Уши парусные

Большие уши серьезному промыслу не помеха. Фото Якова Лейцингера. Конец XIX века

У одного нашего помора, Мартына Пряжкина, были огроменные уши. И жил бы себе он спокойно, коли человек неплохой, только очень уж хотелось ему жениться.

Вошел он в приличные года, когда у иных семеро по лавкам и жонка брюхом богата, стал задумываться: можно ли ушастому жениться.

Маманя ему говорит: «Отчего ж нельзя? Ты парень работящий, в промысле удачливый, за тебя любая согласится. А уши – это не к тому вопросу». Сказать-то сказала, но на вечорки присоветовала исключительно в картузе ходить, чтобы удачу не спугнуть. Ну, Мартыну все одно: на такие уши никакого картуза не напасешься, торчат и сигналы обчеству подают о своем диковинном размере.

На вечорках, оно понятное дело, поначалу девки прядут или ткут, а уж потом танцы и хохотушки. А танцам уши не мешают. Но как доходит дело до провожаний и стояний по-за калиткой, охочих девок не набирается. Глядь – все по парочкам разбрелись, а Мартын снова один-одинешенек в тесном картузе. И в сторону соседской Глашки посматривает.

Маманя спросит: «Приглядел каку ягодку?» Вздохнет Мартын и головой покачает. Да только зазноба его очевидна стала всему околотку, когда он сорвал лазоревых цветов и Глашке подарил, как выражение почтения и всяческого восторга. Глашка букет понюхала и в окошко наулично выставила для хвастовства: кажной девке жених приятен, даже и ушастый. А взамуж необязательно, хватит и букета.

И снова Мартын на вечорки зряшно ходит, хотя и косоворотку новую ему маманя сшила, и портки плисовые из купецкого лабазу от дяди доставлены.

Маманя к свахе обратилась за помощью, та на разведку сходила по всем дворам. Не то что Глашка, а и никто на ушастого жениха не соглашается. «Уши – счастью не помеха. Разве изъян серьезный? – сетует маманя на сваху, – одноногого Игната и то женили, правда, на вдовице с пятью девчонками, но это не к тому вопросу». Сваха руками разводит. Даже и вдовицы не соглашаются, уж дюже уши парусные.

Пожаловался Мартын в рыбацкой артели, что на сердечном фрунте у него сплошные неудачи и без перемен. Рыбаки его на смех подняли: «Не знаешь ты, Мартын, своего счастья. Копейку заработанную на себя тратишь. Хочешь – в кабак, а когда и так. В уши твои никто не жужжит, нервенную жилу на веретено не наматывает». А все ж Мартыну обидно, что ходит неженатый и в любви почти разуверился.

Пошел на край села к бабке-двузубке. До того сила у ведуньи была, что не только бородавки сводила, а и грыжи заговаривала, а также подкожную щетинку мякишем выкатывала. Только глуховата была.

– Скажи мне, добрый молодец, тебе любовную тоску утолить или девку присушить?

– Томление телесное меня заело. Девья краса покоя не дает. Мне бы изъян мой уменьшить, а то торчит… – робко сказал Мартын.

Бабка-двузубка посмотрела на него строго и пальцем погрозила:

– Ишь чего удумал! Грех это!

И дала Мартыну снадобье от телесного томления, а когда тот домой поспешил, бабка долго ему вслед смотрела. Никогда не приходилось ей мужеское богатство уменьшать.

А по деревне слухи поползли. Сначала жонки, а потом уж и девки на вечорках начали перешептываться, что ж там за размер греха, коли до бабки-двузубки дело дошло.

Судили-рядили и порешили, что не такой уж Мартын Пряжкин завалящий. Да и кто вообще завалящим его прозвал? Тятя его старостой в артели был, а дядька троюродный вабче в купецкие дела подался. Да и сам Мартын не косой, не кривой, не рябой мужичок. А с лица воды не пить, был бы работник справный и человек хороший. А уши парусные, так это только для пользы: меньше говорит и больше слушает.

– Мартын-то Пряжкин до чего трудливый, – говорит Глашкина маменька, – такого анбара ни у кого на всем проулке нет. Ночь-полночь всё сети правит, лодку чинит.

– Да и сама вижу, – Глашка губки дует. – И до чего скромный да приветный…

Прибегает к Мартыновой мамане сваха, ажно запыхалась: «Женим твого Мартына, до белых мух женим!» И сказывает, как девки про меж себя Мартына судят, что жених он ценный и очень до семейного дела пригодный. Знай-выбирай любую невесту. Непонятно только, с чего ветер на Двине переменился. И Глашка с маманей к Пряжкиным сами тем же днем наведались. На Глашке жилетка из рыхлого бархата и юбка в оборках. Мол, соль кончилась, а братка не скоро на вАрницу поедет. А сами на Мартына зыркают, аж насквозь прожигают. Еле утерпел, пока ушли.

– В толк не возьму, для чего Глашка разрядилась? Басуля да и только.

– Экий ты колОба недопеченная! Надоть засыльщиков отправлять к соседям.

Порешили быстро. Свадьба веселая была. Потом жонки у молодухи спрашивали, а верно ли, что у суженого оказались не только уши агроменные, но Глашка об том помалкивала, только в кулачок прыскала.