Фото Reuters
Начало XXI века ознаменовалось столкновениями двух конкурирующих тенденций. С одной стороны, в постиндустриальных обществах происходит трансформация «традиционной» власти, которая больше не опирается на принуждение и насилие, но базируется на авторитете. Авторитет приобретает широкое содержание: это и влияние через убеждение, и экспертная оценка, и дирижирование информационными потоками.
С другой стороны, в менее развитых, не поспевающих за переменами и технологической революцией обществах наблюдается откат к прошлому – деградация, которую преподносят под соусом защиты традиционных ценностей.
Однако на Западе государства столкнулись с дефицитом авторитета, вылившимся в импотенцию власти. В результате мы наблюдаем соперничество Хиллари Клинтон и Берни Сандерса, продемонстрировавшее, что молодежь не видит себя в двухчастной парадигме «слоны–ослы» и жаждет «политической революции», а также республиканский паралич – беспомощные потуги остановить выдвижение миллиардера Дональда Трампа. Оба факта ввергли властную элиту США в глубочайший партийный кризис с начала XX века.
Мы видим фрустрирующую Великобританию и Дэвида Кэмерона, инициировавшего референдум по брекзиту, но не сумевшего предугадать его последствия. Он досрочно лишился поста премьер-министра и оставил особняк на Даунинг-стрит, флегматично напевая песенку.
Мы следим за Испанией, полгода живущей без правительства, потому что испанцы не желают идти на избирательные участки и выбрать парламент, а политики – договориться о консенсусе, даже под давлением короля.
Мы удивляемся Италии, где победу на муниципальных выборах одержали очень симпатичные критиканши Евросоюза, уже несмело предлагающие отказаться от евро, а то и вовсе покончить с проектом «Единая Европа».
Лидеры постиндустриальных стран оказались неспособны поддержать свой авторитет реальными делами, что вылилось в миграционный кризис и волну терроризма, захлестнувшую не только Арабский Восток, но и европейские страны.
На этом фоне «проект авторитаризма» выглядит нужным, выгодным и востребованным, чем не преминули воспользоваться многие политики. В результате Александр Лукашенко на фоне украинских событий превращается из нерукопожатного президента и «последнего диктатора Европы» в доброго соседа Польши и товарища Германии. Владимир Путин, столкнувшись с санкциями, выжидает – и Барак Обама нехотя, но вынужден протянуть ему руку дружбы и предложить сотрудничество в Сирии. Реджеп Тайип Эрдоган, задушив социальные сети и независимые СМИ, сделав ставку на ультраправые движения и разыграв исламистскую карту, расправившись с политическими оппонентами в судейском корпусе и генералитете, остается стратегическим союзником НАТО и важнейшим партнером ЕС в регионе.
Отсюда неприятный и очень циничный вывод: терроризм, глобальные войны и потрясения оказались выгодны всем. Для правителей всех мастей они стали оправданием закручивания гаек и ограничения гражданских свобод, поводом к уничтожению соперников, способом легитимизации власти и подкрепления собственного авторитета.
А для граждан, занятых просмотром сериалов, поглощенных погоней за покемонами и завороженных футбольными финтами, – оправданием бездействия и соглашательства, поводом поступиться правами и поддержать «жесткую линию» власти. Видимо, здесь и кроется главный вызов современной цивилизации: способна ли она продолжать развитие на основе демократических ценностей и толерантности.