Фото Reuters
В царской России придумали знаменитую триаду «Православие. Самодержавие. Народность», а ныне в недрах внутриполитической администрации РФ разработали свой вариант троичной идеологемы. Новая триада звучит так: «Суверенная страна. Традиционное общество. Социальное государство». Концепция сформулирована в Управлении президента РФ по вопросам мониторинга и анализа социальных процессов и опубликована в альманахе «Блокнот гражданского просвещения» за ноябрь-декабрь 2025 года.
По поводу суверенитета и социальной политики все более или менее понятно, об этом уже много раз говорилось. Но как понять, что такое традиционное общество? По отношению к современной России даже советский социум представляет уходящую традицию. Таких периодов, когда одна формация сменяла другую и воспринималась как революционная по отношению к предыдущим, в истории страны было множество. Скажем, насколько традиционным можно считать социальный уклад времен Ивана Грозного, когда царь разделил Русь на земщину и опричнину? Если воспринимать мерилом традиционности мнение тогдашних церковных властей, то мы можем его понять на примере судьбы митрополита Филиппа (Колычева), отказавшегося благословить царя и погибшего в застенках.
Подобные размышления важны, потому что автор публикации в «Блокноте» Борис Рапопорт в начале своей статьи указывает, что «государственная политика должна опираться прежде всего на исторический опыт страны». Однако он сам не заглядывает столь глубоко, касаясь только эпохи Петра I и сосредоточившись на сопоставлении своей формулы со знаменитой имперской триадой графа Уварова.
В этом сопоставлении «Традиционному обществу» соответствует уваровское «Православие». «Словесные формулировки менялись, – пишет автор статьи, – в имперский период это была идея православного мессианства – России как защитницы и оплота веры, в советское время – мировая революция и позже построение коммунизма, сейчас – справедливый многополярный мир». При этом он не анализирует природу смены этих установок, как будто между ними есть только преемственность, но нет взаимного отрицания идеологий, сменявших одна другую в результате революционных преобразований.
Тем не менее Рапопорт насыщает свою триаду новым наполнением. Место православной религии ныне занимают «три веры: вера в страну, вера в тех, кто вокруг нас, и вера в будущее». Современный россиянин разделяет «обычные человеческие ценности», в отличие от предка, «связанного православной верой».
Наконец, автор новой триады подбирается к раскрытию понятия традиционного общества: «Россия определяется как «семья семей». Основой национальной идентичности является преемственность поколений, верность традициям и духовно-нравственные ориентиры». «Традиционное общество – это не застой, а непрерывное развитие, укорененное в собственных основаниях», – пишет автор статьи.
Однако откуда взяться развитию, новая концепция указаний не дает. Ее положения опираются на опрос ВЦИОМ, согласно которому только 2% граждан считают, что сейчас для России важнее всего развитие экономики. По поводу развития технологий социологи вопросов вовсе не задали.
При этом пафос статьи в «Блокноте» заключается в том, что страна должна выработать в себе способность к «антихрупкости», то есть способы преодоления геополитических и иных вызовов. Автор говорит, что подлинная «антихрупкость» возможна только как «развитие, преобразование, восхождение».
Но если бы Россия опиралась только на семейственность, то вряд ли смогла бы пережить даже первое фатальное испытание своей истории: нашествие Орды в XIII веке. Механизмы выживания нации и страны были гораздо сложнее и тоньше, чем это можно представить в какой бы то ни было идеологической формуле.