распродажи музейных ценностей, которые предстоят и самому Эрмитажу решением большевиков. Елена Соломаха напомнила в разговоре с «НГ», что их музей давно публикует об этом книги, и первой была вышедшая уже после смерти Бориса Пиотровского в 2000 году его «История Эрмитажа», куда вошли документы и о продажах. Потом появился «Эрмитаж, который мы потеряли» с изъятыми в 1941 году из музея документами. «Моя первая книжка, – сказала Соломаха, – вышла в 2006-м (о 1928–1929 годах), в 2014 и в 2015 (два тома о 1929-м) и в 2016-м (о 1930–1931 годах), и в этом году выйдет том о 1932–1933 годах – эти книги касаются продаж именно живописи». С третьей стороны, не только Эрмитаж, вообще музеи в сопряжении с революцией – это, естественно, разговор и о новой функции музея (с акцентом на образовательную) и переформатировании экспонирования (на примере Третьяковки и «марксистских выставок», устроенных Алексеем Федоровым-Давыдовым, к этой же теме обратилась Маша Членова из нью-йоркского университета «Новая школа»). И о новом искусстве – прежде всего принявшем революцию авангарде. Поначалу авангардистов пускали в художественную власть, авангардисты же мечтали устроить музей современного искусства. Но тут еще важно развитие самого авангарда с начала XX века и влияние на него современной французской живописи. Илья Доронченков из петербургского Европейского университета рассказывал, как современное искусство в начале столетия входило в европейские музеи. И с другой стороны, о том, какое влияние, оказало на русский авангард собрание французской живописи Сергея Щукина (то, что будучи национализированным вместе с морозовской коллекцией, станет Государственным музеем нового западного искусства, а после его расформирования попадет в Пушкинский и в Эрмитаж). Вплоть до конкретных рифм! Доронченков сравнивал гуаши Малевича с матиссовским «Танцем».

О современном российском искусстве в контексте мирового говорили на завершавшем конференцию круглом столе. Наталья Сидлина из Галереи Тейт подчеркивала, что двадцать лет русское искусство показывали как отдельное явление, но сейчас мировые музеи – нью-йоркский МоМА, Тейт, Центр Помпиду приходят к тому, чтобы экспонировать его как часть мировой художественной практики. Николя Люччи-Гутников из Помпиду, где недавно показывали подаренное музею российское неофициальное искусство (см. «НГ» от 06.03.17), которое обещают включить и в постоянную экспозицию, тоже говорил о том, как нужна реконструкция контекста, как эту коллекцию нужно дополнять и «дооткрывать» во Франции разных российских авторов. Эстер Штейерхофер из лондонского Музея дизайна рассказывала об идущей на этой площадке посвященной постреволюционному времени выставке «Воображая Москву» (Imagine Moscow). А директор Института современного искусства в Софии Яра Бубнова перед тем, как поведать о своих проектах, вновь вернула аудиторию к проблеме аналитического взгляда на 1917 год. Можно сказать, что музей – стоп-кадр истории, но стоп-кадр, предполагающий рефлексивную оптику, зависящую от эпохи. Осмысление прошлого как взгляд в будущее. Оксана Орачева, гендиректор Фонда Потанина, сказала «НГ», что «Музей после революции» – часть нашей инициативы по продвижению современного искусства (куда входит и проект в Центре Помпиду «Коллекция!»), поскольку одна из тем, которая здесь обсуждается, – развитие музея средствами современного искусства. Имеются в виду не только начало XX века, но и современное состояние музея. И здесь современное искусство – это уже революция в музее и для музея. Мне кажется, нам надо про это говорить, несмотря на то, что о современном искусстве говорить сложно, но это коммуникация, в которой мы все нуждаемся».

Лондон–Москва


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
810
Нелюбовь к букве «р»

Нелюбовь к букве «р»

Александр Хорт

Пародия на произведения Евгения Водолазкина и Леонида Юзефовича

0
592
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
294
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
390

Другие новости