Побег от избинга

Обитатели престижных московских районов в поисках народности повадились ездить в бутафорские деревни. Кадр из фильма «Беспринципные в деревне». 2023

Среди городской молодежи наметился тренд на новый формат отдыха, который получил название «избинг», или «деревенинг». Молодые люди предпочитают уезжать от суеты мегаполиса в деревенскую глушь, поближе к нетронутой цивилизацией природе. В интернете множество предложений деревенских домов на съем. В зависимости от места расположения цена колеблется от 10 до сотни тысяч рублей за ночь. Есть и эконом-вариант – «постоялый двор», что-то вроде сельского хостела.

Правда, деревеньки, в которых предлагается избинг, по большей части бутафорские, построенные совсем недавно, а в номерах-избах гостям доступны практически те же услуги, что в любом современном отеле.

На эту тему даже сняли фильмы вроде «Беспринципных в деревне» и сериала «Жуки». Там жизнь горожан в сельской местности сопровождает юмористический вайбом, но картинка на телеэкране очень далека от реалий.

Но все новое – хорошо забытое старое. Городские интеллигенты в СССР тоже выбирали избинг почти каждое лето, проводя отпуск в деревне у близких или дальних родственников, сближаясь, так сказать, с народом. На память приходит фильм 1974 года «Осень» режиссера Андрея Смирнова. По сюжету двое жителей Ленинграда, он и она, пытаясь скрыть любовную связь, на некоторое время переезжают в деревню, где представляются мужем и женой и осваивают азы крестьянского быта.

Да что там кинематограф! В конце 1990-х я сама однажды отправилась «пожить в деревню». Захотелось побыть подальше от порядком надоевших людей и вечного движения Москвы, поближе к природе и «космосу». Планировалось, что я проведу в деревне весь свой отпуск – около 30 дней. Но мой романтический настрой продержался чуть более 10 дней. Я бы уехала раньше, но вынуждена была ждать, когда местные умельцы починят мою машину. Зависимый, как и его хозяйка, к благам города автомобиль марки «Ока» поломался почти сразу, как попал в полевые условия.

Ранее я никогда не ходила в походы и у меня не было родственников в деревне. Наверное, поэтому я слишком идеализировала «жизнь на природе» и, когда знакомые предложили провести месяц где-то в лесах на севере Тверской области в деревне Волково, не раздумывая согласилась. Как и положено отдыхающему, я собрала небольшой чемоданчик с самым необходимым и выдвинулась в путь. Уже в дороге, которая заняла почти семь часов, я впервые пожалела о своем решении: в середине пути начался сильный ливень и при съезде с трассы на проселочную дорогу машина едва не забуксовала из-за огромной лужи.

Разочарование принес и вид дома. В моем представлении я должна была жить в красивой рубленой избе с резными белоснежными наличниками на окнах. Передо мной же стояла не внушающая никакого доверия хижина грязно-серого цвета, с забитыми крест-накрест окнами и немного перекошенной дверью. В доме никто не жил несколько лет, пояснили мне друзья, и поэтому местные его так своеобразно законсервировали и защитили от воров. В основном злоумышленников интересуют старинная деревенская утварь, а также провода, которые они снимают с крыш и относят в пункты приема цветного металла. На моей избенке проводов уже не было, поэтому первые два вечера пришлось коротать при свечах.

Сама деревня когда-то состояла из примерно 20–30 домов. Но потом молодежь уехала в город, остались только старики, не больше пяти-шести жилых хозяйств. В двух из них еще были коровы и козы, в остальных – уже только куры и петухи. Часть строений сгорела во время пожаров. Восстанавливать эти дома никто не собирался, и их остовы то здесь, то там виднелись по всей деревне. Несколько изб выкупили городские.

«Мой» дом, построенный почти на окраине, на тот момент считался одним из самых крепких, хотя за последние 100 лет никакой реконструкции в нем не было. Он состоял из маленьких сеней и большой комнаты, перегороженной огромной русской печью. В одной части помещения располагались две железные кровати с провисшей почти до пола панцирной сеткой, в другой – стол и два стула. Больше, кажется, в доме ничего не было. Сени служили еще и отхожим местом – там стояло простое оцинкованное ведро, опустошать которое необходимо было строго в определенном месте за домом. Из сеней можно было попасть в пристроенный к дому бывший хлев, который сейчас служил дровяником – местом, где хранятся дрова для печи. В нескольких метрах стоял сруб бани: небольшое помещение с печкой и лавкой. Ни забора, ни какого-либо иного обозначения границ двора не было. «Усадьба» просто плавно переходила в лес. До ближайшего соседнего дома – метров 100, не меньше.

Казалось бы – то, о чем я мечтала! Но нет.

Пригласившие меня пожить в деревне принесли какие-то матрасы, подушки, постельное белье, вязаные коврики и даже скатерку, ну и по мелочи: вилки, ложки, ножи, тарелки. Выезжая из дома, я даже не подумала, что все это может мне пригодиться. Помню, очень удивилась, когда среди принесенного скарба увидела небольшой чугунок. «Зачем?» – спросила я. Смеясь, мои друзья указали на рогач, стоящий около печи: «Чтобы готовить еду», – пояснили они. Рогач, или ухват, – это длинная палка, на конце которой прикреплена металлическая рогатка. Она служит для того, чтобы отправлять в печь и вынимать оттуда горшки с едой. До того момента я не то что рогач в руках никогда не держала, но и русскую печь, кажется, видела только на картинках, фотографиях и в мультике про Емелю и щуку.

Печью и ухватом я воспользовалась ровно два раза, причем в первый раз чуть не уронила раскаленный чугунок на себя, а во второй чуть не устроила пожар. Поэтому когда в доме наконец-то восстановили электричество, поехала в ближайший поселок и купила электрическую плитку, сковороду и какую-то снедь на первое время, до приезда автолавки.

Мобильное сельпо должно было привозить необходимые продукты вроде хлеба, масла и мяса раз в неделю, но порой из-за дождей «буханка» не могла доехать до деревни и тогда «шопинг» откладывался до хорошей погоды. У местных жителей я купила десяток свежих яиц, козьего молока и творога. Деревенские хоть и любезно, но очень неохотно общались с городскими и предпочитали с нами не пересекаться вовсе.

Мои дни в Волково проходили в постоянной борьбе с непривычным мне бытом и самой собой. Сколько раз я порывалась вернуться в город, сколько раз я сожалела о решении прожить в деревне! Я прошла все четыре стадии принятия, так и не добравшись до последней.

Меня раздражало буквально все: необходимость ходить к колодцу по несколько раз в день, уличный рукомойник, отсутствие возможности принять душ, скрипящая кровать, петухи, которые начинали кукарекать в пять утра, а то и раньше, коровы и козы, которые находились на свободном выпасе и были достаточно воинственно настроены по отношению к чужакам, насекомые, чье жужжание умолкало только в дождь и после заката и т.д. Но меня также нервировала абсолютная тишина, наступавшая примерно после восьми вечера. Деревенские ложились спать рано. Я же, привыкшая отправляться в кровать не раньше 12 ночи, уже с сумерек не знала, чем себя занять: ни радио, ни телевизора у меня не было, переносные телефоны (тогда еще без мобильного интернета) только-только стали распространяться, однако в отсутствие сотовых вышек они были бесполезны. Привезенная из Москвы книга была прочитана чуть ли не в первые два вечера.

Гулять в темноте по деревне, в которой не было ни единого фонаря, я побаивалась. Я и с наличием фонарей не рискнула бы там прохаживаться: местные рассказали, что недавно видели в округе волчьи следы. После этого даже в дневное время за каждым деревом мне мерещилась тень зверя. Пару раз я ходила в лес и даже набрала каких-то ягод, но настолько была искусана крупными комарами, что потом еще несколько дней приходила в себя.

К этому времени у моей машины порвался приводной ремень, и она была не на ходу. Знакомые специально ездили за ним в Бологое, а вот помочь с установкой обещал один из жителей деревни, который когда-то работал механиком на тракторе. Правда, он сразу же ушел в запой и находился в нем почти неделю.

Последней каплей стала встреча с гадюкой, которая решила понежиться в лучах солнца на крыльце моего дома. Я чуть было не наступила на пресмыкающееся, выходя утром из сеней. Змея недовольно шевельнулась, но покидать нагретое место не торопилась, уставившись на меня своими неприятными черными бусинками-глазами. Пресмыкающихся я боюсь с детства, поэтому, увидев черную ленту, запаниковала. В тот момент я готова была отправиться домой пешком, но, к счастью, авто уже было починено.

Сборы заняли полчаса, а дорога домой – чуть меньше пяти часов. Никогда раньше и никогда после я не гнала так машину по трассе. Больше о Волково и его обитателях я ничего никогда не слышала.