Лабиринт в паруснике

«Как будто он вынырнул из тумана, внезапно стал видимым красивый корабль», – роман «Деревянный корабль» начинается как ясная и точная реалистическая проза. С легким гоголевским оттенком: а доедет ли де такое колесо до Москвы? – очень уж серьезно рассуждают о плотницкой работе кораблестроителей «три компетентных господина, умеющих точно выразить суть дела». К ним присоединяются два таможенных чиновника: «Как бы то ни было, они выразили согласие с компетентными рассуждениями трех случайных господ и намекнули, что у них тоже есть свое мнение относительно выдающихся целей, которым мог бы послужить такой корабль».

Однако корабль и через две недели стоит на прежнем месте, и «стоило чиновникам взглянуть на голые теперь мачты, как кожа у них на лбу собиралась в хмурые складки. Приходилось признать: их мнение о корабле оказалось ошибочным». При этом их рассуждения по столь серьезному поводу до того подробны, логичны и многословны, что это уже начинает отдавать Кафкой. Но грядущие рассуждения все новых, отлично обрисованных персонажей еще и выспренни, даже философичны по поводу нарастающей череды нелепостей, начинающихся с драки в трюме и не заканчивающихся исчезновением дочери капитана, чей жених еще в самом начале плавания обнаружил в чреве парусника таинственный лабиринт, по которому блуждают неясные фигуры…

Вполне очевидно, что у автора более чем достаточно ума, выдумки и живописного мастерства, чтобы развить такое начало в сатирический гротеск, в притчу, в детектив, в мистический триллер. Но он почему-то не желает загнать повествование в определенное русло, а пишет вместо этого «Реку без берегов» – так называется классическая трилогия Ханса Хенни Янна, законченная в изгнании на острове Борнхольм, по словам автора, за три недели до вторжения Германии в Россию, а по прикидкам переводчика и комментатора Татьяны Баскаковой (и перевод, и комментарии превосходны) – только к Сталинградской битве.

К читателю же роман попал лишь в начале холодной войны – к читателю немногочисленному, ибо, как разъяснил швейцарский литературовед Вальтер Мушг, «после смерти Альфреда Дёблина Ханс Хенни Янн остался последней из великих фигур, которые когда-то под знаком экспрессионизма создавали современную немецкую литературу. Он разделяет судьбу их всех – быть практически неизвестными сегодняшней публике, то есть молодежи. Он тоже страдает от той отсталости немецкой литературной жизни, что проявляется со времени катастрофы 1933 года».

В советской России, правда, германисты свое дело знали: в «Краткой литературной энциклопедии» (1975) совершенно справедливо указано, что «интеллектуальный роман Я. строится вне хронологич. сюжетности, на основе ассоциативности худож. идей, символики лейтмотивов» и т.д. Так что, будь он переведен в те годы, его, глядишь, еще и покупали бы в обмен на макулатуру, коей были завалены все полки в наших книжных магазинах. Однако после культурной катастрофы 1991 года рынок все расставил по своим местам: миллионы наших соотечественников перестали притворяться, что любят серьезную литературу, а потому поисковая система на запрос «Янн» отвечает вопросом, не имеется ли в виду Ян – тоже автор трилогии «Чингиз-хан» – «Батый» – «К последнему морю», а если продолжаешь настаивать на Янне, тебе выдают канадского писателя Мартела Янна.

Надеюсь, после этой книги посмертная жизнь немецкого Янна в постсоветской России приобретет качественно новый масштаб. Замысел книги, полной не находящих решения загадок, настолько необычен и значителен (сам Янн однажды объявил целью своего романа деконструкцию западного логоцентризма), что было бы величайшей самонадеянностью в короткой заметке пускаться в его глубины. Здесь довольно поблагодарить Издательство Ивана Лимбаха за то, что теперь каждый из нас тоже получил возможность поймать в этой реке собственную рыбку.

И если повезет, не простую, а золотую.