Марина Лозинская – Федор Викторович, известно, что преступность меняется вместе с обществом. Какие перемены произошли в структуре криминала за последние 15–20 лет с позиции психиатрии?
– Наш институт, основанный в 1921 году, работает не только с психически больными, но и со здоровыми людьми, направленными на экспертизу. Мы имеем огромную фактуру социальных модусов поведения и можем писать «историю государства Российского», изучая истории болезни наших пациентов. В последние годы мы занимаемся и проблемами людей, переживших вооруженные конфликты, теракты, катастрофы.
Важным направлением стала психическая реабилитация людей, подвергшихся индуктивному воздействию тоталитарных сект. Помните «белое братство»? Занимаемся проблемами этнической и культурной интерпретации психического состояния человека.
Те преступления, которые сейчас совершаются, лет 15–20 назад были невообразимы даже для судебных психиатров. Прежде всего это детская преступность. Она была и раньше, но выглядела приблизительно так: мальчик-олигофрен украл батон. Сегодня к нам поступают убийцы, насильники, истязатели в возрасте от восьми (!) лет.
Вспоминается группа подростков, которые убивали беззащитных людей просто ради того, чтобы убить, а потом хвастаться, кто это сделал наиболее жестоко. Конечно, среди них встречаются наркоманы и пьяницы, но изначально это психически здоровые дети. Особо тяжкие преступления, как это ни парадоксально, совершают не бродяги, а домашние дети. Спрашиваешь: «Почему ты это сделал?» Ответ у всех один: «По телеку видал┘».
Это не единичные случаи. Это массовая тенденция.
– В чем причина?
– В России все было: голод, война, репрессии, тотальная нищета, но никогда планка общественной нравственности не падала так низко. Звериный образ жизни – все получать здесь и сейчас – приводит к саморазрушающему поведению подростков. Общаясь с ними, понимаешь, что у них нет критерия добра и зла. Он не сформирован воспитанием. Такие качества, как милосердие, сострадание, совесть формируются у человека в возрасте от 3 до 5 лет. Если человеческое не заложено вовремя, вырастет образованное животное. Наказание его испугает, озлобит, но не изменит к лучшему. Был у меня четырнадцатилетний убийца. У него крестик на груди. Спрашиваю: «Зачем тебе?» Отвечает: «Может, поможет, может, срок скостят». Видели рецидивистов, исколотых целыми иконостасами?
Конечно, есть и другие. Один солдатик расстрелял обидчиков в состоянии аффекта. Но он был частично вменяем. Тогда еще применяли смертную казнь. Искренне каялся, говорил, что если его не расстреляют, станет муллой, чтобы учить людей прощать друг друга.
– По статистике ГУИНа, женщины составляют менее 10% от общего числа осужденных. Какие особенности имеют женщины, которые поступают к вам на экспертизу?
– Проблемами женской преступности мы начали заниматься около десяти лет назад. Мужчина и женщина имеют большие биологические и психологические различия, а значит, разные мотивировки поведения, в том числе и криминального. В нашем институте создано специальное руководство по проведению экспертизы женщин.
Чисто женским преступлением является убийство собственных новорожденных детей. Это может быть крайнее проявление послеродового психоза у больных шизофренией. Но может быть причиной и чисто социальный фактор.
То же касается и убийства из ревности. У мужчин это происходит бурно, аффектированно, чаще всего – под действием алкоголя.
Женщины готовят убийство и бывают более жестоки. Помню одно преступление, которое, на мой взгляд, мужчина совершить не может... Молодую женщину застали, когда она гоняла по двору отрезанную голову своей соперницы, словно футбольный мяч.
– Но в то же время, по статистике, в последние пять лет от домашнего насилия ежегодно гибнет 14 тысяч женщин.
– Эти убийства носят в основном социальный, а не психопатологический характер. Возникновение психозов, которые сопровождаются такими убийствами, связано с личностью пациента. Допустим, бред ревности. Один, привыкший решать все проблемы агрессивно, как только получает какое-то, пусть ложное, доказательство измены, изобьет жену или убьет. А другой сам уйдет из дому. Хотя у обоих один и тот же диагноз. В основе и здоровой и больной личности лежит нравственная доминанта. Только 8% больных, страдающих бредом ревности, убивают своих жен, да и то в конкретных ситуациях. Так что эта трагическая статистика не от психопатологии, а от общего нравственного климата. Сама психопатология не предопределяет антисоциальных действий.
Вот пример. Мужчина, больной шизофренией, слышал голоса, понуждающие его убить дочь. Он сопротивлялся, как мог, но голоса становились все настойчивее. И тогда, чтобы спасти свою дочь, он решает покончить с собой. Выпивает отраву, но остается жив. Голоса не отступают. Тогда, чувствуя, что уже готов напасть на ребенка, отец выбрасывается в окно. Его находят с тяжелыми переломами.
Обыватель считает, что душевно больные чаще совершают преступления, чем здоровые. Но вот данные уголовной статистики: шизофреники составляют лишь 1% осужденных по так называемым «убойным» статьям.
– Существуют ли препараты, которые снижают агрессивность?
– Да, но чаще всего люди отказываются их принимать добровольно, находя ряд объективных причин своей агрессивности. Так же и родственники чаще идут на скандал, на конфликт с агрессивным членом семьи, чем на консультацию к врачу.
Дарья Гармоненко 