Надежда Травина
Чичиков на балу у губернатора. Фото Дамира Юсупова/Большой театр
В Москве и Санкт-Петербурге продолжается фестиваль «Майя и Родион», посвященный памяти великой семейной пары Плисецкой и Щедрина. Его инициатор Валерий Гергиев, знавший композитора и балерину лично, заявил действительно пышное чествование на сценах двух столиц – началось оно 20 ноября, в день 100-летия Плисецкой, а закончится 16 декабря концертом в день рождения Щедрина. С подачи Гергиева в репертуар главного театра страны спустя почти полвека вернулась самая известная опера Щедрина – «Мертвые души». В Большом реконструировали легендарный спектакль 1977 года и посвятили спектакль памяти Родиона Щедрина. Эта классическая по всем параметрам постановка предстала как хорошо сохранившийся музейный экспонат, не теряющий своей актуальности, а свежести ей добавила команда постановщиков во главе с режиссером возобновления Ксенией Шостакович и молодыми солистами.
Спектакль Бориса Покровского, созданный в тандеме с дирижером Юрием Темиркановым, сценографом Валерием Левенталем и художником по костюмам Вильямом Клементьевым, возрождали буквально по крупицам. От трехчасовой постановки осталось всего несколько записанных на видео сцен и фотографии, по которым можно было выстраивать сценическое действие. Что-то приходилось восстанавливать по монтировочной описи и по спискам реквизитов, пометкам ассистента режиссера – помогла и беседа Ксении Шостакович с первым исполнителем партии Чичикова Александром Ворошило, который вспомнил много важных деталей. Не менее детективные поиски были и у художника Альоны Пикаловой: ей пришлось обратиться к разным архивам, провести исследование макетов и набросков декораций и костюмов (впрочем, с последними повезло: все эскизы Клементьева сохранились). Огромная кропотливая подготовка заняла много сил и времени, и здесь можно задать справедливый вопрос: а почему бы творческой команде не придумать новый спектакль, лаконичный и минималистичный по визуальной составляющей, но с новыми смысловыми акцентами? Однако режиссер в буклете прямо пишет о том, что спектакль Покровского не нуждается в переработке – не стоит переносить действие в наше время и как-либо его осовременивать, поскольку сюжет поэмы Гоголя актуален во все времена.
Команда постановщиков возобновленного спектакля оставила и даже подчеркнула главную идею Покровского и Левенталя, которая собственно была заложена и в партитуре Щедрина. Выражена она в сценическом решении: противопоставление двух миров, двух ярусов – лирического и прозаического. Внизу разворачивались беседы Чичикова с помещиками, приемы у чиновников, а вверху, над ними – бескрайние просторы Руси, дорога, по которой едет бричка Чичикова. Кучер Селифан в исполнении Андрея Зорина напоминал Юродивого – солист придал интонациям своего героя немалую долю отчаяния. В сопровождении народных голосов, «спрятанных» по задумке композитора в оркестровую яму, эти интермедии звучали пугающе-зловеще, и даже два комичных персонажа, два мужика у обочины дороги (Николай Казанский и Родин Васенькин) не смогли разрядить атмосферу. С образа дороги как символа вечной России, ее непростого пути, тоски-печали русского человека Щедрин и начал создавать «Мертвые души» – народные голоса (в этом спектакле – ансамбль «Комонь» и солисты ансамбля Дмитрия Покровского) вторгались своим аутентичным пением в повествование, звучали, возвышаясь над всеми, символически оплакивая русский народ.
Второе измерение, не пересекающееся с первым, как земля и небо, поражало сценическим великолепием и буйством красок. От яркости костюмов помещиков, чиновников и остальной «массовки» хотелось даже зажмуриться: напомаженные лица, фраки и кринолины, парики и практически цирковой грим производили комический эффект. Каждый герой был узнаваем и без представления: будь то повеса-самодур Ноздрев с лихо закрученными усами или Плюшкин, иронично превращенный в жадную старуху. Евгении Сегенюк, исполнившей эту партию, приходилось петь, согнувшись в три погибели, «старческими» интонациями в высокой тесситуре. Но Щедрин и другим солистам приготовил немало испытаний. Игорь Онищенко в роли Ноздрева так и сыпал буффонными речитативами, напомнившими оперы Россини, – и справился с ними блестяще. В целом солисты Молодежной оперной программы Большого театра – Чингис Баиров (Полицеймейстер), Андрей Булгаков (Прокурор), Андрей Прысь (Капитан-исправник), Демьян Онуфрак (Мижуев) в этом спектакле проявили себя на двести процентов, радуя и попаданиями в образы, и вокально. Особенно запомнился Тихон Горячев в роли Манилова, который создал портрет простодушного добряка, раскрывающийся как сольно, так и в дуэте с женой Лизонькой (Анна Аглатова). Другие помещики – Собакевич (Владислав Попов) и Коробочка (Елена Манистина) также оказались по-гоголевски карикатурными: их виртуозные монологи, сопровождаемые лейттембрами в оркестре, звучали подчеркнуто комично. И лишь Чичиков, в которого удивительно точно перевоплотился Василий Соколов, подстраивался под разговор (пение) каждого собеседника, как хамелеон менял свое музыкальное обличье и едва ли не целиком брал внимание на себя, фиксируя статус главного героя поэмы – и оперы.
