Алексей Малашенко Я не экономист, но в последнее время, так или иначе, приходится много читать на экономические темы, общаться со специалистами по финансам, с экономистами. Что удивительно – почти каждая такая встреча, разговор заканчиваются стереотипной фразой: понять-то, как кризис появился, но кто его знает, как он будет протекать и когда и чем он закончится. Вот такой «припев» звучал постоянно. Занятно получалось: первоклассные профессионалы tete-a-tete честно признавались в невозможности предугадать будущее. Тем более неясно и даже загадочно, что ждать в России. Здесь гадания еще более рискованны, а разброс во мнениях колоссален – от сказочного официального оптимизма до желания немедленно удавиться, чтобы не быть свидетелем и участником полного краха. Так мы и живем в этой «вилке» суждений.
Теперь о том, от чего зависит возможность политического кризиса в России? Прежде всего от глубины кризиса экономического. Но какова глубина кризиса? Одни говорят, что мы вот-вот достигнем дна, другие – что кризис только начинается. Наступивший «поствисокосный» год действительно очарователен в своей непредсказуемости. Ясно, что будет плохо, но где хуже, а где лучше? Как он отразится на регионах? Очевидно, что спонтанности его прохождения не будет. Говорят, что хуже станет там, где есть градообразующие предприятия, взорвется, например, на Урале. Наверное, он пройдется по Москве┘ Пока политики да эксперты мыслят по большей части «реактивно», реагируя на то, что уже произошло и экстраполируя, порой весьма линейно, эти события на будущее.
Есть и другая точка зрения. Идут разговоры, что всего-то надо еще чуть-чуть потерпеть, и цены на нефть будут расти, еще немножко – и все улучшится. Кстати, то же самое порой можно услышать от некоторых арабских нефтедобывающих политиков. Возникает такое ощущение, что у власти нет никакой стратегии, ее действия неадекватны. Это трагедия российской правящей элиты: она реагирует, но по сути ничего не предлагает на опережение. Европейцы и американцы очевидно выглядят искушеннее в вопросах преодоления кризиса.
Глеб Павловский поднимал проблему конфликтов. Я бы это назвал – неизбежно сопутствующие кризису обстоятельства. Можно упомянуть как минимум Северный Кавказ, где все республики сидят на федеральном бюджете. Денег туда пойдет меньше. Опять-таки когда это случится и какая из республик больше потеряет?
Если ситуация из-за сокращения субсидий станет раскачиваться, то опять придется вспомнить и про исламских радикалов, и про напряженность в межэтнических отношениях, и еще кое о чем. В конечном счете все будет упираться в эти деньги, то есть в их недостаточность, но протест на самом деле частично будет принимать религиозную форму.
Закручивать же гайки до предела опасно. В итоге резьбу может сорвать. Тогда события на Дальнем Востоке могут оказаться всего лишь «разминкой». Все куда серьезней. Реагировать на каждый случай ОМОНом – не хватит ОМОНов. И даже «народных дружинников», которых спешно формируют на всякий пожарный. Ресурсы власти исчерпываются. Это вопрос не лет, а месяцев, одного года. Возникают такие проблемы, задачи, с которыми власть не в состоянии справиться. Отсюда два момента. Первое: насколько дееспособна система при крайних обстоятельствах? У нее есть силовой ресурс, но и он исчерпаем. Не вечны и рейтинги. В конце концов будет поставлен вопрос «кто виноват?». И все на Америку и Украину пополам с Грузией уже не свалить.
Второе: способна ли система вообще трансформироваться? Чтобы выжить, она должна обновиться, модернизироваться, использовать иные механизмы, стать другой. Кризис создает импульс для обновления. Если система его не воспримет, то рано или поздно она войдет в коллапс.
Не исключено размежевание мнений на самом верху власти. Сейчас сложилась ситуация, сто раз подтверждающая, что истина рождается все-таки в спорах. А сейчас получается, что к диалогу, о котором много здесь говорилось, не готовы ни губернаторы, ни федеральная власть. Все понимают, что диалог нужен, но никто ничего не делает. Почему? Потому что федеральная власть давно разучилась с кем-либо разговаривать, она только приказывает и никого не слушает. Кстати, о спорах. Как поведет себя оппозиция, я имею в виду тех политиков, которых выжали, выгнали из нормальной политической жизни. С одной стороны, я в этом вопросе пессимист, думаю, что та либеральная оппозиция, которую мы сегодня наблюдаем, мало на что способна. Зато не исключено, что при обострении ситуации появятся новые фигуры, даже новые лидеры. Они придут из толпы, или, как говорилось в старину, из широких народных масс. Но, сами понимаете, что для этого эти массы должны выбраться на улицы. Появление made in Russia Леха Валенсы вероятно. Согласен, Россия и Польша – разные вещи, но кризис он и «в Африке кризис», так же как и забастовки, и уличные манифестации. Менталитет российский при всей его специфичности и царелюбии, когда проголодается, на многое способен. Не уверен, но могу все же допустить, что некоторые вытолкнутые из Думы политики смогут «скооперироваться» с «выходцами из масс». Если это произойдет, то такая «парочка» может стать серьезным фактором┘
И самое последнее: полностью согласен с Глебом по поводу проекта «Имя Россия». Даже не в том дело, что он раскалывает или не раскалывает общество, не то обидно, что серьезные люди в этом принимают участие. Обидно, что это глупый проект со всех точек зрения. И если эта глупость была апробирована некими начальниками, мне жалко и их, но особенно нас.
Подумайте, кого выбрали люди (если они на самом деле выбирали). Они выбрали артиста Николая Черкасова из фильма «Александр Невский», то есть придуманный образ. Вот интересно, что было бы, если бы Невского сыграл Геннадий Хазанов┘
Дарья Гармоненко 
