Зашифрованное время

Поэт во время войны не отсиживался в тылу. Борис Пастернак на фронте под Орлом в составе писательской бригады. 1943. Фото из книги

Существует несколько объемистых биографий Бориса Пастернака, а вот работа в редком жанре «Писатель в жизни» выходит впервые. Это только на первый взгляд кажется, что «надергать» необходимое количество цитат о поэте и собрать их в книжку в хронологическом порядке – дело нехитрое. На самом деле тут нужна бездна эрудиции, вкуса и такта. Нужен талант художника-портретиста. Автор-составитель такой книги как бы отступает в сторону, предоставляя слово другим. Сергеева-Клятис показала поэта без купюр и цензуры, в разных его проявлениях – от создания великих стихов до эпизодов быта.

Что стало «строительным материалом» для книги? Фрагменты писем Пастернака, его знакомых и родственников, его стихи и проза, мемуары (не только комплиментарные, но и недружелюбные – наподобие бунинских), газетные и журнальные рецензии, материалы органов госбезопасности... Одни документы подчас корректируются другими, что создает более объемную и объективную картину. Сомнительные и недостоверные сведения тоже выполняют свою роль как элементы мифологии о поэте. Здесь вырисовываются любопытные сюжеты, с недосказанностями, затаенным драматизмом, внезапными кульминациями. Тут не просто «жизнь и творчество», тут – манера чтения Пастернаком стихов и ведения разговора, принципы воспитания старшего сына, семейные осложнения начала 30-х годов, домашние словечки «Нейгаузиха» и «Асмусиха», поездки на Урал и на фронт, судьба основных пастернаковских книг. Много ценного найдут в книге и краеведы: вся пастернаковская Москва (от Мясницкой улицы со старым почтамтом до Лебяжьего переулка со съемной комнатой-каморкой) тут как на ладони, можно хоть сейчас выходить на экскурсию.

Непредвзято отражены и события политического звучания – например, история стихов Пастернака, посвященных Сталину. «Тов. Пастернак, вы не расслышали голоса масс рабочих, колхозников, масс созревших, <... > которые понимают искусство!» – поучал поэта один из докладчиков на «атниформалистском» собрании 1936 года. К слову, Пастернак на таких мероприятиях никогда не каялся и никогда не выполнял идеологических заказов. Его стихи о Великой Отечественной войне были искренним патриотическим порывом. Но «представителю буржуазного реставраторства в поэзии» официозные критики все равно не могли простить отсутствия стихов о счастливом колхозном труде и ударниках индустриализации.

Пастернак в жизни /Авт.-сост. Анна Сергеева-Клятис. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015. – 560 с.

История с «Доктором Живаго» стала для таких критиков «последней каплей». На Пастернака обрушились за сам факт передачи романа для издания за границу. Текст книги не обсуждали, ее почти никто и не читал. Важнее было «предательство». В книге приводятся фрагмент статьи Виктора Шкловского в крымской «Курортной газете» (где отдыхал в тот момент, там и опубликовал) с осуждением бывшего товарища по ЛЕФу и письмо писательницы Галины Николаевой, «не по службе, а по убеждениям» отрекающейся от Пастернака. Автор одной из тогдашних обличительных статей на полном серьезе утверждал, что «малопонятные» стихи Пастернака – вовсе не сумбур, а шифровки, обращенные к врагу. Из приводимых в книге писем становится видно, что у великого поэта, трудившегося всю жизнь и помогавшего семьям репрессированных друзей, не было никаких сбережений. Пастернака наказали отлучением от издательств, и ему в одночасье не на что стало жить. Выручал переделкинский огород, на котором поэт, закатав рукава и надев кирзовые сапоги, работал так же усердно, как недавно трудился над переводом «Ромео и Джульетты». 

Он не вступал в близкие отношения с государством даже тогда, когда за подобное поведение можно было поплатиться жизнью. Но из Союза писателей его исключили и фактически лишили возможности зарабатывать литературным трудом не в сталинское, а в оттепельное хрущевское время. Он и похоронен был как рядовой член Литфонда на «непрестижном» переделкинском кладбище. Вдова Зинаида Николаевна отвергла предложение литературных чиновников устроить церемонию и погребение за государственный счет. Завершают книгу речи друзей поэта, произнесенные на похоронах, – и здесь особой глубиной и пониманием сути пастернаковского творчества отличается речь историка философии Валентина Асмуса.