Лев Шлосберг: «Прессинг власти на меня не действует»

Лев Шлосберг не сомневается в том, что в России миллионы людей нуждаются в защите своих гражданских прав. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru

Он – не правозащитник в классическом смысле слова. До недавнего времени был депутатом Псковского областного собрания депутатов. И именно в бытность депутатом он стал лауреатом премии Московской Хельсинкской группы (МХГ)  «За мужество, проявленное в защите прав человека». О том, что значит для него эта награда, почему люди не понимают или даже боятся тех, кто, по сути, борется за их права, есть ли ли желание идти в большую политику – ответственный редактор «НГ-политики» Роза ЦВЕТКОВА попросила ответить на эти не вполне простые вопросы председателя Псковского регионального отделения и члена федерального политкомитета партии «Яблоко» Льва ШЛОСБЕРГА.

– Лев Маркович, два года назад одна из самых уважаемых российских правозащитниц, председатель МХГ Людмила Алексеева вручала вам премию как победителю в номинации «За героизм, проявленный в защите прав человека». Что значит для вас эта награда?

– Это стало очень большой неожиданностью для меня. Я не знал ни о том, что номинирован, ни тем более что стал лауреатом этой премии. По-человечески было очень приятно, ведь это мой единственный знак отличия, полученный от правозащитников, людей, которых уважаю, считаю безупречными. Я никогда не думал, что так будет – что получу такую награду. Я даже повесил у себя в кабинете плакат, где размещены фотографии всех премий МХГ в области защиты прав человека с 2009 по 2014 год. Там, на плакате, замечательные лица, я смотрю на них и вижу, с какими людьми я оказался рядом.

– Когда возникает связка между политикой и борьбой за права человека, в какой момент между этими, казалось бы, разными видами деятельности можно поставить знак равенства?

– Это глубокая и совершенно естественная связь, правозащитная деятельность – часть деятельности гражданского общества, но политический режим, который влияет на состояние гражданского общества, формируется политиками. Вообще это можно назвать сообщающимися сосудами: чем более репрессивным является режим, тем в большей степени востребованы правозащитники, но тем меньше их в стране, потому что условия для их деятельности становятся почти невыносимыми. И наоборот, чем свободнее общество – тем больше правозащитных организаций, но при этом государство на более высоком уровне гарантирует защиту прав человека и в принципе идеологически занимает правозащитную позицию.

– Философия защиты прав человека сегодня скорее враждебна российскому государству, как бы на словах оно ни демонстрировало готовность к диалогу с гражданским обществом.

– Сегодня государство прямо называет себя антиподом гражданских движений. В понимании власти гражданское общество – это сервис, ее поддерживающий, для этого создано большое число имитационных общественных организаций: комиссии, коллегии, палаты, где вроде бы находятся приличные люди, но они абсолютно ничего не могут сделать, потому что находятся в жестких государственных рамках. Поэтому, если надо что-то подкрасить, подкрутить, создать хороший образ власти, это – пожалуйста. Но если те же общественники пытаются сделать решительные шаги по изменению принципов государственного устройства – все, вы – иноагент, враг родины, национал-предатель. К величайшему сожалению, приходится констатировать: гражданские организации сейчас находятся в чрезвычайно неблагоприятном социальном, экономическом и политическом положении, и так будет, пока не изменится политическая ситуация. А это работа политиков, это мы должны сделать так, чтобы люди могли нормально работать в гражданском обществе.

– Правозащитников не любят, политикам не верят, власть давит, и люди фактически добровольно отказываются от ранее приобретенных прав и свобод. Таковы по крайней мере данные, представленные ведущими социологическими центрами: россияне готовы пожертвовать своими личными гражданскими правами во имя безопасности страны в целом.

– Ни правозащитников, ни политиков не надо любить, такой задачи не должно стоять. Есть понятие уважения к правам человека и политическим правам, этим все должно ограничиваться. И не стоит обобщать, потому что народ российский большой, и среди нас есть много разных позиций и мнений. Также, на мой взгляд, не стоит ссылаться на некие данные – уже 15 лет в России нет достоверной количественной социологии, потому что в несвободном обществе не может быть достоверных изучений общественного мнения. Поэтому мы не знаем, что на самом деле думают граждане по политическим и общественным вопросам. Я совершенно  уверен, что у нас есть многомиллионная аудитория тех, кому нужно правозащитное движение.

Люди не всегда понимают, что правозащитное движение – это тот самый человек, к которому они обращаются за помощью. Трудовые, государственно-экономические отношения в сфере ЖКХ, борьба за качественную медицину, образование, культуру и многое другое – это все правозащита. Государство сознательно сформировало образ правозащитников как диссидентов, которые борются с властью. Образ политизирован и искажен, на самом деле правозащитникам не важно, какие политические взгляды у человека, обратившегося к нему за помощью. Это институт, который никак не связан с деятельностью конкретных политических групп.

Так, свыше 50% моих запросов как депутата касались именно защиты прав людей. Противоречия между политической и правозащитной работой нет: если людям объяснять, что это и есть правозащита, то все становится на свои места.

– С экрана телевизора, у которого ресурс влияния гораздо больше правозащитного, пропагандируются совсем другие ценности. Как не проиграть в этом противоборстве?

– Из-за того что телевизор занимается антипропагандой гражданских ценностей и политических свобод,  эти свободы вовсе не утрачивают своей важности и ценности. Телевизор как часть государственной машины участвует в дискредитации института прав и свобод человека и старается объяснить гражданам, что этот институт для них не важен. Мы всему этому пытаемся составить альтернативу, объясняя, что то, что власти и телевизор  называют черным – это белое, и наоборот. В каком-то смысле это можно назвать просветительством.

– В Facebook у вас, например, свыше 20 тысяч подписчиков, вы социальные сети имеете в виду, говоря об альтернативном ресурсе влияния?

– Социальные сети помогают распространять информацию. В условиях современного информационного мира именно Интернет и социальные сети препятствуют информационной блокаде или дискредитации со стороны государства и становятся полноценной альтернативой СМИ. Сегодня в социальных сетях намного больше правды, чем в большинстве средств массовой информации.

– Вы практически всю жизнь живете в Пскове. После недавних малоприятных событий, когда подло, из-за спины, на вас напали и избили, или же взять то же исключение из депутатов по формальному совершенно предлогу, вы ощущаете себя в стане врагов, не было мысли куда-то переехать?

– Враждебное окружение меня не касается и на меня не влияет, я его не вижу рядом с собой. Из Москвы, наверное, все не так видится. Ничего не изменилось: я точно так же по просьбам людей или по своей инициативе пишу запросы в госорганы, в том числе в администрацию области, заместителям губернатора, в прокуратуру, в СК, органы местного самоуправления, в Счетную палату. Я веду всю ту же деятельность, по сути, работаю депутатом на общественных началах. Никаким изгоем я себя не чувствую. Да, 24 сентября 2015 года депутаты показали себя очень печально. Ну, такое у нас областное Собрание, такие люди оказались депутатами, они считают возможным так себя вести. Это в их жизни такое событие случилось, им будет нужно когда-нибудь на высшем суде объясняться за такие вещи, это их проблема и камень на шее. У меня этой проблемы нет.

– А прессинг со стороны власти теперь более ощутим, он усилился?

– Я к нему всегда готов, но он никогда не имел никаких воздействий. Они могут сделать все что угодно, но это не способно оказать влияния на мою позицию и мои действия. Они не обладают пакетом контрольного влияния ни на «Яблоко», ни на меня лично. Они ничего не могут и политически, у них нет ничего, кроме условной дубинки в руках и административного ресурса. Этим они пользуются, как и везде.

– Что придает вам сил в этой, что скрывать, неравной борьбе?

– Я занимаюсь своим делом, я могу делать его очень хорошо, и я к этому приспособлен. Я способен быть успешным политиком, меня интересует и совершенно устраивает эта работа. Если перестанет устраивать, я займусь чем-то другим. Для меня политика – это общение с людьми и возможность благоустраивать общество, страну.