Евгений Лесин Владимир Нестеренко («Адольфыч»). Чужая: road action. – М.: Ад Маргинем, 2006, 208 с.
Владимир Нестеренко живет в Киеве, в интернете и около известен как Адольфыч, даже вот на обложку вынесли сие погонялово. Ну, Адольфыч так Адольфыч. Я тоже знал когда-то одного Адольфыча – прекрасного поэта Льва Адольфовича Озерова.
Здесь, конечно, другой случай. Перед нами – сценарий. Или все-таки как бы сценарий. Потому что – сплошной мат. Хотя в принципе сейчас уже и мат не препятствие. Ну, будет вместо слов с экрана сплошное пиканье раздаваться – даже весело. На кассетах или DVD можно и без пиканья. Красота.
Сюжет в двух словах таков. Четыре бандита едут в Прагу. Чтобы «вызволить» сестру еще одного бандита, чтоб тот не сдал милиции другого бандита. Почти как в старой советской песне: вот трамвай на рельсы встал, под него бандит попал. В смысле кругом одни бандиты. Что в принципе недалеко от истины. Приведу пример из мира прекрасного. Идете вы, скажем, утром с похмелья по улице. И вокруг вас почему-то все тоже похмельные. А вечером, когда вы уже хорошо выпили, все – тоже пьяные. Кто шатается, кто вдоль дорог лежит. Так устроен человек. Замечает в основном то, что для него в данный момент особенно актуально. Молодой женщине с коляской всюду молодые женщины с колясками мерещатся. Бандиту соответственно бандиты. Он с ними общается, перетирает, грабит или отстреливается. Или отдыхает. Мир только кажется большим, на самом деле все расселись по углам и шесткам, да так и сидят.
Высоцкий, начинавший, кстати, с блатных песен, спокойно писал: «В ресторане по стенкам висят тут и там / Три медведя, заколотый витязь. / За столом одиноко сидит капитан. / «Разрешите?» – спросил я. «Садитесь!» Садитесь. Нормальное слово. Не присаживайтесь, как говорят теперь в кабаках, а – садитесь. Сейчас все говорят «присаживайтесь» – и капитаны, и мичманы, и рядовые. Кругом одни бандиты. Базара нет. Присаживайтесь, а сесть мы всегда успеем. Маленькая цитата: «А х..., никому ни х... не надо, всем все по... Не знаю, как обсос выкупил – но выкупил он твоих, б..., нормальных!» И так вся книга. Язык Пушкина и Баркова. Никакой не «Бумер» даже, а Тарантино, только мрачный и угрюмый, серьезный, как словарь мата. Одно место мне особенно понравилось, ремарка: «Сексуальная сцена в купе поезда. Здесь – на усмотрение режиссера, но никакого орального секса!»
А вы как думали? Реальные, серьезные пацаны и телки. Телка, впрочем, одна. И она, ясное дело, – воплощенное зло. Всех развела, подставила, пацаны головы свои под пули положили, а она – в дамки. Натурально, чужая. Базара нет.
Ну и финал очевиден. Как там в еще одной старой песне? Вот такая смерть шальная ждет нас всех потом.
