Александр Абрамов
Дети – это такая категория, которая не поддается формализации.
Фото Романа Мухаметжанова (НГ-фото)
Итак, закон о едином государственном экзамене вступил в силу и работает, несмотря на неоднократные предупреждения оппонентов о его далеко идущих отрицательных последствиях. Попытку собрать воедино критические мнения я уже предпринял в статье «ЕГЭ как педагогическая шизофрения» («НГ» от 08.04.08) и не хочу вновь повторять известные, а часто и очевидные аргументы. Рукотворному урагану по имени ЕГЭ следует присвоить очень высокую категорию опасности. Но намного опаснее другое. Введение ЕГЭ означает, что железной рукой и далее будет проводиться существующая сегодня политика в образовании. Пришло время назвать ее своим именем: легкомыслие, граничащее с вредительством.
Употребление столь сильного выражения следует аргументировать, что и будет сделано далее. Специально подчеркну, что я не имею в виду теорию заговора, то есть наличие людей, сознательно и злонамеренно стремящихся нанести непоправимый ущерб национальной системе образования России. Некомпетентность и крайняя самоуверенность людей из узкого круга лиц, принимающих решения, а также отсутствие систем защиты от дурака, жулика, непрофессионала часто приводят к последствиям, которые иначе как вредительством назвать уже нельзя.
Три головы дракона
Чем же плоха современная политика образования, провозглашенная в 2000 году? Теми скрытыми принципами, которые де-факто положены в ее основу. На мой взгляд, основных принципов три.
Первый из них – принцип воинствующего экономизма. Исторический маятник резко качнулся от полного отрицания денежных и рыночных отношений к их абсолютизации. В частности, восторжествовала точка зрения, согласно которой система образования – это главным образом рынок образовательных продуктов и услуг. Рыночные механизмы из средства организации эффективной системы образования превратились в ее главную цель. Трагическая ошибка. На самом деле в сфере образования приоритетны категории принципиально нерыночные. Такие, как ценности, убеждения, стремление к истине и гармонии. В образовании, науке, культуре решающая роль принадлежит не «субъектам рынка», а талантливым, интеллектуально свободным людям. Низведение учителей, воспитателей, преподавателей вузов до уровня обслуги полностью противоречит историческому опыту человечества. А в эпоху «экономики знаний» система образования и науки – это, между прочим, составная и очень важная часть системы национальной безопасности страны. Здесь на сугубо рыночные отношения должны быть наложены самые жесткие ограничения.
Приведу несколько примеров, подтверждающих действенность выделенного принципа.
С началом рыночной «шоковой терапии», в 90-е годы, вместе с производительным сектором экономики рухнула система начального и среднего профессионального образования: она нерентабельна, а следовательно, не нужна. Результат: катастрофически не хватает квалифицированных рабочих даже в стратегически важных отраслях.
Высшая школа в последние 15 лет развивалась в полном соответствии с законами спроса и предложения. Результат – крайне раздутая система всеобщего высшего образования, превратившаяся в рынок по производству и продаже дипломов. Даже руководители Минобрнауки, при активнейшем участии которого развивался этот черный рынок, вынуждены признать сегодня крайне низкое качество подготовки специалистов во многих вузах. Политикам, руководителям производства и бизнеса пора очень серьезно задуматься о проблемах образования.
А еще есть широко разрекламированная идея подушевого нормативного финансирования школ: «Деньги следуют за учеником!» То есть чем больше учеников выбирают данную школу, тем больше она получает денег. Неужели неясно, что в селах, малых городах и поселках эта идея в принципе не работает? Наивно рассчитывать и на включение механизмов конкуренции в крупных городах: самая знаменитая школа не сможет принять тысячи и десятки тысяч учеников.
Даже если предположить, что идея превращения сферы образования в рынок верна, ее надо уметь реализовывать. Однако плеяда великих экономистов в нашей стране пока не появилась. Об этом говорят факты. Развивается не диверсифицированная, а чисто сырьевая экономика. Отсутствует эффективная система материальных и моральных стимулов к труду, а значит, и сбалансированный рынок труда. Продолжается «утечка мозгов». Периодически возникают кризисы. Есть хорошая пословица: «Не умеешь – не берись».
Второй принцип – принцип безудержного формализма – связан с первым. Коль скоро система образования – это рынок, то для управления им нужны не просветители, а топ-менеджеры, которым совсем не обязательно быть профессионалами в сфере образования. Для таких «управленцев» новой генерации важно видение чисто экономической схемы – как эта система функционирует. Но такое возможно лишь при предельном упрощении моделей, то есть при их предельной формализации. Вспоминается вечное правило: «Бойтесь простых решений!»
ЕГЭ – это яркий пример неистребимой веры чиновника в то, что можно формализовать все. Даже то, что не формализуемо в принципе. В последнее время выясняется, что ЕГЭ – это инструмент для решения более крупных проблем, о которых не говорилось на заре эпохи ЕГЭ. Об одной из таких проблем министр Александр Фурсенко говорил Владимиру Путину, тогда президенту, а ныне премьеру, на встрече в 2007 году, когда начинался эксперимент в 21 регионе страны по созданию системы оплаты труда учителей в зависимости от качества их работы.
Подлинный критерий качества работы учителя – состоявшиеся достойные жизни его учеников. Наивно рассчитывать, что по результатам ЕГЭ и другим чудодейственным (часто анекдотичным) схемам можно объективно оценить качество работы учителя, а тем более с точностью до рубля. Эксперименты обычно проводят на крысах, собаках и добровольцах. Может быть, разумно было начать с более простой задачи – поставить систему оплаты труда чиновников в зависимость от результатов их труда? Результаты их труда на виду у всех и допускают объективную оценку. Но почему-то несколько лет назад, когда зарплата чиновников была повышена в разы, никто не заикался о зависимости оплаты от качества их работы. Судя по масштабам коррупции и отсутствию реальных достижений, качество нашей бюрократии с тех пор не повысилось.
Прошлым летом на XII Петербургском международном экономическом форуме первый вице-премьер Игорь Шувалов в своем выступлении, которое странным образом осталось незамеченным, заявил: «┘Образование должно играть в обществе роль социального лифта. Мы в последние годы про это забыли. И набор мер здесь понятен. Единый государственный экзамен, который сейчас аккредитуют (вот это неясно – может быть, критикуют? – А.А.), будет выполнять эту функцию как инструмент номер один».
Хорошо, что появились элементы покаяния. Оказывается, о социальных лифтах (а значит, и о принимающей опасные значения поляризации общества), как и о батарее капитана Тушина, «было забыто». Но приведенная цитата – выдающийся пример торжества формализма над здравым смыслом. Возвышение ЕГЭ до ранга инструмента № 1 в решении сложнейшей социальной проблемы – свидетельство полного непонимания существа дела. Неужели это всерьез?
Великое «достижение» приверженцев формализма – тотальное внедрение системы конкурсов, тендеров и грантов. Бумаговаяние, бумагооборот, размеры откатов резко возросли. А вот позитивных сдвигов не видно. Система возникла под благородным лозунгом: «Иначе разворуют». Выяснилось, однако, что лоббизм – это высшая форма и высшая стадия бандитизма. В условиях расцвета лоббизма и закрытых конкурсов дело свелось к тому, что деньги раздаются в узком кругу особо доверенных лиц, определяемых сплошь и рядом задолго до объявления конкурса. Не проще ли и не лучше ли искать честных профессионалов, которые не разворуют? Не разумнее ли создать действенную и гласную систему контроля, в том числе общественного?
Третий принцип – принцип вопиющей безответственности.
В дореволюционной России на всех уровнях управления – от уездов до Министерства народного просвещения – существовала такая практика: ежегодно публиковались как статистические отчеты о состоянии системы, так и отчеты о проделанной работе. Регулярно проводились учительские съезды.
В СССР полная безотчетность, бесконтрольность и безответственность в сфере образования были исключены. Советскую систему есть за что критиковать. Но советские и партийные органы, народный контроль, критические статьи в прессе и письма трудящихся резко ограничивали волюнтаризм чиновника. Телефонное право было, но до понятия «административный ресурс» тогда еще не доросли.
Сегодня картина иная. Практика регулярных публичных и открытых отчетов о проделанной работе осталась в проклятом тоталитарном прошлом. Многочисленные обращения в высшие инстанции по поводу того же ЕГЭ не имели решительно никакого отклика. Крупные чиновники, связанные с образованием, не утруждают себя ни доказательствами разумности реформ, ни признанием явных ошибок. Они ограничиваются краткими сообщениями о хронике текущих событий, инструкциями исполнителям и при этом мастерски увиливают от содержательных публичных дискуссий.
Тот факт, что большой пакет сомнительных законов об образовании беспрепятственно прошел через Госдуму, Совет Федерации и администрацию президента, означает, что дело отнюдь не ограничивается Министерством образования и науки. «В верхах» сложилась небольшая группа людей, имеющих монополию на истину и право принятия решений.
Такая ситуация абсолютно ненормальна. Цена ошибки в образовательной политике исключительно высока. Здесь нельзя действовать по принципу «Семь раз отрежь – один раз отмерь». Соответственно, категорически нельзя исключать из процесса принятия решений профессиональные сообщества.
Конформизм и его истоки
Есть и другая сторона дела. Безудержное высокомерие чиновников от образования вызывает естественную ответную реакцию, поскольку нарушены элементарные правила приличия. Ответ на подчеркнутое хамство представителей власти – массовое неуважение и недоверие к власти вообще, скрываемое лишь до поры до времени. Нарастающее отчуждение общества и власти – вещь опасная.
Безответственность возникает как результат взаимодействия двух течений: традиционное высокомерие российской бюрократии и столь же традиционный конформизм общества. Не выполнила свой прямой долг пресса, для которой в целом характерен порхающий интерес к проблемам образования, пробуждающийся лишь в немногие дни профессиональных праздников и по скандальным информационным поводам. Надо признать, что профессиональные сообщества не организованы и оказались не способны отстаивать интересы дела и профессии. Родители, которым в принципе далеко не все равно, как учат их детей, покорно принимают новые странные правила игры, несмотря на большие и обоснованные сомнения в их разумности и полезности.
Я работаю в системе образования более 40 лет, а многие годы в непосредственной близости от центров событий. За это время сложился очень широкий и разнообразный круг знакомств. Не претендуя на социологически значимый результат, должен сказать, что подавляющее большинство думающих людей (и в том числе весьма известных) резко отрицательно относятся к «инновациям» Минобрнауки. Однако публичные критические выступления довольно редки. Истоки российского конформизма известны. Это не лишенный оснований страх реакции на действия тех, кто нарушает принцип «не высовываться». Это нежелание создавать себе карьерные и финансовые проблемы. Это стремление минимизировать риски для той или иной программы, равнодушие, неверие в разумные изменения и т.д.
У меня сложилась следующая маленькая теория, объясняющая природу российского конформизма.
Явная повторяемость многих явлений в нашей богатой событиями истории позволяет высказать гипотезу о действии некоего закона жизни общества, который можно сформулировать так: «В России каждое доброе дело должно быть вовремя и по достоинству наказано. Мера наказания прямо пропорциональна масштабу свершенного доброго дела».
Из этого закона вытекают очевидные следствия. Первое: каждый, кто обуреваем стремлением к свершению добрых дел, должен исходить из принципа неотвратимости наказания. Второе: в самом начале следует точнее представить себе меру предстоящей ответственности за возможные необдуманные поступки. Третье: по итогам размышлений над предыдущими пунктами необходимо тщательно оценить степень тяги к свершению доброго дела и лишь после этого принять решение.
Описанный алгоритм весьма непрост. Вероятно, поэтому практически никто ничего не делает. В такие времена история развивается по Высоцкому: «Настоящих буйных мало – вот и нету вожаков». Успешно строится Общество Победившего Цинизма.
 Нынешним абитуриентам и студентам предстоит испытать на себе реформу модернизации. Фото Евгения Зуева (НГ-фото) |
Национальный проект и его имитация
Мы имеем дело с печальным, но закономерным результатом развития в стране политической культуры. Существо дела хорошо отражено в не так давно вышедшем учебнике обществознания для 9-го класса под редакцией Л.В.Полякова: «Авторитарная политическая культура – система представлений о государстве и политической власти как инстанции, обладающей безусловным авторитетом, единственным способом поведения по отношению к которой является безусловное и безоговорочное подчинение». А я-то полагал, что, согласно Конституции, Россия является демократической страной.
Для оценки эффективности описанной политики лучше других подходит слово «имитация». Постоянно демонстрируется забота об образовании. На деле проблемы образования находятся на далекой периферии забот и интересов современного государства Российского. Здесь ставятся и решаются искусственные и второстепенные задачи, но никак не сущностные проблемы.
При честном анализе ситуации и серьезном отношении к делу нужно ставить вопрос о неотложных мерах, позволяющих и остановить процессы явной деградации национальной системы образования, и наметить четкий план развития человеческого потенциала, остро необходимый для исторического прорыва России в эпоху «экономики знаний» и высоких технологий. Нужна хорошо продуманная, многолетняя очень сложная и терпеливая работа большого числа талантливых людей, искренне увлеченных и целью, и делом. Предстоят решительная перестройка высшей школы, реанимация системы начального и среднего профессионального образования, серьезнейшее обновление содержания школьного и педагогического образования. А еще необходимы оздоровление культурной и образовательной среды, модернизация материальной базы, создание условий для повышения мастерства педагогов, становление образовательной индустрии в стране и многое-многое другое.
Все это возможно сделать лишь в рамках длительного крупного национального проекта, то есть проекта, решающего в ограниченный срок крупную национальную проблему. Но то, что названо сегодня национальным проектом «Образование», таковым не является. Это очень локальный краткосрочный план некоторых общенациональных мероприятий – не более.
Ни одну из серьезных и очень острых проблем проекты Министерства образования и науки не решают и решить не могут. Это позволяет уверенно говорить о режиме постоянного возбужденного бездействия, представляющего собой бурную имитацию деятельности. Был, например, принят закон о переходе к обязательному общему среднему 11-летнему образованию. Что сделано? Ни-че-го! А программа создания нового содержания для школ близится к очередному позорному финалу.
Вернусь к проблеме выбора.
Пропагандируется такая точка зрения: решение о внедрении ЕГЭ принято и не обсуждается. Немедленно приступить к исполнению. Точка.
Сильно упертым «егэистам» и «модернизаторам» должен напомнить следующее. Во-первых, даже в армии есть понятие преступного приказа. Есть и соответствующие формы ответственности. Во-вторых, здравый смысл подсказывает, что если лицо, принимающее решение, знает, что риск крупных отрицательных последствий очень велик, то следует остановиться: решение не подготовлено. В-третьих, нужно напомнить, что существует суд истории, а также понятия чести, репутации и доброго имени.
Поэтому наиболее разумен в сложившейся ситуации такой выход:
а) вводится мораторий на законы, принятые за последние два года;
б) Министерство образования и науки публикует полные отчеты о своей работе в 2004–2008 годах;
в) организуется широкая общенациональная дискуссия по проблемам образования;
г) по результатам дискуссии авторитетная независимая комиссия разрабатывает новую концепцию образовательной политики и программу развития национальной системы образования;
д) новый курс в образовании утверждается Чрезвычайным съездом работников образования.
Такой порядок действий диктуется не только здравым смыслом. В ближайшее время предстоит существенно более широкая дискуссия. Если стратегия развития России разрабатывается всерьез и надолго, то ее сердцевиной должна стать именно программа развития образования: при кадровой деградации и кадровых провалах исторические прорывы невозможны.
В противном случае судьбоносную стратегию строительства развитого капитализма в России ждет судьба программы КПСС. Помните Хрущева с его знаменитым «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме»?
* * *
Наступает Момент истины.
Либо будет продолжена политика имитации деятельности, ведущая к ускоряющейся деградации образования, науки, культуры, либо оформится новый курс, ориентированный на подлинное их развитие.
Либо пробьются ростки гражданского общества, то есть общества, принимающего на себя ответственность за свою судьбу и постоянно контролирующего действия власти, либо восторжествует «авторитарная политическая культура» в том замечательном смысле, который описан выше.
В заключение следует отметить, что важную роль в успешном проведении пакета «модернизационных» законов об образовании сыграла партия «Единая Россия» в Госдуме в соответствии со знаменитым тезисом Бориса Грызлова: «Парламент – не место для дискуссий». Как бы нам не дойти до обобщения «Россия – не место для дискуссий»┘
