Дмитрий Данилов
Глава Еврокомиссии Жозе Мануэль Баррозу (справа), премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер (слева) и Владимир Путин декларируют доверие и партнерство между ЕС и Россией.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Московский саммит Россия–ЕС остался позади, и первое, что представляется очевидным, – это контраст в оценках итогов нынешнего и предыдущего, гаагского саммита. Тогда, в ноябре прошлого года, саммит продемонстрировал крайне острые разногласия сторон в контексте выборов на Украине и не смог выйти на договоренности по четырем «дорожным картам». Соответственно и уровень отношений Россия–ЕС оценивался весьма критически, в том числе с точки зрения перспектив их развития. Более того, обнаружившееся тогда столкновение позиций России и ЕС по ключевым аспектам европейской политики заставляло задуматься о том, можно ли вообще говорить о стратегическом партнерстве.
Неужели всего за полгода, к 10 мая, усилиями брюссельских и московских дипломатов удалось превратить минусы в плюсы? Если судить по официальным оценкам – несомненно: «дорожные карты» приняты, а саммит показал, по словам Владимира Путина, что партнеры, проявив политическую волю, могут находить взаимоприемлемые решения весьма сложных проблем. Жан-Клод Юнкер, премьер Люксембурга, председательствующего в ЕС, отметил на праздновании 60-летия Победы, что 9 мая является и праздником европейской интеграции как дата подписания соглашения о Европейском объединении угля и стали, и сказал, что теперь это совместный праздник для Европы и России. «Это, может, не медовый месяц, но это день большой любви» – так охарактеризовал он отношения партнеров. Интересно, согласны ли с этим определением входящие в ЕС балтийские страны, две из которых вообще отказались участвовать в празднике? Для тех, кто сомневается в высокой позитивной результативности саммита Россия–ЕС, г-н Юнкер подчеркнул: «Отныне между людьми Евросоюза и России есть твердое доверие».
И все же не может не возникнуть ряд неудобных вопросов, тем более что они уже не испортят состоявшихся торжеств. Если «отныне», то как же тогда расценивать аналогичную риторику ряда предыдущих встреч, где также говорилось о «новых этапах» и достижениях, о стратегическом партнерстве? Почему на неофициальном уровне, на уровне компетентных экспертов, политиков, журналистов, в том числе и в публикациях по итогам саммита, так часто звучит тема как раз взаимного недоверия, непонимания, различия в ценностных ориентирах? Некоторые западные эксперты недвусмысленно высказываются в том духе, что Брюссель и Москва, соревнуясь во взаимных комплиментах, утрачивают связь с быстро меняющимися реалиями сегодняшней международной жизни. Тома Гомар из Французского института стратегических исследований пишет в «Либерасьон»: «ЕС и Россия должны спуститься со сцены и увидеть, наконец, что декорации изменились, иначе им придется играть свою сцену перед пустым залом».
Попытаемся разобраться, в чем все-таки состоят реальные итоги майского саммита, если понимать под ними не только подтверждение взаимной готовности строить стратегическое партнерство, на сей раз «подлинное». Ведь «праздничный» характер договоренностей, которых нельзя было не достигнуть, заставляет особо задуматься, не поблекнут ли со временем вывешенные флаги российско-европейского партнерства.
═
Без стратегии
═
«Пакет» из четырех «дорожных карт» – пример прекрасной дипломатической работы. То, что их все-таки приняли, несмотря на сохраняющиеся разногласия и различия в запросных переговорных позициях, – само по себе важный результат, подтверждающий стремление сторон к нахождению взаимоприемлемых решений. Калькуляция того, кто кому больше пошел навстречу, – отдельная тема. Очевидно, все-таки Россия навстречу ЕС. А вот насколько это соответствует российским интересам – вопрос не только политических взглядов и убеждений, но и того, насколько эти шаги вписываются в долгосрочную политическую стратегию или, наоборот, насколько являются вынужденной жертвой фигур в игре опытных переговорщиков. Очень плохо, если «европейский выбор России» заменяет стратегию по реализации этого выбора. Очень плохо, если «дорожные карты» имеют для ЕС, а может быть, и для России, тактическое, но не стратегическое значение. И, к сожалению, для подобных опасений есть основания.
Первоначально заявленная цель конкретизации идеи «общих пространств» в целом так и не достигнута. Фактически произошла подмена понятий: «общие пространства» как долгосрочный ориентир развития отношений сотрудничества превратились в очередной политический лозунг – «дорожные карты» рассчитаны на ближайшую перспективу двух-трех лет, но не ориентированы на достижение долгосрочных целей стратегического партнерства. По существу, Россия и ЕС лишь провели своего рода инвентаризацию уже имеющихся и возможных проектов сотрудничества. С этой точки зрения принятые документы представляют собой декларацию о намерениях, речь идет главным образом о готовности расширять сотрудничество в тех или иных приоритетных областях. Как конкретно эти намерения должны быть реализованы – вынесено за скобки.
То есть «дорожные карты» пока что вовсе не определяют общего маршрута и способа движения, открывая, как принято говорить в подобных ситуациях, новое окно возможностей. Захотят ли и смогут ли Россия и ЕС использовать его?
Для этого необходима прежде всего политическая воля. Подписи под «дорожными картами» не являются достаточной гарантией. Широкий характер и недостаточная конкретность достигнутых договоренностей дают довольно большой простор для их интерпретации и, соответственно, для выработки подходов к практическому сотрудничеству. В «дорожной карте» по общему пространству безопасности указывается, например, что заявленные цели «не исключают возможности разработки планов действий по конкретным направлениям сотрудничества». Хотя, казалось бы, конкретное сотрудничество должно как раз предполагать совместные программы и планы. Вместо этого многие предложения «дорожных карт» лежат в сфере развития диалога, обмена мнениями и проведения консультаций, что, конечно же, важно, но больше для ЕС и России как соседей, а не как стратегических партнеров.
Как свидетельствует развитие российско-европейских отношений после расширения ЕС, далеко не все его члены реально выступают в поддержку активизации партнерства Евросоюза с Россией. При разработке «дорожных карт» новые члены ЕС и нейтральные страны занимали довольно жесткие позиции и выступали с критикой России. Министры иностранных дел этих стран и Дании на встрече 10 октября прошлого года, за месяц до намечавшегося подписания соглашений по «дорожным картам», признали этот срок нереалистичным. Есть ли основания предполагать, что подобная политическая линия (назовем ее сдержанностью в отношении сотрудничества с Россией) изменится? Сами по себе «дорожные карты», понятно, мало что меняют в этом плане. Более того, следует помнить, что после предстоящего председательства в ЕС Великобритании (а в отношениях Лондона и Москвы также наступило явное охлаждение) оно перейдет сначала к Австрии, а затем к Финляндии.
═
Статус-кво – ненадолго
═
При этом речь идет не только об особенностях «российской» политики тех или иных государств ЕС. Партнерство между Россией и ЕС ограничено также и обострением проблем внутри самого Союза после расширения. И после принятия Европейской Конституции сохраняется раскол между теми, кто хочет ускорить продвижение ЕС к политическому единству, особенно в сфере международной политики и безопасности, и теми, кто к этому не готов.
Поэтому согласие ЕС на переход к «подлинному стратегическому партнерству» с Россией вовсе не означает, что в его рамках удастся добиться консенсуса по поводу конструктивных практических шагов в этом направлении. Особенно учитывая то, что Брюссель в ближайшие годы вынужден будет концентрировать усилия на решении собственных проблем: адаптации новых членов, ратификации Конституции и соответствующей внутренней трансформации, реализации концепции «нового соседства».
То, что Россия не присоединилась к этой концепции, свидетельствует о неприемлемости для нее в отношениях с ЕС формулы «всё, кроме институтов». Россия действительно по многим причинам не может ее принять. Прежде всего потому, что такая формула не предполагала бы участия России в принятии решений, которым она должна была бы следовать. Но дело в том, что «дорожные карты» не являются реальной альтернативой.
Брюссель по-прежнему стремится распространить на Россию свою интеграционную логику, подразумевающую последовательное принятие стандартов, норм и политики ЕС. Интересно, что в официальном пресс-релизе Еврокомиссии в преддверии майского саммита, говоря о решении расширять сотрудничество с Россией в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, Брюссель вполне честно заявляет о стремлении «к участию России в конкретных мероприятиях, а также в политическом диалоге в целях содействия усилиям, которые ЕС уже предпринимает в этих регионах». А как же быть с поддержкой усилий, которые предпринимает сама Россия, с ее особой ролью в урегулировании замороженных конфликтов в зоне СНГ? Москва же, в свою очередь, предпочитает говорить о равноправном сотрудничестве, об улице с двусторонним движением, хотя и не может предложить желательные правовые основы и параметры такого сближения.
Эти кардинально различающиеся подходы парадоксальным образом замаскированы «дорожными картами». Достигнутые компромиссы не затрагивают сути конфликта интересов. «Дорожные карты» лишь позволяют сохранить статус-кво, при котором прагматическое сотрудничество в областях взаимного интереса будет сочетаться со столкновением позиций и интересов в других областях. При этом отсутствие стратегического видения будущих отношений неизбежно будет ограничивать потенциал практического партнерства.
Но такой статус-кво не может быть длительным. И, похоже, обе стороны, намучившись с «дорожными картами», теперь более отчетливо понимают это. Проблема выбора будущей долгосрочной модели отношений все сильнее будет давить на партнеров. Тем более что в 2007 г. заканчивается действие СПС – Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между ЕС и Россией. Отсутствие внятного выбора общей стратегии неизбежно порождало бы взаимную неудовлетворенность, вело бы к конфликтам и столкновениям интересов, прежде всего на пространстве СНГ, которое пересекается с пространством «нового соседства» ЕС. Президентские выборы в России в 2008 г. являются еще одним весомым аргументом для Москвы и Брюсселя в пользу того, чтобы не затягивать с определением генеральной линии своих отношений.
═
Выбор за Россией
═
«Дорожные карты» могут оказаться путем в никуда. Ориентация на большую результативность сотрудничества, а не на его новые принципы и формы, свидетельствует о том, что за обновленной вывеской «подлинного стратегического партнерства» и общих пространств, не исключено, будут по-прежнему развиваться отношения совершенно другого характера – избирательное прагматическое сотрудничество по ограниченному кругу вопросов.
Очевидно, Брюссель готов был бы продолжать идти, пока возможно, по этому пути. Устраивает ли это Россию? Этот вопрос остается, по существу, открытым. Представляется, что данный вариант – худший, он существенно ограничивал бы потенциал социально-экономического развития и демократической модернизации России. Но даже если бы при всей риторике о стратегическом партнерстве была сознательно избрана подобная политическая линия, тем более не стоило бы всерьез делать акцент на принятых «дорожных картах». При таком выборе активизация работы над ними давала бы брюссельской бюрократии лучшие возможности продавливать свои «конкретные результаты». Ведь способность России лоббировать и отстаивать собственные проекты на порядок меньше, и даже внутри страны, как вынужден признать Михаил Фрадков, исполнительская дисциплина и управляемость крайне низка.
Но, вероятно, все же лучше пойти иным путем. Прежде всего необходимо честно признаться самим себе, что с «дорожными картами» получилось далеко не все, на что рассчитывали, и попытаться договориться с Брюсселем о возвращении к серьезной работе над реальной концепцией общих пространств, в том числе как рамочной основы для наполнения «дорожных карт» реальным практическим содержанием. Политико-дипломатические ресурсы для этого пока есть. Сергей Лавров и Хавьер Солана на встрече 1 апреля согласились, что в связи с окончанием действия СПС «необходимо заранее готовить и Россию, и Европейский союз к переходу на новое, более углубленное качество взаимодействия». А Владимир Путин по итогам майского саммита России и ЕС подтвердил, что планируется начать активный экспертный диалог «по проблеме 2007 года».
Другими словами, принципиальный выбор довольно ограничен. Либо сохраняющаяся конфликтность будет все более ограничивать реальный прогресс на пути к общим пространствам между Россией и ЕС, либо они должны выйти на взаимоприемлемую формулу характера будущих отношений. Но, очевидно, в первую очередь Россия должна определиться с их желательными параметрами, в том числе в институциональном отношении. А это зависит не от решений саммитов, а от российского выбора основных ориентиров и путей внутренней трансформации общества и государства.
Константин Ремчуков 