Поэзия и проза в столбик

Есть у меня приятельница. Пишет стихи. Хорошие стихи, рифмованные, близкие к постакмеистской традиции. Время от времени эти стихи публикуют журналы. И поэт хороший, и человек приятный. Один недостаток у нее: с пеной у рта всегда готова доказывать, что стихи – это только когда в рифму, все прочее к поэзии отношения не имеет. Иного мнения даже слышать не желает. Экспериментаторство всякое на дух не переносит, даже Хлебникова ставит под сомнение (про Крученых просто молчу).

Очень меня раздражала в моей приятельнице такая узость взгляда. Дай, думаю, отомщу. И позвал ее на авангардистский шабаш – презентацию альманаха Академии Зауми. И первые минут десять, пока читали Кедров, Кацюба, Золотарева, которые, в общем-то, были вполне традиционны (в хорошем смысле), с незначительными отклонениями от привычного моей знакомой канона, все было нормально. Но постепенно градус радикальности возрастал: Альчук, Литвак, Мирзаев┘ Приятельница занервничала, заподозрила подставу. Но смолчала. Когда вышел Сергей Бирюков и┘ нет, это не опишешь, Бирюкова нужно видеть и слышать. Приятельница напряглась, но вместо того, чтобы убить меня на месте, принялась пристально вглядываться внутрь себя. А потом был еще более неподражаемый Герман Виноградов в сандалиях на босу ногу (зимой!). И вот тут я увидел глаза моей спутницы: все, во что верила хорошая поэтесса, все ее простые и, как казалось, вечные ценности – все это рухнуло. И она уже не знает, как жить дальше. На выходе из Зверевского центра она вдруг произнесла: «Мне теперь как-то и неловко писать традиционные стихи». Внутренне я малодушно торжествовал: по крайней мере человек наконец признал, что в поэзии существует много традиций. Вслух же сказал банальное: «Главное, чтоб стихи были хорошие». На что приятельница заметила: «А что значит хорошие? Как понять, поэзия это или так просто?» Пока шли к метро – мы это поняли. А ведь все очень просто: Поэзия (именно с большой буквы) – это то, что нельзя пересказать прозой. Вне зависимости от того написаны стихи в рифму или без оной. Вот разве можно запроизировать, например, такие строчки Александра Чернова: «Контактно и аэрозольно / от встречи я осоловел./ И льются волосы, нарзаном/ голографическим светясь,/ ваяют нюх и водят за нос/ из вероятного – в сейчас,/ в настройку стона, или в тихий/ чулдочный обморок двойной./ Густой прозрели облепихой/ фаланги, полные тобой»? Никак! А вот Данильянц пишет верлибр, и кто-то по недоумию полагает, что верлибр это проза, записанная в столбик. Ну, какая же это проза: «Надежда растает,/ когда раскрывается вечность. Как дым от огня». Нельзя пересказать прозой странную звукопись Крученых или Бирюкова, словесную гущу Хлебникова┘

Хотя есть очень много стихов (опубликованных и даже награжденных какими-то премиями), написанных в столбик, с небанальными даже рифмами, но которые на самом деле – всего лишь проза, по недоразумению записанная в рифму.