Виктория Панфилова -Талбак Назарович, в своем недавнем ежегодном послании к парламенту и народу президент Эмомали Рахмонов определил некий «новый курс» в таджикско-российских отношениях. Что-то действительно принципиально меняется?
– Перемены намечаются, но они согласованы и отвечают интересам обеих стран. В частности, новым в таджикско-российских отношениях является то, что по мере создания структуры собственных пограничных войск граница с Афганистаном поэтапно переходит под юрисдикцию нашей страны. Но и этот процесс идет в соответствии с соглашением 1993 года, и не стоит вокруг него создавать ажиотаж. Тем более что никто не собирается оставлять эти участки границы открытыми, для их охраны будут приняты все необходимые меры. Не хватит сил у таджикских пограничников – будем усиливать охрану границ за счет других структур, скажем, Минобороны. В целом же стратегический курс по отношению к России мы не меняли, хотя в последнее время против Таджикистана развернулась настоящая информационная война, в которой успели поучаствовать даже депутаты российской Госдумы. Определенная еще 10 лет назад стратегия наших отношений с Россией сохраняется, что и отметил в своем послании президент Эмомали Рахмонов. При этом он подчеркнул, что в Душанбе хотели бы развивать не только военно-политическое, но и экономическое сотрудничество. Пока в этом направлении особой активности не наблюдается.
– Проблемы есть, в том числе связанные с пребыванием на территории России значительного числа граждан Таджикистана. Нередки случаи их преследования со стороны российских властей, таджики становятся объектом выходок националистов. Что делает таджикская дипломатия для изменения ситуации?
– В свое время мы предложили Москве специальное соглашение по вопросу трудовых мигрантов. Увы, этот документ уже не первый месяц лежит без движения где-то в российских структурах. По нашим данным, подписание этого соглашения в Москве увязывают с другими, сугубо политическими проблемами. Хотя я лично считаю, что трудовая миграция – вопрос социальный, а не политический. Трудовые мигранты есть во всем мире. В той же России Таджикистан вовсе не лидер по их числу: сами же российские коллеги признают, что наша страна в этом списке занимает лишь четвертую позицию. Но из-за определенной политики, раскручиваемой в российских СМИ, именно вокруг таджикских мигрантов создается атмосфера нетерпимости. Участились и случаи физической расправы над нашими гражданами. Но мы готовы решать и эти проблемы.
– Как продвигаются переговоры по созданию российской базы в Таджикистане?
– Соответствующее соглашение подписано в 1999 году. К нему прилагается еще три документа, которые, правда, требуют доработки. Это нарушило ранее планировавшиеся сроки. В принципе никто от создания российской базы на территории Таджикистана не отказывался. Мы говорим, что такая база должна быть. Но с предельно четко расписанным режимом ее функционирования. Этот вопрос сейчас и прорабатывается.
– Говорят, что, соглашаясь на размещение на своей территории российской базы, Таджикистан выдвигает неприемлемые для России условия?
– Не хочу раскрывать детали переговоров, поскольку рабочая группа еще не закончила работу. Остались технические вопросы. Так, в соответствии с договором от 1999 года все бывшее советское движимое и недвижимое имущество, расположенное на нашей территории, является собственностью Таджикистана. Из-за войны 90-х годов с Таджикистаном такое соглашение было оформлено гораздо позже, чем с другими республиками бывшего СССР. И мы дали согласие на создание российской базы. Но ведь имущество нам так и не было передано. Речь идет о технике, которая была на вооружении Советской армии еще во время войны в Афганистане. Я не военный человек, но понимаю, что военная техника 20-летней давности давно и безнадежно устарела. Но даже из-за нее идут нескончаемые споры.
– Не приведут ли сложности в таджикской экономике к дестабилизации внутри страны? Люди ведь могут устать от ожидания лучшей жизни...
– В Таджикистане этого не будет. Я думаю, что в ближайшие 50–100 лет таджики оружие в руки не возьмут. Они ведь не понаслышке знают, что такое война. Что касается экономической ситуации, то и на этом направлении, если сравнивать сегодняшние данные с показателями первых послевоенных лет, можно увидеть, что таджикская экономика медленно, но развивается. За последние три года среднегодовой прирост составлял около 10%. И это не предел. Мы могли бы увеличить темпы развития национальной экономики, но этому мешает нехватка электроэнергии в зимний период. Поэтому приоритетным направлением мы считаем строительство Сангтудинской ГЭС.
– Экономика Таджикистана всегда была четко ориентирована на Россию. Не лучше ли было иметь альтернативные пути выхода на международный рынок?
– Это все потому, что Таджикистан находится в определенном транспортном тупике. Это не просто отсутствие выхода той или иной страны к морю. Таджикский тупик с годами стал и «психологическим»: во-первых, страна окружена горами, что затрудняет те же автомобильные перевозки. Во-вторых, не надо сбрасывать со счетов соседство с Афганистаном: это отпугивает наших потенциальных инвесторов. Но есть и свои плюсы: относительно дешевая рабочая сила, уровень образования основной массы населения, который позволяет людям быстро освоить ту или иную работу. Что касается альтернативы, то мы ее давно ищем. В этом направлении готовится несколько проектов, один из которых уже завершен. Я имею в виду автодорогу Кара-Корум–Китай–Пакистан. Она уже построена. Другая транспортная артерия Кара-Корум–Афганистан–Иран–Пакистан тоже сулит стране немалые выгоды. Кроме того, сейчас идет активное строительство мостов между Таджикистаном и Афганистаном через реку Пяндж. Надеемся, что скоро ситуация в Афганистане полностью стабилизируется и крупные инвесторы перестанут обходить наши края стороной. Но это не заменяет выход на север, на Россию.
