Андрей Мартынов  |
| Людмила Сараскина.
Солженицын и медиа в пространстве советской и постсоветской культуры. – М.: Прогресс-Традиция, 2014. – 608 с. |
Во втором томе мемуаров «Угодило зернышко промеж двух жерновов» Александр Солженицын вспоминал о своих трудных отношениях с журналистами: «Простые вещи и без того всем известны. (Отнюдь нет?) А сложные – не прессе передать». Поэтому «выходить к корреспондентской толпе до того не хотелось, ну никакого смысла я не видел выставляться как чучело». И заключал: «Так – с первого шага мы с западной «медиа» не сдружились. Не поняли друг друга».
Книга литературоведа Людмилы Сараскиной впервые в полном объеме воссоздает причины взаимного непонимания представителей прессы и нобелевского лауреата.
Основания конфликта не сводятся к какой-то одной проблеме или нерешенному вопросу. С одной стороны, значительную роль играла советская политическая полиция – Комитет государственной безопасности. Ее сотрудники инспирировали в отечественной и зарубежной прессе клеветнические статьи в отношении Александра Исаевича. Здесь и расхожие обвинения в «трусости» и «коллаборации» во время Второй мировой войны, и не соответствующие реальности биографические данные о родственниках, призванные объяснить «реакционность» писателя, и обвинения в сотрудничестве с лагерной администрацией в годы заключения.
Другой причиной оставалось указанное самим Солженицыным непонимание. Оно было связано с различными взглядами на отечественную историю прозаика и значительной части отечественных правозащитников, а также западных интеллектуалов и собственно сотрудников массмедиа.
Дело в том, что Александр Исаевич мыслил историческую Россию как жертву большевистского эксперимента наряду с остальными странами, в которых установился коммунистический режим. В то время как в общественном сознании Россия воспринималась главной виновницей, «оккупантом». При этом никто из критиков Солженицына не опроверг его утверждений, что коммунистические репрессии касались не только эстонцев, поляков или молдаван, но и русских.
Как следствие, писатель ставил в вину своим оппонентам «русофобию», видя в них типичный продукт «образованщины» – утратившей связь с культурной и национальной традицией интеллигенции. А его, в свою очередь, обвиняли в отсутствии «демократичности», «фундаментализме» и «национализме». Так, эмигрант третьей волны Александр Янов прямо называл автора «Архипелага ГУЛАГ» «православным аятоллой».
Исследователь показывает, как те или иные факты биографии Солженицына (присуждение Нобелевской премии, изгнание), а также его книги («Раковый корпус», «Красное колесо») вызывали различные отклики в прессе. Одновременно Сараскиной рассматривается публицистика самого Солженицына (например, статьи «Жить не по лжи!», «Как нам обустроить Россию») и реакция на нее.
В принципе поднятая первоначально в неподцензурной отечественной периодике и западной прессе полемика в конце перестройки перекочевала на страницы и экраны российских массмедиа, в немалой степени подстегнутая в дальнейшем такими книгами Солженицына, как «Двести лет вместе», или заявлениями, негативно оценивавшими 90-е годы. Но в основном вместо конструктивной аргументированной критики писателя вновь из-под полога доставались старые клише и образы, не имеющие ничего общего ни с творчеством Солженицына, ни с его биографией. Сейчас как грустный анекдот воспринимается оценка «Двухсот лет» как юдофильской книги со стороны русских националистов и, одновременно, как антисемитской – со стороны либеральной и западнической прессы.
Поэтому неудивительно, что в конце жизни в частном разговоре автор «Ракового корпуса» с горечью заявлял о журналистах: «Они клевещут на меня, как на мертвого». Похоже, пушкинская максима – «они любить умеют только мертвых» – прочно забыта.
