Когда часть хочет стать целым

Миллионы людей надеются, что развязывание косовского узла приблизит решение аналогичных проблем в других регионах. И от того, какие решения будут приняты, зависит судьба людей и целых народов, проживающих в различных уголках мира.

В то же время уровень интернационализации косовского конфликта настолько высок, что создает серьезную угрозу для международной безопасности. Слишком много сил вовлечено в этот конфликт, слишком много сделано ставок, слишком сложно признавать ошибки, допущенные на самом высоком уровне. Ошибки в организации процесса принятия решения на международном уровне по разрешению этой сложной проблемы могут привести к непоправимым последствиям для всей цивилизации.

Фундаментальная проблема в конфликтах, по сложности подобных косовскому, состоит в том, что лишь незначительная часть реальных конфликтных задач лежит на поверхности. Дело в том, что интересы многих формальных и неформальных участников этих конфликтов либо скрыты полностью, либо представлены частично. А заинтересованные в конфликте группы (и прежде всего геополитические), имея прямые и косвенные интересы, пытаются предстать посредниками и святыми отцами-миротворцами.

Во всех случаях – на Балканах или на Кавказе – отмечается упорная попытка сведения этих многосоставных и сложных конфликтов к этническим или в крайнем случае к этнополитическим. Эта настойчивость есть не что иное, как желание скрыть реальные интересы нелегальных геополитических и геоэкономических игроков. Искусственная этнизация противоречий приводит к их неадекватному восприятию, а это, в свою очередь, создает предпосылки к неверному толкованию и формированию квазимиротворческих процессов. При этом интересы непосредственных участников (имеются в виду стороны конфликта, имеющие непосредственное соприкосновение и угрозу взаимного уничтожения) учитываются минимальным образом.

На эти квазимиротворческие процессы затрачиваются миллиардные инвестиции, а экономический эффект от них несопоставимо мал. У населения конфликтных зон формируются недоверие и злоба к международным миротворческим контингентам и наблюдателям, которые обогащаются, по их мнению, за счет бедствия этих регионов.

«Сколько бы Запад ни говорил о нераспространении косовской развязки на другие территории (Молдавия, Грузия, Азербайджан и Армения), ни выступал чуть ли не гарантом территориальной целостности той же Грузии, признание независимости Косово со взятым в качестве главенствующего принципом народа на самоопределение вызовет мощнейший резонанс в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе и Приднестровье», – говорят одни. Другие считают, что этот процесс коснется и ряда регионов Российской Федерации, что не лишено оснований и вызывает серьезную озабоченность российских экспертов. Да и не только российских.

При этом идеологическая сущность конфликтов держится на противопоставлении двух фундаментальных принципов: принципа народа на самоопределение и принципа территориальной целостности государства. Полемика продолжается десятилетиями и досталась в наследство нам от века минувшего. На самом деле при желании эти два принципа можно вполне рассматривать как совместимые и не противоречащие друг другу.

Но для этого необходимо, во-первых, действительно желать мирного урегулирования конфликтов с максимальной выгодой для противоборствующих сторон (по принципу win-win), отказаться от политики перетягивания каната, а во-вторых – понять, почему так происходит, что часть народа присваивает себе право говорить от лица всего народа.

Как в косовском, так и в абхазском, цхинвальском и карабахском конфликтах население этих территориальных образований не является моноэтническим. Во всех четырех случаях общество разделено на две части по идеологической линии – часть населения желает отделения, а часть – нет. Не во всех этих случаях эта линия идеологического противостояния совпадает с линией этнического и конфессионального расслоения общества.

Так, в случае абхазского конфликта по разные стороны баррикад оказались тысячи однофамильцев и родственников. Абхазское общество представляет целую палитру этнических групп, имеющих различные претензии и обособленные интересы. В случае южноосетинского конфликта число смешанных семей так велико, что почти нет семьи, где не было бы родственных связей с «противной» стороной. Косовский и карабахский конфликты более схожи по своей структуре. Важное их отличие заключается в том, что этническое размежевание и глубина противостояния намного больше – линия раздела одновременно проходит по границе идеологического, этнического, языкового и конфессионального отличия. Эта глубина особенно поддерживается за счет четкой конфессиональной разницы. В глобальной и традиционной мусульманско-христианской конкурентной борьбе эти два конфликта компенсируют друг друга. Даже в случае признания этих государственных образований как независимых соблюдается некий «геоконфессиональный» баланс. В выигрыше остаются карабахские армяне и косовские албанцы. В проигрыше азербайджанцы («древние албанцы») и сербы. В случае же конфликтов в Абхазии и в Цхинвальском регионе конфессиональная составляющая не столь велика, хотя и присутствует.

О вреде мажоритарной демократии

Во всех четырех случаях наблюдается попытка вооруженного противостояния между сепаратистами и той частью населения, которая по ряду причин не желает отделяться. При этом процентное соотношение совершенно разное.

Так, если в Косово того желает албанское большинство, а сербы оказались в подавляющем меньшинстве, то в случае Абхазии, даже если учесть массовое этническое выдавливание грузинского, а точнее – прогрузинского населения, сепаратисты не имеют подавляющего большинства. Та же ситуация наблюдается и в Южной Осетии. В обоих случаях происходит формирование параллельных структур власти, контролируемых из различных центров сил. Это создает прецедент двоевластия и институционализации гражданского противостояния. Попытки выровнять эти асимметричные процессы формирования социальных институтов у многих вызывают опасения, так как этот процесс, принявший в Грузии (особенно после революции роз) силу и размах, рассматривается как деструктивный и направленный на ломку существующих переговорных форматов. Но именно трансформация этих форматов и их демократизация и гуманизация могут содействовать построению новой инфраструктуры миротворческих процессов и позволит отойти от квазимиротворческих форматов, на которых цинично не представлены несепаратистские слои населения конфликтных зон. А в случае Карабаха не представлены и сами сепаратисты. В этом конфликте территорию государственного образования в основном контролируют сепаратисты.

Создается впечатление, что в основе тотальных этнических чисток лежит желание привести баланс населения к такому показателю, чтобы решение за отделение принималось бы подавляющим числом граждан. Однако такого типа мажоритарные авантюры должны рассматриваться в разряде преступлений против человечности. Хотя эти процессы нельзя рассматривать в отрыве от тех, которые происходили на территории всего Азербайджана в целом.

О референдумах

На территориях всех этих конфликтных зон проводились референдумы. И эта демократическая форма волеизъявления народа использовалась как политическая технология для обеспечения просепаратистской пропаганды. В процессе проведения этих мероприятий в них участвовали лишь те, кто заведомо был сторонником сепарации (!). Так какой же смысл, кроме как не идеологической пропаганды, эти акции могли иметь?

Они проводились не во всем обществе, а лишь в его части. Мнение остальной части населения полностью игнорировалось. И игнорируется по сей день. Мажоритарное голосование заведомо обрекает часть населения в разделенных обществах на дискриминацию их политических, экономических и культурных прав.

На самом деле даже в случае с Косово сербы, которые в результате неравномерного демографического развития и этнических чисток оказались в подавляющем меньшинстве, должны были при поддержке международного сообщества обладать правом вето, как существенная и коренная часть населения этого региона. Их судьбу могут разделить в скором будущем и другие регионы Европы, если не будут созданы механизмы защиты прав тех групп населения, демографическое развитие которых сдерживается определенными социально-экономическими и культурными факторами. Такие группы не должны быть обречены на вымирание, так как являются уникальными носителями истории и культурных ценностей.

Именно игнорирование их прав и интересов приводит к формированию агрессивного поведения – политического экстремизма, разновидностью которого и является сепаратизм. В этом контексте сепаратизм присущ каждой из групп, так как в нем находят средство защиты от поведения более сильных соседей. Наряду с абхазским и осетинским существует и грузинский сепаратизм. А наряду с грузинским национализмом – национализм абхазский и осетинский. Есть даже такое определение национализма: «Национализм – это когда часть хочет стать целым».

Каждый конфликт не только проблема, но и возможность для поиска и нахождения механизмов разрешения целого ряда противоречий. Это Богом посланное испытание всем нам – прямо или косвенно участвующим в этих противоречиях в различных ролях и статусах.

И объединение усилий по выходу из этих критических обстоятельств позволит нам с большим оптимизмом смотреть на перспективы развития человечества и находить способы объединять усилия перед новыми угрозами и вызовами, которые нам преподносит XXI век.

Либо цивилизация выйдет в этой сфере на новый уровень развития в результате эффективного сотрудничества, либо Косово станет еще одним балластом, тянущим нас в апокалиптическую пропасть.