Власть, народ, элита

Хорошо бы повсюду нам разъезжать только с музыкой мира. Фото РИА Новости

Слово «элита» принципиально многозначно, в него вкладывается много смысла, оценок, значений, порой диаметрально противоположных. Конечно, классический образ элиты – это некие лучшие представители науки, образования, бизнеса, дипломатии, армии, духовной культуры.

А есть социологическое значение элиты. Она обозначает круг людей, которые распоряжаются ресурсами. И это не обязательно собственники этих ресурсов. В советское время элиту представляла та часть общества, которая называлась номенклатурой. Это были люди, которые распоряжались властными, денежными, людскими и другими ресурсами. Социологическая элита была фиксированной. А вот элита духовная всегда устанавливается некими консенсусами групп людей, которым не чужда духовная культура – она затрагивает их внутренний мир, они нередко в этой культуре работают, творят и т.д.

Если вы соберете, скажем, пять представителей какой-то сферы деятельности и попросите каждого из них назвать 50 лучших специалистов в этой же сфере, то эти списки будут отличаться друг от друга. Но скорее всего три десятка лучших будут присутствовать во всех пяти списках.

И это понятно, потому что выбирали профессионалы, они располагали критериями, опытом и т.д.

С элитой в научно-культурно-духовном смысле сложнее: она устанавливается неким компетентным слоем и нигде не фиксируется, обладает изменчивостью. На ее состав влияют многие факторы – мода, реклама, средства массовой информации...

Вышли мы все из пещеры…

Представим себе элиту первобытного общества. Есть вождь племени, есть пленная верхушка, в наличии и главный жрец... В социологическом смысле эти люди, безусловно, являются элитой, поскольку распоряжаются ресурсами. Но они являются элитой и в духовно-культурном смысле. Их кругозор, их картина мира существенно шире и глубже того, что видят остальные члены племени.

Возьмем раннюю Русь. Скажем, новгородского или киевского периода. Там тоже, безусловно, была хоть и варварская, но элита. Там же с момента принятия христианства возникла идеологическая элита. А до того момента была элита языческая, тоже не без идеологии. И вне всяких сомнений, тогдашняя жизнь не обходилось и без элиты политической.

Вывод таков. Элита возникает тогда, когда начинается раннее государство и происходит расхождение единой первобытной культуры.

Исходный первобытный комплекс целостен. В нем каждый человек владел всей целостностью тогдашней культуры. Владел в большей или меньшей степени.

А вот когда появляются государство, письменность, разведение по профессиям, тогда возникает и то, что мы называем элитой. Но хороша элита первобытного общества или плоха, это можно определить по конкретному обществу. Дело не в том, насколько она близка к народу, а в том, насколько она эффективно помогает этому народу выживать.

Когда возникает сословное общество и начинается процесс разделения и отторжения верхних слоев общества от нижних, то надо понимать, что это процессы негативные. Ничего хорошего в расколах нет.

 В Древнем Риме раб воспринимался как говорящее орудие. Это, как мы сейчас понимаем, антигуманистическое отношение. Поэтому с приходом христианства рабство было обречено. Эта религия сообщала миру о том, что все люди обладают душой.

Поэтому крайняя форма отчуждения элиты от общества – это представление о низах как абсолютном плебсе. Но выясняется, что мудрые люди бывают во всех слоях общества.

Нужно ли изучать элиту? Безусловно, нужно. Потому что от эпохи к эпохе она меняется. Возьмем российскую элиту времен наполеоновского похода. Это была Отечественная война, которую Россия так блистательно выиграла, и это не могло не повлиять на общество, из которого выделялись интересно мыслящие, глубоко чувствующие люди. Их общение, дискуссии, широкий кругозор способствовали развитию общественного сознания, поискам российской идентичности на фоне европейской культуры.

Правда, потом элита расслоилась. Одна ее часть ушла в декабристы, другая – в бенкендорфы. Произошел элитный кризис. И это понятно. Элиты всегда отражают в себе общество, в котором они существуют.

Возьмем Германию середины прошлого века. Гитлер вынуждает Эйнштейна покинуть страну, как и многих других евреев, работавших в самых передовых направлениях науки, культуры. Вскоре не без помощи этих эмигрантов в США появляется атомная бомба.

Это еще одно доказательство того, что элиты заслуживают самого пристального внимания. К сожалению, во времена, которые предшествуют наступлению реакции и упадка, политическая власть в принципе не прислушивается к экспертному мнению тех, кто мог бы помочь предотвратить очередную катастрофу.

Власть просто подбирает себе другую элиту, которая ее устраивает. Так сделал Гитлер. Так еще до начала революции в России царское правительство гнобило и заедало приличных и эффективных чиновников, приближая тем самым историческую катастрофу.

Надо сказать, что в России верховная власть по-разному относилась к элитам. В эпоху Николая II, Александра I элита была неподсудна. Когда высокого чиновника ловили на казнокрадстве, то максимум, что могло быть, это ссылка в имение. Эпохи жестких репрессий связаны с именами Ивана Грозного и Иосифа Сталина. Ленин тоже был с элитой крут. Но больше запомнился как организатор «философского парохода», на котором выслал из страны цвет российской интеллектуальной мысли. А мог бы поступить, как с царской семьей.

Дальше были сталинские репрессии. Но после смерти Сталина его оппозиция стала добиваться неподсудности элиты.

В последние 30 лет существования СССР советская элита сильно расслоилась. Критически мыслящие люди слушали «Голос Америки» и «Свободу», читали самиздат, старались не пачкаться в разных идеологических кампаниях осуждения инакомыслящих. А кто-то делал карьеру, если требовалось – осуждал «кого следует». Но были и такие, кто искренне верил в идеи социализма.

В целом же я полагаю, что жизнь элит, ее динамика, расцветы и кризисы отражают жизнь общества в целом.

Конечно, при этом может случиться так, что общество не признает существование в своих рядах лучших представителей элиты, не оценит их действий и даже подвергнет остракизму. Чаще всего это у нас случалось в ходе идеологических кампаний. Но и добровольных порицателей от имени народа было немало.

Число таких добровольцев быстро множится, когда властный режим делает ставку на маргинальные слои, на невежество и темные инстинкты. Это из лексикона таких патриотов: «Я тебя, очкарик, заставлю родину любить!»

Во все времена власть натравливала охлос на лучшую часть общества не потому, что не понимала – кто есть кто. Просто она видела для себя угрозу в лучших гражданах, и это заблуждение, как доказывает история, становилось неисправимой и трагической ошибкой. А уж когда власть берется бороться с элитой как таковой, можно говорить о катастрофе.

Еще жизнь показывает, что отношение народа к элите переживает разные стадии: от дремучего антиинтеллектуализма до признания за элитой больших заслуг перед обществом. Были поиски врагов народа, борьба с космополитами, «дело врачей»... Но были и триумфальные победы страны в покорении космоса, в развитии ядерной физики, в создании лучших произведений литературы и искусства, когда народ зримо выражал свое признание той самой научно-технической и художественной элите, которую еще недавно так яростно осуждал.

Что же касается отношения элиты к обществу, то здесь тоже можно найти широкий спектр чувств. Когда элиты Америки или Германии истово выступают за политкорректность, они действительно разделяют декларируемые принципы? Или это дань времени, моменту, когда надо говорить именно это?

Дать точные ответы в таких ситуациях трудно. Потому что это высказывания и действия политиков, как правило, в ситуации предвыборной борьбы.

В этом смысле Трамп мне видится более искренним, потому что он высказывает более уязвимые в моральном смысле идеи. Но в результате пока выигрывает. А почему? Ответов как минимум может быть два. Либо оппоненты Трампа грешат лицемерием по отношению к политкорректности. Либо большинство людей, поддержавших Трампа, думают как он.

Но как он думает на самом деле, мы вряд ли узнаем даже после президентских выборов. Трамп уже представитель политической элиты, и этим все сказано.

Как это делалось в СССР

Примерно так выглядела жизнь в розовых снах дам и господ XIX века. Фото Reuters

По истечении лет, прошедших после распада СССР, нередко возникают споры о принципах подбора кадров в советские структуры управления. Проще говоря, была ли партийная номенклатура настоящей управленческой или интеллектуальной элитой?

Я думаю, что система подбора и расстановки кадров, безусловно, была. Но остается прояснить вопрос: эта система основывалась на критериях компетентности или, скажем, на партийной выслуге? А может, главным критерием была личная преданность начальству?

Например, Брежнев тащил за собой в Москву отобранных и проверенных на преданность днепропетровцев, кишиневцев и других товарищей, с которыми служил и работал.

Вообще тенденция тащить за собой своих преданных людей присуща всем политикам. Но в демократических обществах она поддается регулированию и ограничению. Там руководитель должен прежде провести своих кандидатов через парламентский и иной отбор, объяснить свой выбор и т.д. Если же они пройдут все фильтры, но никак не проявят свои лучшие качества, то их пребывание при лидере будет недолгим.

Что же касается нашей сегодняшней ситуации, то взять хотя бы такого элитного предпринимателя, как Аркадий Ротенберг. Он, кажется, в свое время был тренером будущего президента. А теперь не только он супербогатый человек, но и его сын тоже далеко не беден.

Кто-то сказал, что у нас нынче сильнее всего развивается экономическая модель «капитализм для друзей». Я с этим согласен. В обществах, более вразумительных, чем наше нынешнее, уже давно были бы приняты все меры. Даже если бизнес законный. Есть же еще такая мелочь, как репутация лидера нации, престиж президента...

Правда, у нас есть оптимисты, которых радует, что в последнее время началась чистка руководящих кадров в регионах. Сообщается про освобождения от должности того или иного губернатора, мэра. Возбуждаются уголовные дела. Вроде бы что-то делается. Но вот ведь беда – мы, общество, мало знаем, за что снимают, арестовывают, обвиняют. Это торжество законности и справедливости или ротация местных элит по принципу – этот поработал, надо дать попотеть другому?

То есть опять все упирается в демократические принципы организации государства и общества, которых нам явно недостает и которых нынешняя политическая элита просто боится.

Конечно, проводить праймериз внутри собственной партии легче, чем дать трибуну или парламентское кресло высокообразованным людям, людям иных взглядов и идей.

А чего тут бояться? Свобода мышления и свобода духа должны быть неотъемлемыми качествами элиты. Что же до дискуссий и даже конфликтов, то это и есть движители развития. А там, где царит единогласие, там царствует безмыслие.

...Часто думаю о том, что электоральной демократической традиции в России не существует. Просто бывают отдельные периоды, когда удается сделать электоральный процесс более или менее пристойным. Наверное, выборы в Государственную думу до революции были проведены качественно. Такими же были выборы в Учредительное собрание, которые потом разогнали большевики, не получившие в нем большинства. Можно выделить еще российский период 1991–2000 годов. Еще вспомнил давние, в XVI веке, выборы в Новгородской республике, которой Москва потом быстро скрутила голову.

Мне кажется, что для России лучше всего подошла бы такая форма правления, как смешанная президентско-парламентская республика. Это сделало  бы правительство ответственным перед парламентом и ограничило бы верховную власть.

Как это сделать сегодня – большой вопрос. Нужны новые интеллектуальные силы. А мы оказались в ситуации, когда большая часть образованных, конструктивных людей просто покинула родину. И это были не какие-нибудь радикалы, маргиналы. К этому можно добавить, что родные места покинули многие дети государственных чиновников. Все они учатся за рубежом и зарабатывают себе вид на жительство. Но это не только дети нынешней элиты. В целом мы наблюдаем беспрецедентную для России ситуацию. К чему эта тенденция может привести дальше – не знаю. Внутри страны дефицит новых лиц и новых идей. Старая элита не радует ни новым обликом, ни новыми проектами. Средний и малый бизнес живет довольно сложно. Его либо прессуют, либо обманывают хроническими обещаниями послабления.

Есть одна закономерность всех авторитарных режимов: они неутомимо ломают любую альтернативу своей власти. И так тщательно это делают, чтобы на политическом поле не осталось никого, кто бы мог вызвать хотя бы минимальный интерес общественности, избирателей. Чтобы потом в нужное время сказать: «Ну а кто может сделать что-то для страны, кроме него. И если не он, то конец. Тогда придут они – и все пропало».

Туманно, но ведь действует и убеждает.

Тут вам не Азия. 

И не Европа

Понятие «государство», как оно трактуется по сей день в Европе, – это совокупность граждан, которые выбирают себе правителей, которые вместе с ними живут в этом обществе. В России же государство – это чиновники, власть. Но власть сама по себе ничем не является, пока не появляется масса людей, которая выполняет все властные решения.

В России концепция государства принципиально отличается от европейской. Она у нас азиатская. Потому что есть «мы» и есть «они». Есть мы, люди, а есть начальство, под которым мы живем и которое во всем виновато. Разве при таком глобальном разделении и противостоянии может Россия быть единым государством? Конечно, она являет собой жесткое сословное общество.

Поэтому, говоря об элите, надо прояснять – она связана с сословным или с культурным разделением. А может, в основе образования сообщества лежит имущественный фактор или, наконец, классовый принцип.

Я, например, помню одно из ранних советских изданий «Литературной энциклопедии», где было представлено немало не известных мне литераторов, каждый из которых был обозначен как «пролетарский писатель». Хорошо известно, что такой титул носил даже Максим Горький.

Это, конечно, была глупость – связывать классовое происхождение с художественным талантом. Если общество демократическое, в нем отлаженно работают социальные лифты, присутствует творческая конкуренция, мотивированная рыночными отношениями. Тогда не требуется правильное происхождение или членство в какой-то партии.

Но такие требования имеют историческое происхождение. Когда случается победная революция, неизбежно и быстро начинается формирование новых элит. Кандидатов, как правило, находят из числа самых смелых революционеров, которых надо возвести в элиты победившего класса.

Так, после 1917 года в России появился «Институт красной профессуры». Какого уровня из него выходили быстроиспеченные красные профессора, история умалчивает. Конечно, способные от природы ребята потом получали нормальное образование. Но классовый подход имел свои преимущества для тех, кто не рвался к серьезным знаниям. Такой диплом наделял его владельца особой элитарностью. Это были «корочки» посильнее партбилета.

Тут надо добавить, что любая революция порождает у победителей эйфорию, которая, в свою очередь, вызывает в них утопические мечты и теории. «Всеобщее счастье, всемирное братство» – это все оттуда. Революционная же утопия известна тем, что она отрицает государство как таковое.

В свое время Ленин воспроизвел лозунг «Грабь награбленное!», чем приблизил к себе бедное крестьянство. И тут началось такое, что заставило пролетарского вождя поприжать распоясавшихся экспроприаторов. У Ильича тогда был крепкий союз с батькой Махно. Это продолжалось до взятия Крыма. После чего большевики пригласили весь командный состав союзников на совещание да и расстреляли.

Политиканы в голове

Так сложилось издавна, что политическая элита вызывает больший интерес, чем другие элиты. И понятно почему. Политики связаны с ресурсами, их распределением, перераспределением, управлением и т.д. От них во многом зависит жизнь людей. Поэтому к политическим элитам общественность испытывает не праздный интерес.

Конечно, в демократическом обществе контроль за властью обеспечивается достаточной прозрачностью деятельности этих институтов. И контролировать действительно есть что.

Потому что чем выше статус политика, тем большими ресурсами он распоряжается. А значит, обрастает огромным количеством контактов, попадает в поле интересов многих людей. При этом появляются шансы иногда действовать в интересах не всего общества, а отдельных групп или влиятельных лиц. И вот тут-то обнаруживается разница между демократическим и авторитарным устройством.

Высокопоставленный чиновник в США тоже может дать слабину и пойти навстречу каким-то структурам или лицам, которые нуждаются в ресурсной поддержке. И вот представим, что такой министр заканчивает государственную службу и поступает на солидную должность консультанта в могучую частную корпорацию.

Почему бывшего чиновника, уже пожилого человека, берут на высокую зарплату? Есть две версии. Первая – у него колоссальный опыт и множественные связи. Вторая версия – его взяли в благодарность за те годы, когда он, будучи министром, оказывал услуги данной корпорации.

Так вот, в демократическом обществе есть люди и структуры, которые быстро проведут расследование и выяснят, был ли новоиспеченный консультант коррумпированным министром.

Как это будет выглядеть в закрытом государстве, нам, россиянам, представить нетрудно. Трудно провести расследование, а если и получится проверить и даже если что-то нехорошее откроется, то за бывшего чиновника станет грудью сословие, а то и система. Любимый аргумент защиты: «Да его же подставили!»

Это довод, который не поймет ни одна элита. Не говоря уже о народе…