Сергей Варшавчик
Владимир Соловьев рад, что не дал на митинге слова политикам.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
– Как вы относитесь к последним инициативам президента о том, что губернаторов теперь будут не выбирать, а назначать по его представлению, заручившись перед этим согласием некоей Общественной палаты?
═
– Я не понимаю, что такое Общественная палата, и смогу об этом говорить, только когда увижу, что имеется в виду. Мне всегда казалось, что народ обязан выбирать, потому что это единственная возможность обучения народа демократии. А теперь я просто не понимаю, в какой стране я живу. Я ничего против не имею, только вы мне, пожалуйста, объясните, как теперь называется это государственное устройство, которое у нас есть? Если мне говорят, что выборы должны идти только по партийным спискам, то объясните мне, пожалуйста, что такое у нас партия, и какова ее идеология, и какие они есть, и как можно отозвать такого депутата? Если мне говорят, что теперь у нас губернаторов назначает президент, то у меня сразу возникает вопрос: а, простите, откуда он будет брать людей? И что произойдет с региональными лидерами? Пока у меня вопросов намного больше, чем ответов. Ну хорошо, предположим, что вся эта схема будет выстроена. А что будет, если к этой схеме, где все концентрируется на одном отдельно взятом человеке, приходит не Владимир Путин, а, скажем...
═
– Жириновский.
═
– Да кто угодно. То какова вероятность ошибки?
═
– Получается диктатура.
═
– Самое страшное другое. Когда вы прочитаете нашу Конституцию, то выясняется, что то предложение, которое вносит сейчас Путин, соответствует ее тексту. Потому что в тексте нигде не прописано, что губернаторы должны избираться. Ведь ее задача в 1993 году, когда она писалась, была – дать Ельцину полную возможность победить коммунистическую гидру. И в этом-то основная трагедия. Мы продолжаем говорить о личностях и об экстренных мерах. А говорить надо о сущности. А сущность – это законы. И самый главный из них – это Конституция.
═
– Вам поступало предложение войти в Общественную палату?
═
– Нет.
═
– А вы уже знаете, кто в нее войдет?
═
– Я просто не понимаю даже, зачем в нее должен кто-то входить. Народ должен хоть кого-то хоть где-то выбирать?
═
– Вы согласны с президентом, что идет война?
═
– Первым это сказал не президент. По-моему, это первым сказал Сергей Иванов: «Нам объявили войну». Это было сразу после взрыва на Рижской, еще до страшных событий в Беслане. Я думаю, что да, конечно, это война.
═
– Если это война, то какая? Война с террором? Третья мировая? Третья чеченская кампания?
═
– Нет, речь не идет ни о какой третьей чеченской – я достаточно часто бываю в Чечне (хотя жители Чечни обижаются, когда говорят так и называют себя Чеченской Республикой). Там действительно ловят банды и с ними разбираются, но проблема совсем в другом. Я бы не стал на это так узко смотреть. Думаю, что в принципе идет Третья мировая, и я согласен с точкой зрения итальянской журналистки Арианы Фалачи, что это война цивилизаций. Хотя ярые демократы говорят, что нет, это только проблемы свободной Ичкерии. Но, к сожалению, жизнь-то показывает совсем другое.
═
– Еще Нострадамус предрекал войну христианского Севера и мусульманского Юга.
═
– Я боюсь, что это, наверное, даже ближе. Меня очень многое смущает в простых ответах. Меня очень, например, смущает, когда говорят: давайте позовем Масхадова, и он все решит. Да ничего он не решит. Так же будут отрезать головы заложникам, как это делают в Ираке. Ситуация уже давным-давно вышла из-под контроля, и смешно верить в единый центр терроризма. Их много – разных центров. Но очевидно, что это абсолютное зло, которое нельзя оправдать ничем. И поэтому, когда на полном серьезе мне начинают говорить, что ну их же можно понять, с ними надо договариваться, – я не понимаю, при каких обстоятельствах можно понять людей, убивающих детей. Для меня это как договариваться с Чикатило.
═
– Если учесть, что все крупные теракты в мире организованы исламистами, значит ли, что ислам – это абсолютное зло?
═
– Они не исламисты, а, как я понимаю, ваххабиты, и я бы не хотел на весь ислам такое страшное клеймо ставить. Хотя, конечно, нельзя отрицать очевидного факта, что идет мощное противостояние. Но не между христианами и мусульманами, а несколько по иной линии. С одной стороны – западная цивилизация, в которой есть и атеисты, и христиане, и иудеи, и коммунисты, а с другой стороны – оголтелый ваххабизм. Знаете, наша цивилизация зиждется на том, что мы признаем их право на свой образ жизни, а у них – на том, что они не признают нашего права на наш образ жизни.
═
– Что же делать? Уничтожать? Ракеты сбрасывать?
═
– Если вы меня спрашиваете, уничтожать ли базы, – тут сомнения нет. А что же, ждать, когда они уничтожат нас? Если вы меня спрашиваете, бомбить ли Ирак, то ответ «нет».
═
– А если их базы в Подмосковье – бомбить Подмосковье?
═
– Не Подмосковье, а конкретную базу. Скажем больше – если на Кутузовском проспекте находится дом, где засели террористы, то, конечно, их надо уничтожить. Другой вопрос: почему для этого надо использовать ракету, а не десант или спецназ? Если можно, я этот вопрос оставлю риторическим.
═
– Вы стали организатором антитеррористического митинга на Васильевском спуске. Почему?
═
– Эта идея родилась во время обсуждения событий со слушателями на радиостанции «Серебряный дождь». Было желание сказать власти, что невозможно так жить дальше. Я это сказал и на радио, и на митинге, причем мою речь, надо отметить, умудрились нигде не показать, кроме прямого эфира на ТВЦ. Все остальные каналы это аккуратно вырезали. На митинге меня, конечно, очень огорчило то, что вдруг к нему подключились организаторы независимых профсоюзов и прочие, начав по разнарядке сгонять людей. Несмотря на это, очень много людей пришли сами. И еще я рад (я отдельно оговорил, что если будут выступать политики, то я не буду говорить, потому что не хочу, чтобы это было использовано для политического пиара), что, хотя там были и Дмитрий Рогозин, и Любовь Константиновна Слиска, и господин Миронов, – к счастью, у них не было возможности говорить. Поскольку слово им дано не было. И так же я очень рад тому, что не было организованных лозунгов «Единой России» в поддержку Путина и т.д. Хотя были очень разные лозунги, начиная от «Банду Ельцина – под суд», были какие-то хоругви, коммунистические флаги, элдэпээровские, но это уже кто с собой что принес.
═
– По новому закону надо согласовывать день митинга за 20 дней. Совершенно очевидно, что этот митинг был санкционирован сверху. Общались ли вы с кем-то из администрации президента, чтобы они дали на это добро?
═
– Я постоянно общаюсь с кем-то из администрации президента. Просто потому, что до того, как они стали администрацией президента, многие из них в обычной жизни были моими однокашниками по институту или друзьями. Например, с Владиславом Юрьевичем Сурковым я учился в институте, он был на год младше меня, учился на одном потоке с Михаилом Маратовичем Фридманом и юмористом Грушевским. Но при этом степень этого общения всегда такова, что мне говорят: «Слушай, ну что ты с нами делаешь, зачем? У нас такая пиковая ситуация, ты разве не понимаешь?» На что идет мой ответ: «Ребята, вместе – когда есть время поесть в ресторане – с удовольствием, если можно, платить буду я и все дружеские советы в дружеской компании, а не по работе». Аркадия Владимировича Дворковича, который сейчас работает в администрации президента, знаю много лет, мы вместе играем в футбол и дружим еще до того, как он попал в администрацию. Еще с 1986 года я помню Дмитрия Олеговича Рогозина, когда он пришел работать в Комитет молодежных организаций. А я тогда учился в Институте мировой экономики, где директором был Примаков. А со мной учился Игорь Костиков, который после работал председателем Федеральной комиссии по ценным бумагам. Я помню Егора Тимуровича Гайдара. Когда я у него печатался, он был заместителем главного редактора журнала «Коммунист». Я просто живу в России и многих людей знаю лично. Конечно, очевидно, что если бы наверху не услышали нас, то у нас не было бы возможности собраться на Васильевском спуске.
═
– То есть вы просто позвонили тому же Суркову и сказали: старик, есть вот такая идея?
═
– Я ему не звонил, все было наоборот. Был звонок от него, и он сказал: «Володь, я слышал «Серебряный дождь», знаешь, это правильно. Давай мы вам площадку эту дадим». Уже потом откуда-то подключились независимые профсоюзы, но по времени я был первым. Впрочем, идея была настолько на поверхности и так витала в воздухе, что очевидно, что она приходила в голову многим. Другой вопрос, что мы живем в стране, которая не называется Испанией. Когда люди собираются в нашей стране на митинг, многие собираются для совершенно иных целей и задач.
═
– Да, когда испанцы вышли на улицы, у них сменилось правительство, ответственное, по их мнению, за безопасность сограждан. А у нас пока только отправлены в отставку министр внутренних дел Северной Осетии и руководитель управления ФСБ по Северной Осетии. Что называется – выпустили на митинге пар...
═
– Я с вами абсолютно согласен, только это вопрос не выпуска пара. Потому что у нас пар и не был направлен на смену президента. Проблема в другом. В том, что мы пытаемся придумать гражданское общество и бунт в нем, а пока для построения гражданского общество резко не хватает граждан.
═
– Произошло чудовищное событие, погибло огромное количество детей. Кто за это должен отвечать?
═
– Я и говорю, за это должны отвечать вполне конкретные люди, и на митинге задал вопрос: почему до сих пор не пойман Басаев? Кто за это ответит? Кто ответит за то, что в городе Москве, впервые за долгие годы, стал такой уровень националистических отношений, такой уровень накала? И я не понимаю, чем отличаются подонки, убившие детей в Беслане, от подонков, забивших в Питере таджикскую девочку или убивающих на рынке азербайджанцев.
═
– Как-то вы незаметно превратились из телеведущего в общественного деятеля.
═
– А я всегда им был. Но я не хочу идти в политику и не пойду. На прошлые думские выборы мне такое количество партий предлагало войти в партийные списки, что стало просто смешно. Я не буду этого делать. В свое время, в 1998 году, мы на радиостанции говорили, что создали Открытую партию. Когда на второй день после собрания ко мне стали подходить и говорить: «Слушай, давай сейчас создадим Московское отделение, надо кассу найти, надо бабок собрать, а я хочу быть руководителем Питерского отделения», я сказал: «Нет, ребята, все, это не ко мне. Меня от этого всего тошнит. Я просто говорю то, что наболело у меня на сердце, а мои мысли разделяют или не разделяют люди, которые слушают радио «Серебряный дождь» и смотрят телевизионный канал, на котором я работаю сейчас».
═
– Как вы оцениваете работу телевидения по освещению бесланских событий?
═
– НТВ работало хорошо. Информационные выпуски были в большом количестве, всю информацию, которую могли получить, сообщали. А вообще, чтобы оценить, как работали каналы, нужно определить критерии. Если главный критерий «не навредить», то с этой позиции тележурналисты работали лучше, чем в случае «Норд-Оста», если же с позиции «обыватель желает знать» – то, наверное, не на уровне ожиданий обывателя. Ясно одно: необходимо четкое понятие – что можно, а что нельзя. То есть, условно говоря, если мы показываем мертвое тело – то насколько крупно мы должны это брать? В Америке во время страшной трагедии 11сентября никто не показывал крупным планом лица несчастных людей, которые выбрасывались из башен-близнецов. То есть они соблюдали некую этику. Право человека на жизнь выше, чем право обывателя на натуралистические подробности. Но, конечно, не выше, чем право общества на правду.
═
– Сейчас в политическом истеблишменте раздаются отдельные голоса, которые призывают вообще запретить журналистам сообщать о терактах, поскольку-де террористы работают в тесной связке с журналистами. Вы согласны с ними?
═
– Не думаю, что это вопрос тесной связки, но очевидно, что любой теракт имеет смысл только тогда, когда он публичен. Потому что тогда он добивается своей цели. С другой стороны, а что мы, собственно говоря, будем называть терактом? Так можно договориться и до того, что и экологические бедствия запретят показывать и т.д. Ясно, что ни одна страна мира не может позволить себе роскошь показывать все особенности проведения военной операции – потому что, обратите внимание, в этот раз бандиты учли все то, что им широко показала прогрессивная общественность в ходе «Норд-Оста», и выбивали телами детей окна, чтобы не было возможности повторения варианта газовой атаки.
═
– Как в таком случае быть?
═
– Мне кажется, что журналистам надо договориться о том, как освещать не тогда, когда случилась очередная трагедия, а, образно говоря, «на берегу».
═
– Соответствует ли действительности то, что последнюю вашу программу, посвященную обсуждению бесланской трагедии, достаточно сильно порезали?
═
– Не порезали, а порезал я сам. Это было связано с техническими моментами, потому что люди, которые пришли в студию, все были на эмоциях, и они говорили существенно дольше, чем 52 минуты. Всегда в передаче «К барьеру» были, есть и будут редакторские ножницы, связанные с оговорками, с перестановкой камер и т.д. Например, свое заключительное слово господин Градский говорил чуть ли не 26 минут. То есть это особенность программы. Но важно другое – ни один из политиков мне не сказал, что его точка зрения была изменена или не прозвучала.
═
– Не кажется ли вам, Владимир, несколько диким то, что ваша программа, пусть даже в записи, являет собой последний уголок на отечественном ТВ, где люди могут сказать о том, что они думают о ситуации в стране?
═
– Мне это кажется не несколько диким, мне это кажется сильно диким. Есть же еще и Светлана Сорокина, и я не понимаю, почему она не вышла. Есть и Владимир Познер, и я уверен, будет еще много политических программ. По мне, чем больше конкуренции, тем лучше. Как настоящий демократ, я за конкуренцию.
═
– Ваш прогноз на ближайшее время – к чему мы двигаемся?
═
– Мы продолжаем совершать смутные спорадические движения, каждое из которых укладывается в общую доктрину государства как корпорации. Иногда мне кажется, что сейчас, знаете, время декабристов, которые считают, что они все замечательно построят, если только им не будет мешать народонаселение.
═
– Иными словами, Путин – это Пестель сегодня?
═
– Как говорится в рок-опере «Иисус Христос – суперзвезда»: «Your words not mine». Это ваши слова, а не мои.
═
– Пестель плохо закончил...
═
– Мне не нравится сравнение Путина с Пестелем, поскольку изначально Пестель мне не близок. Мне из декабристов близок только Лунин. Он по крайней мере не сдавал своих.
Дарья Гармоненко 