То особое морцо

Владимир Кусов. Московское государство XVI–XVIII веков: Сводный каталог русских географических чертежей. – М.: Русскiй мiръ, 2007.– 704 с.

Писал я рецензию на книжку Кусова недели три, не меньше. Первую неделю просто плакал, потом трогал обложку руками – и плакал. Потом – за несколько поездок в метро прочитал, снова поплакал и вот пишу. Плакал – не потому что плохо. А потому что... Нет, лучше приведу пример. Русские географические чертежи Московского государства. Чертежи – то есть то, что было еще до карт, выполненные от руки в XVI–XVIII веках, порой даже на иконах. Давно, короче, очень давно. И среди прочих, например, такой – «Чертеж земель по реке Сходне у села Куркино». До Куркино я обычно пешком хожу, когда по парку Северное Тушино в субботу гуляю. За МКАД, конечно, перейти приходится, но ведь река Сходня, чертеж 1692 года... Или такой: «План местности между селами Покровским и Овсянниковым и речкой Всходней...» (название длинное, целиком приводить не стану). А само описание чертежа (частично, конечно) вот: «Рч. Всходня, руч., село Покровское Чюдова м-ря, д. Кутузово Якова Чичерина, д. Крюково Ивана Полтева да Ивана Жидовинова, п. Сотниково а на ней два пруда заросли...». Кое-что поясню, вы ж не читали книгу и список принятых сокращений. Итак, «Рч. Всходня» – речка Сходня (ее называли также и Входней и Выходней), «Чюдова м-ря» – Чудова монастыря, про Ивана Жидовинова ничего, думаю, говорить не надо – и так ясно, что хороший человек, «п. Сотниково» – пустошь Сотниково. Пустошей тогда было много, не то что сейчас – гипермаркеты да небоскребы вместо речек и ручейков, озер и пустошей. А еще у Кусова упомянуты: колодез, озерко, озерцо, океян, море, плота, потекли (тоже «водотоки», как поясняет автор в примечаниях), исток, источек, заводь, заводька, затон, омут, враг верх, оверешек, боярак (последние четыре – овраги) и пр. А как названо Аральское море? «Особое морцо, в которое пали Аму и Сыр Дарьи реки разными устьями, а от Хвалынского моря до того морца езды сухим путем 50 дней».

Про Москву я и не говорю. Чего только нет – речки Московка и Москвица (где-то на пути из Москвы в Крым, может быть, кстати, и не две разные реки, а разные варианты названия одной и той же), река Москва Старая (все же рядом с рекой Москвой «обычной», возле сел и деревень Павшино, Рублево и Захарково), деревня Московесово (там не очень далеко речка Либерка и село Либерцы, а также «рощи выхинские») и др. В Либерцах нетрудно узнать, по-видимому, Люберцы, Павшино и сейчас так называется (то есть Павшино теперь уже Красногорск, но платформа-то Павшино осталась).

Другими словами – сплошные песнь песней, волхвование и восторг. Между тем книга научная, от красоты такой неописуемой отвлечься трудно, но попробую. В основной части каталога Кусков приводит описания 993 чертежей Москвы и Замосковного края, новгородских городов, рязанских и понизовых (среднее и нижнее Поволжье), украинных и сибирских городов. Плюс подробные указатели имен и топонимов, указатели мест хранения чертежей и литература, цветная вклейка и черно-белые иллюстрации (более сотни рисунков).

В обширном предисловии автор подробно останавливается на истории русского географического чертежа, судьбах их и судьбах первых русских картографов: от авторов одного-двух чертежей Л. Антипина, И, Денисова, В. Друковцова, Т.Яковлева и подьячего Власа Филипова, составившего четыре чертежа, до старца Аввакума и подьячего Гаврилы Булгакова, соавторов уже 18 чертежей, «можно сказать, создателей первого отечественного атласа (1695 года) окрестностей города Рузы», и, разумеется, Семена Ульяновича Ремезова (1642 – после 1720). Последний (не без участия учеников) сделал 219 чертежей. В том числе и «Чертеж всех сибирских градов и земель» (2,2х2,8 м), хранящийся в Эрмитаже. Многие из чертежей – произведения не только изобразительного искусства, не только исторические памятники, но и памятники литературные. Так, авторы писали о дате создания чертежа: «...в то время как чищен лес и пашня пахана», иногда объясняли даже происхождение топонимов: «Отсель потекла река Брусловка для того что емлют на ней брусье каменное».

Чертежи, разумеется, не карты, масштабы на них весьма условны, зато, отмечает Кусов, «никакая другая эпоха развития картографии не отличалась такой строгостью использования топонимов, как картография древнерусская: приводилось название старое и новое, официальное и бытующее». Да уж. Я что-то подобное видел лишь в городе Ярославле – по пять указателей улиц на одном доме. Так и пишут: «Улица Щедрина, бывш. Б. Рыбинская, бывш. Университетская, бывш. Никитская, бывш. Богоявленская». Но ведь и там названия лишь официальные. Никаких тебе Трех вокзалов или Пяти углов. Что до собственно карт, то какое-то время они с чертежами существовали параллельно: спрос был большой, а уж что умел делать картограф – чертеж или карту, – то и умел. Цели изготовления карты тоже могли быть разными. «Как бы ни называли, в зависимости от историко-политической ситуации, тех иностранцев – составителей карт русских земель, гуманистами или лазутчиками, мы должны быть им благодарны за сохранение древнейших отечественных карт, хотя бы и в виде латинизированных копий». А что делать?

В книге приведены планы улиц и дворов, спорных границ и земель, тюрем и монастырей, заводов, островов и плотин. Есть план «Море Байкал с урочищи», а есть чертежи пещер преподобного Антония. Чертежи были документами, их заверяли местные жители, часто довольно много человек, но подпись стояла одна – того, кто умел расписываться. Впрочем, «не умевшие расписываться, неграмотные крестьяне несли всю полноту ответственности за правильность и полноту картографического изображения». Вот так-то вот.