Дробя стекло, кует булат

Симонов очень хотел лично участвовать в съемках фильма по своему роману. Фото Григория Вайля. 1947

В процессе шлифовки текста Симонов решил кое от чего отказаться. Он, в частности, выкинул готовую главу о прошлом Сабурова, хотя в ней было много интересных наблюдений о предвоенном времени. Позднее писатель рассказал Валерию Косолапову, что конкретно содержала та глава, и объяснил, почему он ее изъял. «Не вошедшая в повесть глава, – признался он, – была в известной мере ответом на вопрос: что думал я, человек своего поколения, тогда, в мае-июне сорок третьего года, о некоторых проблемах, связанных с предвоенным временем. Будучи человеком не только из интеллигентной семьи, а из семьи военной интеллигенции, из офицерской семьи, я, например, понял на войне, что часть нашей интеллигенции в 30-е годы неправильно относилась к армейской службе, да и с ней, с интеллигенцией, в этом отношении часто поступали неправильно. Как много интеллигентов «откручивалось» от армии, проходило мимо одногодичной службы, отказывалось оставаться сверхсрочниками. И с какой легкостью им это удавалось! А ведь к концу войны оказалось, это я уже забегаю вперед, что около половины командиров стрелковых полков не были до войны профессионалами. Вот эта тема тоже проходила. Она частично где-то осталась в повести, но в черновом варианте она была более подробно разработана.

– Почему же эта глава не вошла в окончательный текст «Дней и ночей»?

– Дело, пожалуй, в том, что тогда, в сорок третьем году, у меня не всегда хватало решимости додумать до конца на бумаге те трудные вопросы, которые поставило перед нашим поколением время и над которым я, как и многие другие люди, мучительно размышлял.

Все в этой главе было для меня тогда важно, в основе лежало верное, очевидно, чувство, но написано все это было наспех, в чем-то умозрительно и схематично. И когда я, понимая, что стенограмма есть стенограмма, стал по первому разу править повесть, то без чьих-либо нажимов и настояний снял этот кусок.

Не знаю, удалось ли бы мне тогда его напечатать, если бы я этот кусок сохранил. Но я вынул его сам, потому что понял, что он не получился. Важный для меня по мыслям, он не стал прозой, не стал органичным куском книги, рвал повествование. Поэтому-то из первоначального текста «Дней и ночей» он и выбился, так сказать, сам собой. При этом в повести остались весьма острые для того времени разговоры. Не предыстория Сабурова, а именно то, о чем действительно говорили на фронте, пытаясь постичь причины наших неудач в начале войны. К примеру, слова «драп», «драпанул», их ведь не потом придумали, они бытовали тогда на фронте».

Забегая вперед, скажу, что совсем эта глава о прошлом Сабурова не пропала. Осенью 1964 года Симонов, откликнувшись на предложение Ильи Зильберштейна, передал ее редакции серии «Литературное наследство», и она была включена в 78-й том этой библиотеки. Эту же главу писатель в сентябре 1965 года переслал в Саратов к Григорию Боровикову для публикации в журнале «Волга». «Эта глава, – признался он тогда Боровикову, – предыдущая биография главного героя повести Сабурова. Она, пожалуй, представляет собой известный общественный интерес с точки зрения взгляда на предвоенный период, который был у людей моего поколения в разгар войны, в 1943 году, когда я писал «Дни и ночи». Но в то же время с художественной точки зрения глава оставляет желать много лучшего, а исправлять я ее сейчас не считаю правильным и разумным, потому что если у нее и есть какая-то ценность, то это ценность литературного документа того времени». Сам роман о Сталинградской битве Симонов собирался кусками печатать в газете «Красная звезда», а полностью – в журнале «Знамя» и в издательстве «Советский писатель». В журнале ему редактором назначили Веру Смирнову. Ей в целом все в рукописи понравилось. Но она считала, что шпионская линия в этой вещи лишняя. Сам Симонов позже рассказывал Косолапову: «В книге у меня была одна линия – история со шпионом, предателем, сыном попа. Причем поп был не на стороне своего сына. Из-за предателя чуть не погибал Сабуров. Вот так была сплетена эта история, полудетективная, в общем, дешевая и плохо написанная. Но она мне нравилась, мне казалось, что без нее роман не стоит на ногах, нет сюжета. И хотя меня Вера Васильевна Смирнова, бывшая моим редактором в «Знамени», слезно уговаривала выкинуть эту историю, показывая, как она легко вынимается, я уперся и ее не вынул. «Знаменем» так и была напечатана эта история, занимавшая два или три, может, листа.

– А в первом книжном издании?

– Выкинул я это. В первом же книжном издании, по-моему, я ее выкинул».

Еще в процессе работы над книгой о Сталинграде – а тогда она называлась «Семьдесят дней» – Симонов не исключал возможность экранизации этой вещи. Заявку на киносценарий он подал на киностудию «Мосфильм», видимо, в самом конце 1943 года. «Киносценарий «Семьдесят дней», – сообщил писатель дирекции киностудии «Мосфильм», – будет писаться по одноименному роману, который я сейчас заканчиваю. Время действия его протекает между 9 сентября и 19 ноября 1942 года. Место действия – Сталинград в самый суровый период боев в нем, т.е. в дни его обороны, вплоть до 19 ноября – начала наступления. В сценарии сталинградские события не будут показаны во всем их размахе. Всё действие сценария, за исключением отдельных эпизодов, будет протекать в масштабах одного батальона, дерущегося на окруженном участке сталинградской обороны.

В центре сценария будет стоять образ командира этого батальона капитана Алексея Сабурова – человека, когда-то служившего на действительной службе в армии и после гражданской работы пришедшего в армию вновь в дни войны в ополчение в звании младшего лейтенанта. К началу сценария он, в прошлом не профессиональный военный, стал уже опытным, закаленным в огне боевым командиром. Показу его характера, его боевых качеств как командира и личных качеств как человека, его участия в обороне Сталинграда и будет посвящена основная часть сценария, в конце которого он становится командиром полка.

Наряду с образом Сабурова в сценарии будут разработаны образы нескольких его бойцов, командиров, а также в отдельных эпизодах будут показаны образы командира гвардейской дивизии, в которой воюет Сабуров, полковника (а потом генерала) Проценко и командира полка Бабченко.

Через сценарий пройдет, занимая в нем значительное место, любовная линия – линия отношений между Сабуровым и сестрой медсанбата их дивизии Аней Поповой. В сценарии я постараюсь показать самую серьезную сторону любовных отношений на фронте и одну любви, самопожертвования, и, при всей опасности, при всей зыбкости ситуации, прочность и незыблемость чувства, возникшего в таких условиях. Насколько это мне удастся сделать, еще не знаю, но, не претендуя на размах показа сталинградской обороны, я хочу разработать эту тему в глубину и тот же самый размах и силу всего происходившего показать на нескольких людях, на их психологии».

Но окончательное решение тогда принималось не дирекцией киностудии «Мосфильм», а прежде всего председателем Комитета по делам кинематографии Иваном Большаковым. А тому краткой записки Симонова оказалось мало. Его интересовало, кто конкретно будет писать киносценарий по роману: сам Симонов или приглашенные со стороны люди, кого предполагается утвердить режиссером фильма, сколько понадобится актеров, где лучше проводить съемки и т.д. Симонов хотел, чтобы «Дни и ночи» экранизировал Александр Столпер, который уже снял по его вещам два фильма: «Парень из нашего города» и «Жди меня». В письме Большакову он сообщил: «Тема и содержание сценария, который я сейчас пишу вместе с А. Столпером по моему роману «Дни и ночи», вкратце сводятся к следующему.

1. Место действия – Сталинград в период наиболее тяжелых боев уже непосредственно в городе.

2. Время действия – 70 дней, начиная с 9 сентября и кончая 19 ноября 1942 года. То есть действие сценария начинается в самые критические для Сталинграда сентябрьские дни и кончается первым днем генерального наступления.

3. Основная тема сценария, или, вернее, две основные, переплетающиеся между собой темы, – это тема становления рядового советского командира, бывшего до войны штатским человеком и в горниле войны вообще, а сталинградских боев в особенности, ставшего закаленным, мужественным и умелым офицером, и вторая тема, переплетающаяся с этой, – это тема большой чистой любви на фронте, в обстановке самых напряженных боев. Причем здесь не будет традиционного противопоставления любви и гражданского долга, а, наоборот, будет, как мне кажется, характерное для отечественной войны совпадение и слияние этих обоих чувств. Это будет рассказ о том, как большая любовь двух людей, вместе воюющих, помогает им преодолеть все испытания, помогает им лучше воевать, с еще большей верностью и силой выполнять свой гражданский долг.

4. Масштабы сценария не будут велики. В основном действие сценария развертывается в одном из батальонов, обороняющем небольшой участок сталинградской улицы. Тема сценария, конечно, оборона Сталинграда, но решаться она будет не в плане широкого разворота событий, а в плане прежде всего психологическом. Меня интересует показать в сценарии то, какие перемены в душах и в характерах нескольких моих героев, защитников Сталинграда, внесли эти 70 дней, как закалились они в огне боев. Не на всем развороте событий, а на образе именно этих людей мне хочется объяснить, почему устоял в эти трудные дни Сталинград, устояла Россия, устоял русский человек. В сущности тема сценария, если ее самым коротким образом сформулировать, сводится к эпиграфу, который я предпослал роману:

«Так тяжкий млат,

Дробя стекло,

Кует булат…»

5. С точки зрения практической, производственной, сценарий предполагает постройку 8–9 самых несложных декораций: 4–5 различных блиндажей, деревенская изба, палата полевого госпиталя, внутренность квартиры в разрушенном доме, внутренность подвала в разрушенном доме. Вот, пожалуй, и всё.

Кроме того, необходимы будут месяца два натуры в самом Сталинграде – месяц зимней натуры и месяц летней. Очевидно, именно с зимней натуры придется начинать съемки картины. Поэтому я стремлюсь форсировать окончание сценария.

Что касается количества действующих лиц, мне понадобятся на основные и серьезные эпизодические роли не более 10 актеров.

Массовых сцен в сценарии не будет, за исключением двух-трех проходов и проездов. Таким образом, с точки зрения количества актеров сценария дело обстоит несложно. Но в связи с тем, что это будет психологическая картина, где основной упор сделан на человеческие переживания, исполнители 5–6 основных ролей будут мне нужны очень сильные».

Казалось бы, Симонов на все вопросы Большакова ответил. Он надеялся, что уже если не в январе, то в феврале 1944 года киноведомство разрешит запустить сценарий о Сталинграде в производство. Но главный киноначальник страны взял паузу. Почему? Ему не понравилась повесть Симонова? Не устроил выбор режиссера для экранизации – Александра Столпера? Или он опасался капризов писателя? Кстати, Симонов, когда обсуждал вопрос об экранизации его повести, вовсе не капризничал. Писатель всего лишь просил разрешения участвовать в кинопроцессе: от выбора мест для натуры съемок и актеров до самих съемок. «Я, – писал он Большакову, – не хочу никоим образом выражать какое-либо недоверие к творческим силам наших кинорежиссеров (в данном случае Столпера), но факт остается фактом: Столпер, так же как почти все другие режиссеры, войны не видел, не знает и не имеет о ней точного представления. Военные ошибки и несообразности в картинах идут не от злого умысла наших режиссеров, а именно от этого незнания. В картине о Сталинграде я хочу этого категорически избежать и не считаю свою миссию автора фильма законченной написанием сценария. Я хочу приложить столько, сколько потребуется, труда и энергии для того, чтобы картина в ее военной части была снята по-настоящему, с настоящей правдой до конца. В ближайшее время я закончу все свои большие литературные работы и, за исключением бывающих у меня от времени до времени фронтовых поездок, буду свободен. Это время я хочу использовать для работы над картиной. Если понадобится, я готов просить Щербакова учесть это мое желание и дать соответствующие указания «Красной звезде», в которой я работаю.

Эту просьбу я откладывал до сих пор только в связи с тем, что вопрос со сценарием не был окончательно решен. Теперь мне кажется своевременным поставить этот вопрос.

Такова основная причина, по которой я хочу принять непосредственное участие в работе над фильмом.

В последний месяц не имел возможности поговорить с Вами лично, но, судя по тому, что мне говорил тов. Полонский, для моего личного участия в дальнейшей работе над фильмом о Сталинграде возникают решительные препятствия. Насколько мне известно, картину решено снимать в Алма-Ата. В свое время, когда мы с Вами об этом разговаривали, я поделился с Вами причинами, по которым, если картина будет сниматься в Алма-Ата, я не смогу принять участия в ее создании.

Если картина, работа над которой половину времени (т.е. около 3½ месяца) будет проходить в Сталинграде, на натуре, остальные 3½ месяца будет сниматься в павильонах в Москве, то я думаю, что при предельном для меня напряжении сил, в перерывах между фронтовыми поездками, я смогу периодически (примерно 3½–4 месяца из семи съемочных) так или иначе принимать непосредственное участие в работе. Если же картина будет 3½ сниматься в Сталинграде и столько же в Алма-Ата, то, конечно, на все 7 месяцев выбыть из своей газеты и отказаться от работы военного корреспондента на фронте я не смогу, да и не буду иметь на это морального права.

Таким образом, вопрос о том, будет ли картина сниматься в Сталинграде и в Москве или в Сталинграде и Алма-Ата, для меня лично есть вопрос о том, смогу ли я принимать активное участие в создании этого фильма на всем его протяжении, или не смогу. Вопрос для меня чрезвычайно важный, ибо, если бы я не считал, что создание картины о Сталинграде для меня есть дело чести и является моим долгом, я бы вообще не брался за собственноручную работу над сценарием по роману, а просто предложил бы сценарий студии взять право на экранизацию моего романа кем-нибудь другим.

Я не буду касаться в этом письме никаких производственных вопросов и трудностей, связанных с решением основного вопроса, где будет сниматься картина, – это производственная сторона дела, и она вне моей компетенции. Мне хочется поставить перед Вами только один-единственный вопрос, о котором мы уже давно с Вами говорили: вопрос о том, хотите ли вы, чтобы я принял непосредственное участие в создании этой картины и, если хотите, то есть ли возможность для того, чтобы это действительно осуществилось». А Большаков продолжал тянуть резину. Симонова это злило. А что он мог? В 1944 году писатель предложил Большакову два варианта. Первый: разделить кинопроцесс на два этапа. Первый этап реализовать в Алма-Ате. «Первый вариант, – написал он Большакову. – Ввиду того, что здесь в Москве без студии нам никто ничего не обеспечивает и ни в чем не помогает, – нужно ехать в Алма-Ата, весь подготовительный период проводить там, целиком формировать группу, составлять смету, делать монтажный сценарий, утверждать все это, после этого, сформировав группу, выезжать в Москву для пробы актеров, так как только для пробы и одевания их бессмысленно возить в Алма-Ата, с тем чтобы потом снова везти в Сталинград (да и никто из них на это не пойдет). Также будет необходимо в это время, параллельно, в Москве провести организацию и обеспечение экспедиции высших военных органов. И только после всего этого нормального подготовительного периода можно, без риска срыва работы, выехать в Сталинград.

При таком варианте картина, может, и будет, конечно, сделана, но что касается сроков, они представляются нам таким образом. Поездка в Алма-Ата, писание монтажного сценария, формирование группы и экспедиции и приезд обратно – 40–50 дней; проведение всех актерских проб и одеваний в Москве и подготовка экспедиции (ибо заранее ее подготовлять здесь некому, потому что группа будет находиться в Алма-Ата) займет примерно 75 дней, т.е., считая с сегодняшнего дня, выехать в экспедицию в Сталинград при этом варианте – серьезно подготовясь, подобрав актеров, сделав монтажный сценарий, можно будет не раньше, чем 1–5 мая».

Но этот вариант имел свои недостатки. И самый главный: киношники вряд ли бы успели все снять к концу 1944 года, и картину пришлось бы переносить в план 1945 года, что было бы со всех точек зрения нежелательно. Второй вариант предполагал съемки в Сталинграде, который начинали очищать от развалин. «Именно сейчас, – писал Симонов, – есть идеальные условия для съемки Сталинградской эпопеи, для съемок зимней и осенней натуры Сталинграда». Что конкретно предлагал Симонов Большакову? Немедленно разрешить Столперу приступить к актерским пробам, а Симонову – взяться за организацию киноэкспедиции в Сталинград. 15 марта 1944 года, по его мнению, уже можно было начать натурные съемки в Сталинграде. Но Большаков, видимо, после совета с Кремлем в съемках на месте боев в Сталинграде съемочной группе отказал. Не все просто было и с подбором актерской группы. В одном из писем Симонов писал Столперу с просьбой «сорганизовать в отличном виде первого экземпляра, на хорошей бумаге. Евг. Мих. Отправит его Щербакову». Щербаков тогда был секретарем ЦК ВКП(б), начальником Главного политуправления нашей армии и руководителем Совинформбюро. Именно от него и зависело, состоятся ли сами съемки фильма по роману «Дни и ночи» или нет и сколько на эти съемки «Мосфильму» дадут денег. А завершилась вся эта эпопея с фильмом «Дни и ночи» уже после войны, хотя съемки и монтаж закончились все-таки в конце 1944 года. Премьера картины состоялась 28 августа 1945 года. К слову, в самом конце войны Симонов за свой роман «Дни и ночи» был выдвинут на Сталинскую премию. Предложение прозвучало 12 февраля 1945 года на президиуме Союза советских писателей. Выдвинули книгу Лев Субоцкий, Фёдор Гладков, Леонид Соболев, Николай Асеев и Валерий Кирпотин. Подписывая представление, руководители Союза Николай Тихонов и Дмитрий Поликарпов отметили: «К. Симонов, острый наблюдатель и бытописатель войны, прекрасно показал в этой повести то главное и существенное, чем характеризуются герои Отечественной войны. В то же время он очень конкретно и точно выразил своеобразие, напряженность и жестокие трудности боев в огромном городе, где каждый дом был превращен в бастион обороны. Он образно запечатлел железную решимость всех участников битвы – от рядового бойца до генерала – не отдать ни одной пяди земли врагу, не пропустить немецких фашистов к Волге».

Постановление о присуждении Симонову за повесть «Дни и ночи» Сталинской премии 2-й степени было подписано Сталиным 26 января 1946 года.