Иван Сапрыкин
Андрей Ваганов. Жанр, который мы потеряли: Очерк истории отечественной научно-популярной литературы.
– М.: АНО «Журнал «Экология и жизнь», 2012. – 248 с.
Удивительное дело: наука в России, по заявлениям самих российских ученых, находится в коматозном состоянии; но именно в этот исторический момент вновь стали выходить совершенно замечательные научно-популярные книги. И переводных, и отечественных авторов. Другой вопрос – кому он нужен этот научпоп в современной России?
Вот в этом-то и пытается разобраться Андрей Ваганов, заместитель главного редактора «НГ» и ответственный редактор приложения «НГ-наука». Собственно, многие из тех сюжетов, что составили книгу, автор обкатал именно в статьях, опубликованных в «НГ» (см., например, его цикл «Страна победившего научпопа» от 25.03.09, 8.04.09, 22.04.09, 27.05.09, 10.06.09, 24.06.09). То есть это уже не просто рефлексия науки (чем и занимается классический научпоп), это рефлексия над рефлексией науки. Кстати, этим фактом подтверждается то, что популяризация науки сама сгустилась, если можно так сказать, до концентраций, присущих научному знанию.
Книга Андрея Ваганова посвящена почти не изученной систематически в книговедении и культурологии проблеме – зарождение и формирование в России научно-популярной литературы и периодики как самостоятельного жанра.
Сегодня, когда тиражи научно-популярных периодических изданий упали на несколько порядков по сравнению с концом 1980-х годов, кажется совершенно невероятным, что в разрушенной Первой мировой и Гражданской войнами России научно-популярная литература составляла 36% от всей книжной продукции. Что произошло в начале XX века в России такого, что все более или менее заметные издательские фирмы считали своим долгом выпускать огромное количество научно-популярных серий? Какие социальные процессы привели к нынешней ситуации? Основываясь на богатом архивном и библиографическом материале, на малодоступных или полузабытых первоисточниках, автор реконструирует социальные механизмы становления, развития и падения научно-популярного жанра. Соответственно названы и три главы книги: «Урна жанру», «Страна победившего научпопа», «Страна, победившая научпоп»…
Книга чрезвычайно фактурна. Недаром одних только примечаний – 27 страниц, около 30 таблиц и графиков. Иногда это несколько утяжеляет чтение. Но кто сказал, что рассказ о науке – это только инфотайнмент (от англ. infotainment – информация + развлечение). А ведь здесь не просто рассказ о науке: книга Андрея Ваганова, повторяю, это уже нечто другое, чем старая добрая занимательная наука в духе Якова Исидоровича Перельмана.
 Когда-то мы были страной победившего научпопа. Фото Александра Курбатова |
Взять хотя бы систематизацию жанровой самоидентификации отечественных научно-популярных журналов конца XIX – начала XX века: «Популярно-научный иллюстрированный журнал науки, искусства и литературы», «Общепонятно-научный иллюстрированный журнал», «Популярно-технический и литературный журнал», «Популярный естественно-исторический журнал», «Художественный научно-литературный журнал», «Общедоступный журнал для самообразования с картинами в красках и иллюстрациями в тексте», «Популярный естественно-научный журнал», «Популярный научно-технический журнал»… И только к началу 20-х годов прошлого века название жанра приобретает привычное для нас сейчас звучание: научно-популярный.
Интереснейшие разделы книги посвящены судьбе научно-популярного книгоиздательства во время и сразу после Второй мировой войны – «Казанская Ньютониана-1943» и «Война и научно-популярная политика»… В итоге к середине 1980-х годов каждая 20-я книга, издававшаяся в СССР, была научно-популярной. А вот, согласно последним данным социологических опросов, две трети населения России не могут назвать ни одной фамилии отечественного ученого. Что произошло?
Андрей Ваганов с самого начала формулирует свою рабочую гипотезу, доказательства в пользу которой и представлены в книге. Вот как эта гипотеза звучит: «Интерес общества к науке слабо зависит от тиражей научно-популярной литературы. Это именно промышленное развитие тянет за собой развитие системы научно-популярной периодики и литературы. Не наоборот».
Повторяю, доказательств в пользу этой гипотезы собрано автором много. Мне, например, нравится высказывание уже упоминавшегося здесь Якова Перельмана, которое приводит Ваганов: «Издавать общедоступную книгу в количестве 10–20 тысяч экземпляров при нашей огромной читательской аудитории почти все равно что не печатать книги вовсе. Надо заботиться не только о создании хорошей книги, но и о том, чтобы она печаталась большим тиражом и достаточно часто переиздавалась». На дворе был 1937 год…
Дарья Гармоненко 