Однажды Гарлем уже был Монпарнасом

Интеллектуальная гармония Фото Reuters

«Черные, черные, черные!» – кричал в ужасе испанский поэт Гарсия Лорка, передавая свои впечатления от Гарлема, бедного района Нью-Йорка.

Лорка, приехавший в 1929 году в Америку, чтобы учить английский, был испуган. Гарлем показался ему страшным, диким, почти африканским. В своей поэме «Ода королю Гарлема» он населил этот район многомиллионного города поварами, жарившими крокодилов, зебрами, обезьянами и змеями. Но, плохо владея английским, Лорка просмотрел тот факт, что Гарлем этого времени был населен не дикими африканскими зверями, а афроамериканскими музыкантами, поэтами, писателями, фотографами и библиофилами.

Это был период так называемого гарлемского ренессанса. Гарлем, по словам современников, был в те времена Меккой и Мединой афроамериканской культуры. Здесь, в одном из подвалов, чернокожий композитор Скот Джоплин сочинял «пикантную», по словам современников, оперу под названием «Тримониша», в которой должны были принять участие артисты разных рас. Тут веселили душу и радовали ухо молодые джазисты Дюк Эллингтон, Уилли Смит, Джелли Ролл Мортон.

Именно гарлемские чернокожие музыканты Вернон Кастл и Джеймс Юроп очаровали весь мир мелодией фокстрота. Отбросив скучный пуританизм, этот танец отплясывала нью-йоркская молодежь, доказывая всему свету, что от свободолюбивого фокстрота до равноправия полов и рас всего несколько шагов. «Гарлем – это преддверие рая», – сказала одна из его жительниц, писательница Арна Бонтемпс.

В этом раю было тесно, комнаты любого размера были нарасхват. Сдавались подвалы, чердаки и даже отдельные койки на несколько часов в ночь – на них мигранты с американского Юга спали по очереди. Новоприбывшие гарлемцы мечтали о работе носильщиков, грузчиков, швейцаров и служанок. «Простой негр никогда не слыхал ни о каком гарлемском ренессансе», – сказал однажды со вздохом афроамериканский писатель Ленгстон Хьюз. Но взлет и падение Гарлема и судьба его многочисленного и все прибывающего бедного населения оказались неразрывно связаны с судьбой творческого класса.

В течение 13 лет сухой закон помогал процветанию многочисленных клубов и танцевальных холлов Гарлема – под звуки новой, авангардной музыки посетителям нередко продавался запретный алкоголь. Когда в 1933 году запрет на спиртное был отменен, музыкальная жизнь Гарлема начала замирать. Настигнувшая Штаты депрессия и крушение банков тоже не способствовали процветанию искусств. Хотя знаменитый Дюк Эллингтон советовал своим слушателям «сесть в метро и поспешить в Гарлем», к концу 30-х началу 40-х годов делать там в принципе было нечего. Афроамериканский писатель-модернист Клод МакKей переехал в Чикаго, всемирно известный певец и актер Поль Робсон предпочел отправиться в Европу, архивист и библиофил Александр Гамби закрыл свой книжный магазин и продал часть своей коллекции; социолог, публицист и первый афроамериканский выпускник Гарварда Уильям ДюБойс переехал в Атланту. Закрылся и знаменитый в Гарлеме «Котонклуб», его певцы и музыканты разъехались кто куда.

Ансамбль песни и пляски «У нас на районе». Фото  Reuters

Большинство историков считают, что гарлемский ренессанс закончился 19 марта 1935 года, в день разгрома черным населением местных магазинов. Беспорядки начались из-за недоразумения. Пятнадцатилетний пуэрториканский подросток был пойман в магазине за кражей перочинного ножика. Несмотря на то что он прокусил заведующему магазином палец, с ним решили не связываться, и мальчик был выпущен через черный ход. Когда карета «скорой помощи» подъехала к магазину (ее вызвали, чтобы перевязать укушенного), по Гарлему поползли слухи, что малолетний воришка убит.

Погромы не способствуют благосостоянию. Потеряв свой культурный блеск и приобретя репутацию опасной части города, Гарлем превратился в один из самых нищих, преступных и запущенных районов Нью-Йорка. К 80-м годам ХХ века Гарлем выглядел как местность, претерпевшая бомбежку, – обгорелые и заколоченные здания, перекати-поле мусора, поросшие бурьяном пустыри.

Но ничто не стоит на месте в мире, где цены на недвижимость растут, а населению свойственны кочевые привычки. «Еще недавно тут была страшная преступность, я тут жить не стал бы. Теперь намного лучше, хотя дальше в нескольких кварталах на восток перемен пока мало»,– поделился со мной водитель такси, эмигрант из Африки, по дороге к моим знакомым художникам, поселившимся в Гарлеме лет восемь назад. Моя гарлемская знакомая, фотограф и кукольница, подтвердила слова таксиста: «Иногда бывают перестрелки. Недавно грабили соседнюю аптеку прямо в 11 утра, и грабитель был застрелен полицией, но тут намного дешевле квартиры. И самое главное, что я с тремя маленькими детьми могу пешком дойти от своего дома до музеев, выставок, театральных представлений. Это было бы невозможно, живи мы в другом районе Нью-Йорка».

«А для меня Гарлем привлекателен другим. Мне нравится здесь музыкальность речи, мне нравится, что когда идешь пешком по улице, прохожие тебе смотрят в глаза. Тебя видят, но не считают врагом. Чем больше ты отличаешься, тем больше ты можешь жить по своим правилам – свободно фотографировать на улице, например», – сказала другая художница и фотограф, Аня Роз.

Когда писательница и журналистка Шарифа Родес-Питс (автор книги «Гарлем без места») переехала в 2004 году в Гарлем, ее выбор места жительства виделся ею как акт расового самосознания и протеста против «белой» культуры. Но ее решение было далеко не уникально – начиная с конца 90-х годов афроамериканские художники, танцоры и поэты, как и их белые коллеги, начали понемногу переселяться в Гарлем в поисках самоопределения, умеренных квартплат и недорогих рабочих студий.

Когда речь идет о квартирном вопросе, художники и поэты ошибаться не могут. Так думают потянувшиеся за ними преподаватели, журналисты, архитекторы и другие представители творческих профессий, живущие на умеренного размера зарплаты. Собрав свои пожитки, эта вторая, не менее разнорасовая и более многочисленная, волна «креативщиков» начинает переселяться в район, куда еще недавно не ступала нога мало-мальски зажиточного гражданина. А там уже спешат открыться кафе, где можно выпить чашечку крепкого кофе, магазины здоровой пищи со свежевыжатыми овощными и фруктовыми соками и пряно пахнущие лавчонки с доброкачественным мылом и кремами, сделанными собственными руками хозяйки.

В последнюю очередь Гарлемом заинтересовались крупные строительные компании. Понимая, что творческий класс – это главный герой гарлемской истории, городские власти пообещали, что строители новых зданий будут обязаны отводить первые этажи под танцевальные студии, выставочные залы, театральные помещения.

Духовная пища хороша, но надо и меру знать... Фото Reuters

Однако далеко не все приветствуют перемены: «Я боюсь, что через несколько лет мне в Гарлеме квартиру снимать будет не по карману. Многим моим соседям тоже придется переехать», – сказал мне молодой художник-ювелир по имени Брендон. Не рад новым соседям и хозяин одной из гарлемских книжных лавок. «Посмотрите, какие книги я продаю, – ни туристы, ни белые, переехавшие в наш район, мои книги не покупают», – сказал он мне, указывая на столы с разложенными на них книгами о рабстве, томами истории борьбы за расовое равноправие и биографиями афроамериканских политических деятелей. Но в уютном новом ресторане под названием «Винатериа», принадлежащем исконной жительнице Гарлема Ивет Липер-Буэно, демографические изменения района вызывают только энтузиазм. «Во всем городе люди разных рас живут вместе, и в Гарлеме теперь так. Но атмосфера у нас все-таки особенная. Незнакомые люди у нас часто вступают в беседу, знакомятся. У нас дружелюбней», – сказала мне менеджер ресторана и специалист по винам Габриела Давогусто.

К нашему разговору присоединился и ресторанный бармен Тимоти Болдри, оказавшийся еще и профессиональным фотографом. «Я переехал в Гарлем 10 лет назад. Раньше мне надо было ездить на работу через весь город, а теперь все рядом. Конечно, некоторым старожилам новшества не по душе. Местные ребята даже били камнями окна в отстраивающихся домах, но с процветанием не поспоришь», – заключил он.

Но что такое процветание, каждый понимает по-своему. Сможет ли динамичная культура креативного класса мирно ужиться с бытом коренных обитателей Гарлема – покажет время.