Наталия Оосминская Жан Делюмо. Грех и страх. Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII-XVIII века)/ Пер. с франц. - Екатеринбург, 2003, 752 с.
Это уже вторая книга Жана Делюмо, переведенная и изданная на русском языке. Правда, о первой, "Ужасы на Западе" (или "Страх на Западе"), знают немногие. В середине 1990-х годов она вышла в небольшом издательстве в переплете a la триллер "про вампиров". Мало кто мог тогда предположить, что китчевая обложка скрывает под собой добропорядочное академическое исследование в лучших традициях школы "Анналов".
Как нетрудно догадаться, "Грех и страх" - развернутое продолжение "Ужасов на Западе". С той только разницей, что в первой книге под страхами понимались объективные предметы и явления - чего боялись люди в эпоху Средневековья и Нового времени, - а во второй книге страхи изучаются в субъективном модусе - по каким причинам и как именно люди испытывали чувство неизбывной тревоги. Этот второй, субъективный аспект исследования делает книгу гиперактуальной для современного читателя. Автор утверждает, что коренные особенности западной цивилизации связаны не с чем иным, как с гипертрофированным чувством вины, свойственным западному человеку. Правда, в отличие от Хайдеггера, который пестовал в себе это чувство как проявление "метафизической тревоги", Делюмо стремится показать, что оно, это чувство, по природе своей не метафизично, а сформировано культурой. Все семисотстраничное повествование Делюмо посвящает тому, чтобы в деталях и красках расписать, как западный человек дошел до жизни такой.
Главным действующим лицом в исторической драме Жана Делюмо является христианство, хотя во введении Делюмо и декларирует свое намерение не сводить историю развития чувства вины к истории владычества Церкви. Но все же, но все же... Христианство сделало понятие греха центром своего богословия, которое в свою очередь стало средоточием всей западной цивилизации. Пять веков европейской истории предстают перед читателем как нагнетающаяся атмосфера религиозного пессизима: в XIII веке Европа предается пляскам смерти, в XIV веке - бичует себя ремнями, в XV - учится "искусству умирать", в XVI - отрекается от противоборства с Судьбой, в XVII - экспериментально изучает сущность ада, в XVIII - не желает ничего, кроме cчастья христианской смерти. Неизменным источником всепоглощающего отчаяния служит на все лады варьируемый евангельский призыв к "отречению от мира".
Любому читателю, мало-мальски знакомому с историей западной культуры, обязательно придет в голову мысль, что Делюмо все-таки сгущает краски: вспомнить хотя бы Фому Аквинского, радовавшегося природному благолепию, или образы Рафаэля, прославлявшие земную красоту. Да и сам Делюмо, кстати, не отрицает, что в средневековом христианстве была и другая традиция - традиция приятия земных благ и прославления Божьего творения. Но Делюмо сознательно отсекает эти мотивы. Он выбирает лишь те проповеди и рассуждения, где людской грех предстает масштабнее Божьего прощения. Таков замысел книги - показать, чем может обернуться чрезмерное погружение в чувство собственной вины и недостаточная вера в Божью милость.
Оборачивается же это, по мнению Делюмо, не только массовыми психозами, неврозами и самоубийствами, но и фундаментальными культурными сдвигами. А именно: результатом чрезмерного усердия католических и протестантских проповедников, упиравших на человеческую греховность, стала тотальная дехристианизация европейской культуры. Что сам Делюмо, очевидно, оценивает негативно. Но в его силах лишь указать на исторический генезис этого социального бедствия, иначе исправить положение он не может. Отпущение грехов пока еще остается прерогативой священнослужителей, а не историка.
