«Казахстанцам небезразлична судьба своей страны»

Глава администрации президента Казахстана уверен, что у Москвы и Астаны нет неразрешимых противоречий.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

-Имангали Нургалиевич, какие результаты принес Год России в Казахстане?

– О результативности этого года можно говорить с нескольких позиций. Если брать экономику, то товарооборот между нашими странами существенно возрос и составил около 7 миллиардов долларов. Хотя эксперты считают, что это далеко не полная цифра, и оценивают объем взаимной торговли в 10 миллиардов. Это вполне вероятно – ведь сегодня нами не учитывается вклад так называемых челноков. С учетом этого фактора потенциал в сфере взаимной торговли реализуется достаточно полно. Замечу, пока имеются отдельные препятствия для дальнейшего расширения наших экономических взаимоотношений. Но серьезных прорывов в отношениях двух стран гораздо больше. Например, по Байконуру. Казахстан продляет аренду космодрома Россией до 2050 года.

– Но это вовсе не означает, что отношения между Казахстаном и Россией практически беспроблемны?

– Казахстан и Россия подошли к такому уровню партнерства и сотрудничества, что оперативно решают любые вопросы. При этом всегда совместно и обязательно конструктивно. Хотя еще сохраняются некоторые факторы, сдерживающие экономическое сотрудничество. Это и применение антидемпинговых и компенсационных мер во взаимной торговле, и недостаточная согласованность политик двух стран в сфере регулирования внешнеэкономической деятельности, и высокие таможенные платежи. Так, Астана по-прежнему заинтересована в обеспечении доступа казахстанских компаний к унифицированным тарифам российских железных дорог при перевозках грузов через территорию РФ. Если удастся договориться об этом, то появятся дополнительные возможности для беспрепятственного движения товаров. Конечно, мы понимаем, что на первом этапе российские железные дороги из-за снижения тарифов немного потеряют. Но затем, за счет увеличения товарооборота, выиграют и российская экономика в целом, и железная дорога, и бюджет России.

Близки к завершению переговоры по делимитации границы. Правда, они ведутся без малого пять лет, и к началу нынешнего года рабочими группами было согласовано свыше 98% линии госграницы.

– Насколько известно, в вопросе делимитации Казахстан уже пошел на значительные уступки и теперь ждет ответного шага от России...

– По принципиальным моментам ни Россия, ни Казахстан уступок не требовали. Поэтому речь можно вести лишь о компромиссах в отношении отдельных мелких деталей. Чаще всего это выражается в обмене земельными участками с учетом сложившейся хозяйственной деятельности.

Делимитация границ – деликатный вопрос. И понятно, что переговоры обеими сторонами ведутся тщательно. Главное, чтобы они не выходили за рамки согласительной комиссии. Каждая сторона представляет свои аргументы, что делает переговорный процесс трудоемким. Поэтому наберемся терпения, тем более что рабочие группы реально продвинулись в своей работе.

Обсуждение этого вопроса было в повестке дня визита российского премьер-министра Михаила Фрадкова, который на прошлой неделе побывал в Астане. Можно рассчитывать, что до конца года в обсуждении проблемы делимитации границы будет поставлена точка, достойно завершающая Год России в Казахстане.

– А в каких сферах национальной экономики заметно присутствие России?

– В нефтегазовом секторе. Правда, одновременно очень велик объем инвестиций в этой области западных компаний. Более 7 миллиардов долларов инвестировали зарубежные инвесторы, в частности «Шеврон». Но и присутствие российских компаний у нас достаточно серьезно. Один только «ЛУКОЙЛ» ведет семь крупных проектов. Очень весомыми были последние двусторонние договоренности по каспийским проектам. По ряду месторождений принято политическое решение, по которому ресурсы распределяются в пропорции 50 на 50.

Российский капитал активно участвует и в нашей энергетике. Причем в Казахстане нет ни одного предприятия, которое бы не получало комплектующие из России. Потенциал для наращивания присутствия российского капитала очень высок. Ведь за последние пять лет казахстанская экономика демонстрирует достаточно высокий – от 9 до 13% – рост ВВП, и в этой ситуации вкладывать средства в столь бурно растущую экономику довольно выгодно.

– А каким инвестициям отдается предпочтение – российским или западным?

– Это не имеет значения. Главное, что вкладываются средства, образуются новые рабочие места, возникают предприятия, пополняющие налоговыми отчислениями госбюджет. Это рынок. И предпочтения отдаются тем, кто имеет хорошую деловую репутацию, кто предложит лучшие условия и чья продукция на рынке востребована.

– С кем легче работать, с российскими инвесторами или западными?

– Вопрос из разряда «провокационных». Все мы люди и делаем дело. Например, когда-то я работал акимом (губернатором. – «НГ») Атырауской области (в основном это нефтяной сектор, где работают крупнейшие компании), мне приходилось тесно работать с иностранцами. Как-то в сердцах я им сказал: не может быть так, когда богатство Казахстана с вами, а социальные проблемы – с государством. Для них главное – контракт, но жизнь ставит множество проблем, и нужно взаимопонимание, сопереживание если хотите.

Что касается российских компаний, то с ними работать легче. У нас сходный менталитет и восприятие мира. К тому же у наших стран сопоставимые темпы экономического роста (наиболее значимые на постсоветском пространстве), мы очень приветствуем российских инвесторов и развитие двустороннего сотрудничества.

– Некоторые договоры, например, с компанией «Шеврон», Казахстан заключал на заре независимости. Видимо, сейчас они требуют коррекции, в частности, в области регулирования и распределения нефтяных сверхдоходов?

– Вы правы, соглашение с компанией «Шеврон» подписано в начале 90-х годов. Это была первая крупная иностранная компания, которая поверила в будущее Казахстана и пришла на наш рынок. Понятно, что тогда наше понимание рыночных взаимоотношений, налоговых льгот и преференций было адекватно тому времени. После заключения контракта вступают в силу правила международного бизнеса. Поэтому менять какие-то статьи договоренностей мы не собираемся – это негативно сказалось бы на инвестиционном климате.

Но это не означает, что заключенные нами соглашения носят кабальный характер. Было время, когда нашему государству во что бы ни стало нужны были иностранные инвестиции. Поэтому мы пошли на большие льготы инвесторам. Но приходит время, когда компания должна поддержать государство для того, чтобы оно могло выполнить обязательства перед своими гражданами. В этой ситуации, не трогая заключенный договор, стороны садятся за стол переговоров и уже вне контракта договариваются о неких новациях в области налогообложения, преференциях или бонусах. Это нормально. И потом этот процесс взаимный. Ведь порой бывает, что и государство должно идти навстречу своим партнерам. Потому что на рынке нефтепродуктов ситуация меняется кардинально. Так, сейчас стоимость барреля нефти перевалила за 50 долларов, а в 1999 году он стоил всего 9 долларов.

Впрочем, в Казахстане уже несколько лет существует Национальный фонд. В нем концентрируются доходы, превышающие плановые поступления от экспорта минеральных ресурсов. Средства фонда выполняют как стабилизационную функцию – на случай ухудшения мировой конъюнктуры, так и роль накоплений для будущих поколений. Сегодня в нем 4 миллиарда долларов. Эти средства разделены на две части. Одна из них – это как раз стабилизационный фонд, вторая – фонд будущих поколений.

Кроме того, нынешние доходы могут быть направлены на проекты стратегического характера. В целом можно считать, что Нацфонд играет роль регулятора в отношении нефтяных доходов. Поэтому говорить о том, что мы имеем серьезные проблемы по налоговому законодательству, не приходится.

Но нынешняя мировая конъюнктура цен на энергоносители подсказывает, что должны быть более гибкие механизмы в отношении распределения сверхдоходов. Думаю, этот момент будет учтен при доработке Налогового кодекса.

– В Казахстане только что завершились выборы в нижнюю палату парламента республики. На ваш взгляд, имеют ли итоги этих выборов принципиальное значение для политического курса страны?

– Безусловно, имеют. Эти выборы, прошедшие по новому – более прозрачному и либеральному – выборному законодательству, принципиально важны с точки зрения формирования политической культуры населения. Демократический опыт формируется именно благодаря регулярному избирательному процессу.

Немаловажным является и то обстоятельство, что в 2006 году состоятся президентские выборы. Поэтому выборы в парламент стали своего рода индикатором электоральных настроений, показателем того, насколько общество поддерживает курс реформ. То, что 60% пришли на избирательные участки (при этом у нас нет дополнительных списков, предварительного голосования, открепительных талонов, человек имеет право голосовать только по месту регистрации и в день голосования), говорит о многом. В первую очередь о том, что казахстанцам небезразлична судьба своей страны, ее будущее. И победа президентской партии «Отан» – свидетельство того, что экономический курс, проводимый властями, в целом адекватен ожиданиям народа. Народ проголосовал не только за президентскую партию, но и за стабильность, за межнациональное согласие, за экономическое процветание.

– Наблюдатели от СНГ в отличие от западных оценили эти выборы как вполне прозрачные и демократические. Вероятно, у Запада есть основания сомневаться в оценке выборов, учитывая, что оппозиция получила мизерное количество голосов?

– Я знаком с предварительными отчетами международных наблюдателей, прежде всего долгосрочной миссии ОБСЕ. Они высказываются довольно сбалансированно, позитивно оценивая прогресс в области выборного законодательства и прозрачности процедуры голосования. В то же время они критикуют неравномерность внимания средств массовой информации к различным партиям или погрешности в работе избирательных комиссий на местах.

Что касается результатов оппозиции, то я не назвал бы их мизерными. В общей сложности – если соединить голоса партии «Ак жол» и блока коммунистов и «Демократического выбора» Казахстана – она получила 15,5% в голосовании по партийным спискам.

Но я не хочу уходить в пространные рассуждения о том, кто из международных наблюдателей прав. Я полагаю, что количество набранных оппозицией голосов не является определяющим признаком демократии. Оппозиция может выиграть выборы, может проиграть. Ее ожидания могут не сбыться, что и случилось сегодня в Казахстане.

Вообще выяснение причин поражения оппозиции я посоветовал бы начать с ответа на вопрос – почему победила партия власти? Это может объяснить многое, если не все.

– Не опасаетесь ли вы, что неоднозначная оценка выборов со стороны ОБСЕ помешает Казахстану стать председателем этой организации в 2009 году?

– Мы отстаиваем свою точку зрения, но не противопоставляем ее позиции ОБСЕ. Мы умеем учиться, мы учитываем их рекомендации. Именно рекомендации, а не наставления. В диалоге с этой организацией мы настаиваем на том, что следует непременно учитывать стартовые позиции Казахстана по сравнению с развитыми демократиями Европы.

Мы считаем, что стандарты демократии, будучи всеобщими, в то же время в разных странах приобретают собственный колорит. Важен их генезис в условиях национальной исторической специфики, прорастание универсальных принципов демократии на нашей почве. Я процитирую президента Назарбаева, который писал, что демократия – это не только система, но и культура.

Для многих в Европе весьма необычна мысль, что в ОБСЕ будет председательствовать Казахстан. Поэтому мы предвидим большие сложности на этом пути. И одним из главных является психологический барьер, проистекающий из вековых стереотипов евроцентризма.

Но разве председательство Казахстана в ОБСЕ не послужит примером укрепления безопасности, сближения разных полюсов Европы, не будет способствовать развитию демократических процессов на постсоветском пространстве? Полагаю, ответ очевиден.

К тому же Казахстан является активным членом антитеррористической коалиции. Мы стоим заслоном на пути наркотрафика из Азии в Европу. Мы строим демократию в непростых условиях современной Центральной Азии. Наша реальная политика в полной мере соответствует уставным целям ОБСЕ.

– В Казахстане в последнее время громко о себе заявила партия «Ак жол». Лидеры этой партии – выходцы из высших эшелонов власти, обладающие конкретным опытом государственного управления и проведения реформ. Вместе с тем они почти не представлены в новом парламенте. Оправданна ли ситуация, когда часть элиты оказывается вне политического процесса?

– Участие в политической жизни нельзя сводить к представительству в парламенте. Что касается «Ак жола», то помимо парламентской трибуны у этой партии есть много других каналов для проявления легальной политической активности, включая собственные средства массовой информации.

Надо понимать, что политика – это тоже очень жесткая конкурентная среда. В соревновании партий известность лидеров «Ак жола», чьи имена стали своего рода избирательным брэндом партии, сыграла решающую роль. Однако в одномандатных округах «Ак жол» не смог выдвинуть столь же ярких кандидатов.

Но никто их из политического процесса не исключал. Напомню, что возможность работать в правительстве была предоставлена каждому из лидеров этой партии и неоднократно.

Кстати, вы не находите здесь аналогий с правыми силами России? Сейчас на всем постсоветском пространстве их электоральная база предельно сужена. В этом они могут винить только закономерности исторического развития наших государств.

Когда говорят о победе партии «Отан» на парламентских выборах, утверждают, что власть использовала административный ресурс. Но кроме административного ресурса есть еще медийный ресурс, финансовый, интеллектуальный, человеческий, то есть комплекс этих составляющих дает или не дает победу. Говорить о том, что власть использовала административный ресурс и поэтому выиграла, нельзя. Поскольку и мы, и они (оппозиция) пользовались и медийным ресурсом, и финансовым. Огромные финансовые средства стояли за партией «Ак жол». Немалый медийный ресурс работал на партию «Асар». За партией «Отан» стояла всего одна телекомпания и две государственные газеты. При этом в Казахстане свыше двух тысяч СМИ.

– Как руководителя предвыборного штаба президентской партии «Отан» вас обвиняют в подтасовке итогов голосования на сентябрьских выборах. Ходят слухи, что таким образом вас просто хотят сместить с должности главы президентской администрации...

– Политическая жизнь изобилует инсинуациями подобного рода. Иногда непосвященному человеку очень сложно разобраться, где правда, а где вымысел. Что касается подтасовки, приведу один пример. На прошлых выборах 1999 года итоги были объявлены только через две недели. В нынешнем году выборы состоялись 19 сентября, а через три дня уже были объявлены итоги первого тура. Хотя по закону дается семь дней. В некоторых округах была электронная система голосования, что дало возможность узнать итоги уже через два часа. Поэтому всерьез говорить о подтасовке не приходится.

Но оппозиция, конечно, об этом заявляет. Было уже несколько таких заявлений. Если действительно такие факты имели место, то судебные органы должны разобраться. Не следует слова просто принимать на веру. Во-вторых, по новому законодательству каждый кандидат в депутаты имеет право получить копию протокола подсчета голосов. И сравнить. В-третьих, уже за два месяца до выборов оппозиция заявляла, что выборы будут нечестными, что наверняка результаты будут подтасованы. Что они не признают эти выборы. Такие заявления могут делать заведомые аутсайдеры. А теперь ищут подтверждений своим мрачным прогнозам.

– А как вы относитесь к последнему заявлению бывшего опального министра Аблязова о том, что он опасается преследования со стороны казахстанских спецслужб, вплоть до физической расправы?

– Я не хотел бы комментировать заявление, основанное на слухах, телефонных разговорах и догадках. Это благодатная почва для всякого рода «желтых» изданий. А интерпретация этого заявления ничего, кроме недоумения, не вызывает. Он апеллирует к общественности, но пусть тогда апеллирует и к правоохранительным органам, ведь мы живем в правовом государстве. Возможно, это экзотический способ напомнить о своем существовании┘ У казахов есть поговорка, которую на русский можно перевести примерно так: «Если твое имя нигде не звучит, то подожги степь».

– В Казахстане вас знают еще и как «хранителя древности». Вы подарили Государственному музею свою коллекцию старинных вещей, которую собирали не один год. Вас ценят еще за то, что вы привезли в Казахстан знаменитую стелу Кюль-тегина. Это для вас важно? Почему вы этим занимаетесь?

– Это увлечение, которое переросло в серьезную страсть. Для меня это вопрос полноты жизни.

Генрих Шлиман, который раскопал Трою, не был археологом, он просто осуществил мечту своей жизни. Но я ни в коем случае не хочу ставить знак равенства между Шлиманом и мной. Просто я тоже открываю для себя что-то новое. Коллекционированием предметов прикладного искусства я занимаюсь более 20 лет. В частности, ювелирных украшений, но не из золота. Те, кто знаком с ювелирными украшениями кочевников, знают, что для них главный металл – серебро. Собрал достаточно полную коллекцию – 1500 вещей, которые я передал в Национальный музей.

Вы упомянули памятник Кюль-тегину. А ведь эти рунические надписи VIII века расшифровали не казахи, не тюрки, а датский лингвист Вильгельм Томсен. О чем это говорит? О том, что когда-то прервалась связь времен, прервалась культурная традиция между прошлым и настоящим единого этноса. История изобилует такими примерами, особенно когда речь идет о феномене быстро сменяющихся кочевых обществ. Но в XXI веке мы должны достичь той степени зрелости, которая не позволяет возникать «черным дырам» исторического забвения.

История доказывает, что часто именно культура, а не политика или экономика, выступает в конечном счете доминантной силой в развитии любой страны. По своему значению сохранение историко-культурного наследия я могу сопоставить только с сохранением нашей государственности. Думаю, этим все сказано.