Глеб Павловский
Российские политики с надеждой смотрят на коллег из Евросоюза: а вдруг те все-таки позовут россиян в свои ряды? На снимке: премьер Михаил Фрадков и комиссар ЕС Паскаль Лами.
Фото Reuters
Российская внешнеполитическая публицистика последних 10 лет представляет собой блюдо из трех непременных ингредиентов:
и опять Россия теряет свои позиции на постсоветском пространстве;
и опять Запад нас обставил;
и чего еще ждать от такого правительства.
В дозировке, от ультранационалистической до прозападной, вы услышите эту мантру всякий год, по всякому поводу и даже в течение суток, при полной перемене обстановки («Ну разве пропустит ничтожную Россию Запад в свою великую ВТО, разве так ведут столь важные переговоры┘ Вот пожалуйста – правительство сдало все интересы Европе, чтобы проползти-таки в эту ничтожную ВТО! И опять нас Запад обставил..»). Что свидетельствует о твердынях русского скепсиса.
Президент выступил с Посланием к Федеральному собранию, в котором внешнеполитическая часть различима с трудом. В ней мало нового. Собственно, всю ее можно заменить фразой в начале речи: «Мы должны расти быстрее, чем остальной мир». «Мы» это, положим, российская нация. Но каков собственно мир? К какой его части мы относимся?
═
Реальная слабость
═
Слабостью внешнеполитической дискуссии в России является – вопреки обыкновенным упрекам – не ее интеллектуальное обеспечение, а ее вечная неактуальность. Это публицистика, которой читатель заслушивается, а не подход, оценивающий ресурсы и тактику их использования.
Например, президент Грузии Саакашвили не применил и 1 процента идей, высказанных на его счет журналистами. Линейно продвигая свой проект – новую единую нацию Грузии, – он прибегает к недорогим постановочным сценам в стиле ранней Таганки, не брезгуя ничьими деньгами, а для того принимая либо обнуляя любые правила. Неожиданным для него самого побочным призом спектакля стал личный стресс Абашидзе, перешедший в итоговое безумие с самоподрывом мостов через аджарские ручейки. Истерика монарха ведет монархию к паническому самодемонтажу. Но кому нужны еще и экспертные истерики?
Вместо ярких воззваний к российским военным базам, обществу стоило еще зимой – тихо, твердо, а главное, при поддержке Евросоюза своевременно настоять перед Саакашвили на снижении 7-процентного барьера прохождения партий в парламент Грузии. И ничего бы не стало с представленной в парламенте Аджарией. Зато едва рейс Абашидзе отбыл, московская пресса тут же выдвинула взвод экспертов, готовых воевать за «утрату российского влияния» в Батуми. Но что такое влияние вне техники его применения?
═
Обоснован ли скепсис?
═
О да, разумеется. Беда в другом: на мировой арене скепсис не засчитывается за алиби на будущее. Однажды придется принимать ответственность за ведение дел, от которых привык отделываться остроумием. Давно ли мы пережили поучительную эпоху, когда «шестидесятникам», еще не высохшим с 20-летней попойки под пересказывание антисоветских анекдотов, история вдруг вверила судьбу послевоенной миросистемы? Уж лучше бы они все это время конспектировали Токвиля и Клаузевица.
Скептическая презумпция вредна. Отвлекая от вариантности всякой политики, она приводит к катастрофическому дебюту, без планов и технической проработки. Предположение, будто нам уж более не грозит ничего подобного, кажется мне чрезмерно оптимистическим.
═
Россия недооценена
═
В основе нового европейского страха перед Россией лежат не только традиционные факторы, включая пресловутую «русофобию». Страх связан, как обычно, с двойственностью признания реальности – оценкой/недооценкой России, место которой в мире и вправду размыто. Россия как мировой субъект – недооцененный актив. В его недооценке повинна как русская политика, внешняя и внутренняя, так и сохраняющаяся завышенная оценка ЕС и Китая.
Каждая нация склонна к неустранимым противоречиям в своих поступках. Парадокс нации Европы: она хотела бы поучать Россию исходя из признания общих ценностей, одновременно не признавая за русскими роль соавтора в этих ценностях. Это превращает диалог сперва в дидактику, а затем в серию однообразных вызовов. Европа следует правилу: разговаривать с Россией так, чтобы не дать ей быть выслушанной. Мы видим нарочитое нежелание понимать. У России накапливается ощущение – быть может, и ложное, – что ее провоцируют. Мы отвечаем на это нежеланием слушать.
Подобно тому как США воскресили доктрину Брежнева, ЕС воскрешает сталинский тезис «одного-единственного государства – отечества всех людей доброй воли». Оказывается, у европейских ценностей уже есть родина, их столица Брюссель. Мы согласились бы с этой концепцией, только если б чувствовали дефицит европейской идентичности. Но государство с центрами в Страсбурге и Брюсселе не является колыбелью для киевлян или москвичей в качестве европейцев.
Особенно заметен фактор недооценки России на так называемом «постсоветском пространстве». Само понятие это камуфлирует истинное состояние и проблемы выхода из него. Оно относит его выделенность в прошлое, тогда как здесь уже развивается новый мировой проект. И понятие «экономический рост» предполагает именно будущее.
═
Соблазн и страхи «почти Европы»
═
«Евросоюз – образцовая передовая модель мировой демократии». Директивная модельность западного пакета ценностей (политически стандартизированного, а для этого нарочито обуженного) – скрытая основа конкурентной стойки европейской утопии. Сегодняшняя полемика со стороны западных европейцев мотивируется, помимо политической тактики и идеализма, стремлением не допустить модельности восточного круга Европы.
Между тем Евровосток – не только другой ряд проблем, но и другое ценностное пространство европейского круга. Вопрос, представляет ли оно другую цивилизацию, может быть отнесен к будущему понятию о Европе. Мы участвовали в создании Европы как минимум культурно и событийно. А что такое европеизм без нашей общей истории? Основываясь на европейской традиции, мы мало в чем соглашаемся с брюссельской «почти Европой». Ведь для каждого его идентичность самоочевидна.
Россия выступает на Евровостоке как инициатор новых форм европейского единства, а не преграда ему и тем более не как антиевропейская сила. В конце концов Россия выступает со своей особой, более широкой, хотя явно «небрюссельской» концепцией Европы. Это дает нам право педантично возражать против брюссельской ограничительности.
═
Москва предлагает стабильность
═
Россия должна помнить: ничто, кроме нас самих, не может устранить или подвинуть нас на евровосточном пространстве. Ей не надо дергаться или бояться, что всегда при ее размерах и прошлом будет производить тяжкое впечатление у друзей.
Никто, кроме России, не предлагает стабильность на постсоветском пространстве. Америка не только не предлагает стабильность Евровостоку – она не обещает даже минимальной нормы интеграции. Она готова дать деньги правителям, но у нее нет предложений для стран – для обществ. Все ее схемы здесь игровые, тактические, рассчитанные на одно-два американских президентства. Но 8 лет это не срок в наших землях.
В начале 90-х многим казалось, что интеграция – спасение от упадка и хаоса. Но самое трудное начинается, когда страны, вышедшие из полосы упадка, начинают обдумывать и осознавать модель собственного успеха как свою национальную модель. Модель, с которой не возьмут в ЕС без условия предварительного демонтажа.
Признание реальной повестки дня, которую решают наши общества, разрушает ту идеологию интеграции, с которой Европа пришла к странам «малой Европы». Она на это не пойдет, поскольку разрушит собственную стратегию. Оттого в Европе искренне не понимают, про какую «стабильность» мы говорим – с их точки зрения, она должна достигаться на другой основе. Не там ищете – сперва демонтируйте «свой неправовой строй»!
═
Америка на Евровостоке
═
Проблема скорее не в присутствии США, а в бессодержательности их присутствия! Америка не имеет предложения – ни рамочного, ни ограниченного – для стран Евровостока. Ее полуконфликт с ЕС ограничивает и ее былую роль «предбанника Европы» для новичков. Ориентация на Америку, как показывает опыт Грузии и Узбекистана, означает вечное балансирование между двумя революционными пакетами – американских и ультранационалистических требований к государству и социальному строю нации.
Америке нечего всерьез предложить, кроме продолжения старой политики извлечения геополитической ренты местными паразитарными элитами. США, к сожалению, надо рассматривать сегодня как «внутриаппаратную» партию, партию части бюрократии. (Американский ресурс на Украине, например, сравним с «административным ресурсом».) Это наращивает внутренний раскол. А в раскол тут же вклинивается бюрократия, и не с чем-нибудь, а с лозунгом «демократической революции».
США – несомненный фактор раскола элит в новых нациях, препятствующий их консолидации. Особенно в «тройке роста» Астана–Киев–Москва. Америка на Евровостоке – это не факел свободы, а очаг олигархий и прозападных фракций бюрократии. Сегодня различия между странами Содружества более значимы и содержательны, чем те, которые создают их отношения с Америкой. Узбекистан и Киргизия не получили импульсов развития от присутствия США. О Грузии лучше и не вспоминать.
В чем, например, состоит пресловутая «грузинская модель»? В подыскании в каждой из стран местной «политической куколки» – группы выжидания коллапса власти. Такая группа, разумеется, до дня кризиса не должна находиться в жестком противостоянии, будучи управляемой фрондой «департаментских ворчунов». Обычно ее присутствие скрадывает шумливая эмигрант-оппозиция, не имеющая вообще никаких шансов вернуться к власти.
═
«Революция» как реорганизация аппарата
═
Ножницы между президентами и народом – бюрократическая прослойка и бюрократическая политика. Бюрократический популизм 90-х годов вырабатывал привычку зависеть от внешних инстанций. Бюрократия оказывается всегда первой в очереди на «пользование либерализацией». Либерализму не повезло, что именно его в России использовали в 90-х годах чаще в коррупционных схемах. На Украине, например, использовали национализм вместо либерализма – с той же целью. И только более низкий профуровень помешал построить столь совершенную систему манипуляций.
Пережив пару-тройку революций, мы хорошо знаем, какую роль в революциях играют обыкновенные бюрократические интриги. В Тбилиси и Батуми лидерам изменила номенклатура, стоящая за их спиной. То, что великий приватизатор бюджета Украины Лазаренко призвал к грузинскому сценарию в Киеве (при еще не закончившемся калифорнийском суде), бесхитростно раскрывает игру: предательские, коррупционные революции – измены номенклатуры, упакованные в риторику, зависимую от внешней легитимации.
═
Кстати, о Саакашвили
═
Феномен Саакашвили – первая встреча Путина со своим сознательным имитатором. Хороший повод обдумать, действительно ли мы хотим плодить на Евровостоке Путиных. Впрочем, и тут не все зависит от нас.
Саакашвили сформировался в лидера на новом Кавказе, где, нельзя забывать, Россия давно уже не слабая, а развернутая военно-политическая сила. Ненавидимая иногда, это да, но не слабая. Фактор России на Кавказе вообще полностью переменился. Здесь забыли о манипулируемой Москве и с величайшей осторожностью решаются с ней тягаться. (Отличие похвальбы от наведенного на тебя дула здесь еще лучше понимают.) Здесь знают другую – военную, воюющую и обучившуюся в Чечне воевать Россию. Россия никогда не уйдет с Кавказа и не потеряет воли к защите своих интересов и инвестиций в Грузии, Армении и Азербайджане.
Но в Грузии формируется новая нация, чем и занят малоприятный для нас Саакашвили. Саакашвили строит нацию оттого, что нация Грузии в первом варианте не удалась. Его политика госстроительства с нуля, с перемены всей символики – признание того, что Грузия действительно, а не в шутку была «падшим государством». Заметим, что этому нисколько не воспрепятствовала дружба Шеварднадзе с США. Но сама по себе такая ситуация создает только спрос на предложение, но не гарантирует удачности самого предложения – и «Талибан», кстати, взял власть в Афганистане в аналогичной ситуации.
Плюрализм на Евровостоке в отсутствие институтов складывается наложением влияний России, Европы, США и внутренних элит. Другого плюрализма долго еще будет неоткуда взять. Ни у России, ни у США сегодня нет для Грузии фигуры, альтернативной Саакашвили? Значит, надо работать с ним.
═
Презумпция стабильности
═
Основы политической демократии закладываются лучше всего при бесспорности очертаний институтов рекрутирования правящего класса. Только легитимное решение вопроса о власти, сохраняющее и подтверждающее институт выборов и первую сформированную им генерацию, открывает путь к нормальной ротации политиков.
Нарастающая синхронизация стран Евровостока – их успехов, их роста и связанных с этим проблем позволяет говорить о реальности здесь второй волны демократизации. Новая демократия строится в богатеющих странах – странах, нашедших свою выигрышную экономическую модель и желающих ее сохранить. Она располагает поддержкой средних слоев, объединяющихся в национальное большинство, диктуя властям свое представление о ценностях и приоритетах. Она характеризуется концентрацией интеллектуальных сил вокруг глав государств, что, по-видимому не есть случайное совпадение.
РФ как нация-государство может стать гарантом недопущения неосоветского интервенционизма и неоимпериализма на постсоветском пространстве. Разумеется, в этом случае неоколониальный дух должен быть вытеснен и из нашей политики. Тезис Немцова «Не надо присоединять Крым – надо его скупать» в этом смысле и провокационен и просто глуп.
Россия должна часто и ясно посылать сигнал: мы видим недружественную игру, мы с вами, и пока мы тут – с вами ничего страшного не случится. Этот сигнал должен быть ясен и элитам и массам.
═
РФ принадлежит будущей, а не прошлой миросистеме
═
Действительно ли Россия теряет любую позицию, которую утрачивает несуществующий Советский Союз?
Нас не удалить из новой миросистемы и даже не очень-то можно подвинуть. (Проблема скорей в неготовности самих позиций для нашего выдвижения.) Россия никуда не уйдет с Евровостока и пока еще не злоупотребила своим несомненным правом на инициативу. Путину есть чем гордиться. Итоги 2000–2004 годов – континент стабильности внутри колоссального периметра, образуемого океанами, Тихим и Северным Ледовитым, и границами ЕС и Китая. А теперь посмотрите на сопоставимые «успехи» Запада – в очаге от Балкан, Багдада и Палестины до Кабула!
Америка не в состоянии построить новую архитектуру безопасности на Евровостоке, игнорируя или внешним образом как-то ограничивая суверенитет России. Ее неспособность понять реальные приоритеты России представляет не нашу незначимость, а слабость ее собственной политики.
Американский способ действия – когда во внутренней политике насилие ограничено правовым образом, тогда как во внешней стало нормой и применяется односторонне и хаотически – создает для новых государств одну и ту же проблему. А именно: задачу недопущения западного «слепого импровизатора» внутрь своих стран. Задача каждой страны, которая не хочет потерять независимость – не дать американской политике превратиться во внутренний фактор своей жизни.
Дальнейшее расширение ЕС на Восток фактически приобретет конфликтное содержание – политики на структурный раскол Евразии с отстраиванием нового восточного фронтира, – которое заинтересует только тех, кому нечего предлагать, кроме геополитических интриг.
Нет способа исключить Россию из евровосточного пространства. Блоковое или иное комбинированное выдавливание быстро – и неизбежно – перейдет в восстановление военно-политического фронтира.
Поэтому, отвергая обычную риторику насчет российских баз на Кавказе, Россия вправе требовать – на саммитах «восьмерки» и НАТО в Стамбуле – высокой оценки усилий РФ по стабильности на Евровостоке и реальной поддержки этих усилий со стороны США.
Дарья Гармоненко 