Дарья Курдюкова
«Триумф Славы» – одна из самых ранних шпалер на выставке. Фото агентства «Москва»
На выставке «Благороднейшие из тканей. Западноевропейские шпалеры XVI–XVIII веков», которую готовили быстро и которая продлится до начала ноября, представлено девять нидерландских и французских шпалер из собрания ГМИИ. Если бы не расположение – шесть развешанных вдоль колоннады произведений рассматривать очень неудобно, – можно было бы сказать, что экспозиция пунктирно прочерчивает эволюцию этого искусства, процветавшего в XVI столетии в Брюсселе и затем передавшего эстафету Королевским мануфактурам в Бове и главным образом в Париже, где в 1667-м появилась мануфактура Гобеленов. Поскольку шпалеры специализацией музея никогда не были, более мелкие центры производства вынужденно не обойдены вниманием. Часть произведений экспонируют впервые.
Первые шпалеры поступили в ГМИИ в 1924 году из расформированного Румянцевского музея, затем коллекция прирастала в 1950–1980-х, но один из самых ценных предметов получил здесь прописку недавно, в 2014-м. Тогда у коллекционера Владимира Логвиненко (известного, в частности, как обладателя рубенсовской картины «Тарквиний и Лукреция», которая до Второй мировой войны хранилась во дворце Сан-Суси) Пушкинский купил две шпалеры. В том числе «Триумф Славы» 1510–1520-х годов, показываемый впервые и числящийся теперь одной из самых ранних вещей выставки.
Триумф, не единственный в экспозиции, восходит к Петрарке. Поэму «Триумфы» он писал более 20 лет и не завершил. Слава в данной иерархии могущественнее Любви, Целомудрия и Смерти, но уступает следующим за ней Времени и Вечности. На шпалере трубящая крылатая богиня пробуждает героев всех времен и народов, от Иуды Маккавея до сестер-амазонок Ипполиты и Пентесилеи, от троянского Гектора до короля Артура, от Сципиона Африканского до Людовика, вероятнее всего того, который IX и Святой, то есть предводитель двух крестовых походов, купивший и привезший во Францию ценнейшие реликвии, в том числе терновый венец (см. «НГ» от 20.02.17). Надпись напоминает, что Слава побеждает Смерть. Шпалера, инспирированная гуманистом, но несущая много готического, неклассического вкуса, а порой и простодушного навыка исполнения (если иметь в виду некоторые почти «мультипликационные» лица), скорее всего происходит не из центра ткачества Брюсселя, а из Турне. К слову, там, где около экспонатов есть QR-коды, не стоит ими пренебрегать. По ссылке – все самое интересное об экспонатах, от сюжетных (и даже костюмных) особенностей до параллелей из мировых музеев, а еще разделы о шпалерах в московских музеях и о технологии крашения.
Столичная брюссельская продукция существует на контрасте. Встреча Александра Македонского с послами города Тира – уже характерно ренессансная в пластике, пропорциях, ракурсах и доспехах вещь. Как и еще один триумф, тоже брюссельского исполнения. На этот раз он посвящен Помпею, отсылает к его Африканскому триумфу и окружен тесным собранием символических фигур, от матери Ромула и Рема весталки Реи Сильвии до расположившихся на бордюре добродетелей, среди которых не нашлось места лишь Умеренности. По осторожному предположению куратора Елены Пильник, это могло быть основано на словах Плутарха, называвшего Помпея невероятно честолюбивым.
Что касается имен первого ряда, за исключением парижского «Похищения Хариклеи», вытканного по картону придворного живописца-академиста Симона Вуэ, они представлены как круги по воде. Вероятно, картон для «Триумфа Помпея» исполнен кем-то из круга Михила Кокси, разностороннего мастера (известного еще и копией знаменитого ванэйковского «Гентского алтаря»), трудившегося при дворах Карла V и Филиппа II. «Сад любви» – одна из самых затейливых по символической начинке шпалер, правда довольно чопорно выполненная. И все же косвенно, через гравюру Хармена Янса Мюллера, она адресует к рисунку Мартена ван Хемскерка, страстного вестника нового итальянизирующего, антикизированного вкуса в Нидерландах XVI века. А брюссельская махина с «Битвой Диомеда и Энея» отсылает, в частности, к эскизу Яна ван Орлея из династии Бернара ван Орлея: последний был придворным художником Маргариты Австрийской, как раз в его мастерской прошел выучку упомянутый Михил Кокси. И оба ван Орлея прославились картонами для шпалер.
Со шпалерами как нечасто экспонируемым материалом связано много линий, не только сюжетных. И не только производственных: завотделом реставрации и консервации Игорь Бородин, например, рассказывает, что с конца 1520-х сперва в Брюсселе, а потом и на всех габсбургских мануфактурах монограмму мастерской дозволялось ставить только после того, как шпалера прошла проверку. Другие особенности возникли в результате долгого бытования, и это отдельный предмет изучения и реконструкций замысла. Нередко, когда эти вещи меняли владельцев, их обрезали, не особенно согласуясь с логикой. Отсюда «прерванность» некоторых экспонатов «на полуслове», включая фрагмент вердюры с населенным детьми и зверями садом, над которым когда-то парила раковина с галантными рыцарем и дамой. В итоге галантность заканчивается на середине фигуры кавалера.
