Ефим Лямпорт
Даже в благополучной Америке у агентств социальной помощи хватает клиентов.
Фото Reuters
Я помню отлично день, когда Инка нашла работу.
Место, куда ее приняли, называлось... – ну, не будет толку от того, что я воспроизведу английскую аббревиатуру, а затем, развернув ее в полное название, перетолмачу это название на русский. Я люблю использовать подлинные имена. Но тут им это не навредит, а мне не поможет.
Достаточно сказать, что это агентство, расположенное в самом сердце Манхэттена, в числе многих подобных контор занималось невыполнимым – ставило заплатки на ветхую систему социальной помощи США. Из-за того, что денег не было, агентство помогало главным образом советами и тем, что его сотрудники были готовы (это, в частности, являлось для них одной из важных служебных обязанностей) терпеливо подставлять жилетку и ухо под потоки слез, жалоб, угроз, обид и просто откровенной брани. Безответные социальные работники, беспомощные солдатики рассыпающейся и нищей армии социальной защиты выходили на передовую ежедневно в восемь утра и до четырех часов пополудни заслоняли собой Америку от ее униженных, безумных, нищих и оскорбленных.
Инку приняли на работу как двуязычную, то есть способную держать оборону (а когда надо – переходить в нападение) сразу на двух языках, отражая и поражая, таким образом, и местных уроженцев, и приезжих русскоязычных.
Созданное на благотворительные деньги (благотворитель, отмыв сколько хотел, свалил), агентство пересело на шею городу. А Инка стала городским служащим. Сидя в пилотском шлемофоне в кресле перед компьютером, она отвечает на звонки. Если набрать ее номер, она отзывается: Hеllo, this is Inna Valkovskaya. Help line. How can I help you today?
Чуть ли не в первый же рабочий день Инку предупредили об одной клиентке по фамилии Гольдберг. У нее маниакально-депрессивный психоз, и она в своем роде знаменитость. Во время депрессии она ищет работу, звонит в разные агентства, включая Инкино, просит содействия в поисках. А в маниакальном состоянии судится с агентствами, нашедшими ей работу, из-за того, что работа не та, которую она хотела, или из-за того, что сотрудники к ней плохо относятся. Словом, находит причины. Главное же, судится она довольно успешно. В итоге агентствам, подыскавшим ей место, этот успех влетает в копеечку. Отказать прямо ей тоже никак нельзя. Гольдберг – инвалид. То есть если ей отказать в помощи, то будет даже хуже, чем оказать помощь и пойти за это под суд. Запутанная история. Но интересна она даже не этими маниакально-депрессивными противоречивыми отношениями клиентки Гольдберг с рынком труда, а тем, что им предшествовало.
Эта самая Гольдберг, белая американка еврейского происхождения, много лет назад, сразу после колледжа, была очень серьезно настроена на карьеру. Она переехала из города, где училась, в Бостон и решила сменить фамилию Гольдберг на фамилию капитана знаменитого корабля «Мэйфлауэр», привезшего 200 лет назад в Бостон первых переселенцев. Она справедливо рассудила, что с новой фамилией ей будет проще сделать в Бостоне карьеру. Речь шла, кажется, о гостиничном бизнесе. На все сто я не уверен, но что-то вроде того. Человек приезжает в город, ищет место, где остановиться, и вдруг вывеска – «Отель Мэйфлауэр», внизу маленькими буквами – «старший менеджер» и имя знаменитого капитана. Очень все по-американски было задумано. (Возле нашего дома есть похоронная контора, она тоже называется «Мэйфлауэр».)
Сменить фамилию оказалось не так уж и легко. Надо было потратить порядком времени, но Гольдберг времени и сил не пожалела. А когда все формальности были улажены и новые документы выданы на руки, то оказалось, что в результате канцелярской ошибки новое имя Гольдберг отличается от имени знаменитого мореплавателя то ли на одну, то ли на две буквы. Но на одну или на две – не так уж и важно, все равно это был уже не бренд, а полная фигня, вроде как на сделанных в подпольных китайских мастерских радиоприемниках написано SANY вместо SONY. Что это может вызвать, кроме жалости и презрения?
И вот этого – жалости и презрения – гордая, я бы сказал, даже мятежная натура Гольдберг стерпеть не смогла. Евреи часто горды безо всякой меры и часто бывают наказаны за свою нетолерантность. Для Гольдберг ее гордость оказалась роковой. Гольдберг сошла с ума.
У людей бывает всякое. Один вьетнамский ветеран, отставник, пенсия 60 тысяч долларов, явился в агентство собственной персоной. Проблемы с ФБР. Они его преследуют, хотят убить. Он не дается, петляет, уходит от слежки. Хочет развестись с женой. А что делать? ФБР завербовало и ее.
Позвонила русская женщина. Два дня назад правительство США известило ее письмом, что прекращает выдачу всех денежных пособий и закрывает медицинскую страховку. Женщина сказала, что сейчас, буквально в данный момент, она собирается повеситься. А перед смертью звонит Инке. Попрощаться.
Другой мужик, американец, назвался поэтом. Ищет спутницу жизни. Почтой прислал стихи. (Инка принесла, я прочитал, оказались ничего.) Просит содействия: адреса, телефоны, псевдонимы. Недавно ему исполнилось 90.
Еще один – миллионер. Все на полном серьезе, 5 миллионов в банке, не считая имущества. Звонит, беспокоится: «Почему не доставляют положенных по возрасту и состоянию здоровья ежедневных бесплатных благотворительных обедов?» (Стоимость обеда – 1 доллар.)
Инка выслушивает и заносит услышанное в компьютер.
Русской женщине, той, что звонила попрощаться, она вызвала на дом полицию. Женщина жива, лежит в больнице и, так и хочется добавить, счастлива. Инке объявили за нее благодарность.
Миллионеру возят горячую еду.
Поэту выслали адреса и телефоны клубов знакомства.
Ветерану пока помочь не удалось. Слишком хорошо законспирировался, скрываясь от ФБР, и поэтому для помощи недосягаем. Но, может, оно и к лучшему. Незачем ссориться с ФБР.
За всю эту веселенькую работенку Инке еще и платят. Не бог весть, но нам хватает. Как раз на прожитье. Еще у нас есть медицинская страховка на всю семью. Важная в этой стране штука.
Но ни страховка, ни истории про Инкиных клиентов, ни деньги не исчерпывают всего, что дает нам ее работа. Благодаря Инке, тому, что она работает с американцами, мы смогли проникнуть в их жизнь и увидеть изнутри то, что можно назвать личным и интимным.
Нью-Йорк
