Глеб Шульпяков Кристиан Крахт. Faserland: роман. Пер. с нем. Т.Баскаковой. - М.: Ad Marginem, 2001, 238 с.
Cегодня в ночь я видел страшный сон. Мне приснилось, что я должен прочитать лекцию о "теории современного мышления". Представьте себе, аудитория, кафедра - все дела - но ужас! я открываю портфель и вижу, что папка с конспектом оттуда исчезла. О чем говорить? Катастрофа!
И тут мне приходит мысль, что начать лекцию нужно именно с этого. Вот, говорю, типичный пример современного мышления: я забываю дома конспект и не могу изложить вам теорию мышления. Зато я помню, что писал от руки и бумага была неважной. Что поля остались маленькими, а рукопись съехала вправо. Что папка была бордового цвета с железными уголками, один из которых не так давно отвалился.
Современное мышление визуально, продолжаю я, и в этом оно архаично. Клип, в сущности, только повторяет череду кадров наскальной живописи, и что такое туризм, как не врожденная тяга человека к вечному мельканию? Вам ведь нравится путешествовать?
Вот и в литературе - то же самое: выигрывает человек глазеющий - по крайней мере во времени. Отличным клипмейкером был, например, Байрон, а "Медный всадник" так вообще расписан по кадрам: и ничего странного в этом нет, поскольку смысл поэзии в том и заключается, чтобы с умом чередовать кадры начиная с элементарной строфы. А уж смысл себя не заставит ждать.
В голову лезут еще какие-то картинки, но тут я наконец просыпаюсь и понимаю, что все вышеувиденное относится к роману Кристиана Крахта, о котором, собственно, пойдет нынче речь.
Роман - стопроцентное попадание издательства "Ad Marginem", открытие осени, свежее слово. Это вам не ногти грызть почем зря - тут герой молодого немецкого писателя, наоборот, болтается по поездам, кочует из одного немецкого города в другой и демонстрирует нам замечательный фильм, который у воды начинается и там же, у воды, заканчивается.
В этой чехарде картинок и заключается первый смысл "Faserland""а, а не в том, что роман напоминает "Над пропастью во ржи" и структурно тут совпадают целые сцены. Нет, Крахт - это вербальное выражение "современного мышления" со всеми вытекающими отсюда последствиями на почве новой Германии.
Он дробит и мельчит реальность на фрагменты. Сначала они действительно кажутся бессмысленным нагромождением блевотных сцен - и можно действительно похихикать над тем, что герой "нереально" напился шипучки, или снобировать страсть Крахта к ярлыкам и брэндам.
Но.
Это слишком дешевое развлечение, а мы с вами как известно, легких путей не ищем. Парадокс заключается в том, что в "мелкую сетку" крахтова взгляда попадает только "крупная рыба", заметить которую "мелкому" взгляду довольно-таки затруднительно. И в этом второй смысл его романа.
Переводчица в послесловии вообще сравнивает структуру романа с "Божественной комедией", и хотя с Данте тут перебор, ход мысли, что называется, правильный.
Своей сеточкой выудил Крахт из Германии девяностых новое Средневековье. Вот, собственно, откуда у писателя эта страсть к этикеткам - из средневековой потребности в эмблематике, а не из дешевого пижонства.
"Faserland" - это еще один вариант "Кольца Нибелунгов", попытка идентификации современного немца в крупных категориях добра и зла из немецкой мифологии. Герой романа - новый Зигфрид в поисках сокровищ великой Германии. А слэнг - это тот самый птичий язык, который Зигфрид выучил, поднеся к губам палец. Только у Крафта на пальце не кровь, а та самая шипучка.
Тут есть своя Валгалла, свои злобные карлики и влюбленные валькирии, свои дряхлые боги времен Второй мировой и даже свой Вотан - Томас Манн.
За визуальным рядом "современного мышления" у Крахта стоит, как и положено, архаика: живописный символизм в духе Босха на одной из рейв-вечеринок в окрестностях Мюнхена: "Пара каких-то завороченных фриков расхаживает на ходулях, их головы покачиваются на высоте трех метров от земли. Один весь в черном, в черном капюшоне, другой - в длинном красном одеянии. Время от времени они наклоняются и раздают клубящимся бумажные цветы. Если прищурить глаза, легко вообразить, что один из них - Смерть, а другой - Дьявол. А цветы, которые они раздают, - возбудители заразы".
Собственно, роман Крахта так и написан - сквозь смеженные ресницы мельтешения кадров. Через этот светофильтр мы можем разглядеть ту самую новую Германию, населенную призраками прошлого: персонажами то ли из Вагнера, то ли из Босха.
Валгалла будет, конечно, разрушена. Боги погибнут. Валькирия улетит. Воды сомкнутся. Печаль и меланхолия будут спутниками писателя.
Но где-то на дне по-прежнему будет лежать золото Рейна.
О вечной теме поиска этого золота Крахт и написал свой роман. Как - об этом мы только что рассказали.
