Период полураспада эпохи:

Янислав Вольфсон. Ялтинская фильма. - М.: ОГИ, 2003,144 с.

Янислав Вольфсон. Глаз вопиющего в пустыне. - М.: ОГИ, 2003,112 с.

Издательство ОГИ выпустило в свет аж две книги Янислава Вольфсона сразу: прозаическую "Глаз вопиющего в пустыне" (туда вошла одноименная повесть 1982 года) и поэтическую "Ялтинская фильма" (одноименная опять же поэма и еще два цикла стихов - "Лепра" 1977 года и "Камни сердца" 1981 года). Сейчас автор живет в Америке. "Глаз вопиющего┘" впервые был напечатан в альманахе "Стрелец" спустя семь лет после его написания. И не просто так - а с предисловием Аксенова. Отдельно издаваемая книжкой повесть предисловие утратила. Хотя - зря. Для такой, мягко говоря, непростой прозы толковое предуведомление никогда не бывает лишним.

Проза у Вольфсона нервная, многосюжетная и конфликтная. Причем конфликтная - на уровне каждого предложения, грозящего перерасти и перерастающего в большинстве случаев в гигантский синтаксический период, размером на полстраницы. Захлебываясь в однородных подробностях бьющей в глаза автора (отсюда Глаз - в заглавии) позднесоветской действительности, пытаешься понять: из-за чего же так "болит" человек? Что же его так терзает? В гастрономе, мраморно-храмовом, как метро, - очередь за колбасой и вином. Героя жмут, и так сильно, что он начинает слышать красивую классическую музыку. И уже кажется ему, сидит фигуристая барышня и играет на фортепьяно. Тут же, в гастрономе. Потом почему-то все спешат обедать, отнюдь не покидая магазина. А застольные беседы - идеальный бикфордов шнур композиции прозы потока сознания.

Вольфсон до крайности вслушивается в слова, пытаясь угадать за их фонетической оболочкой смысл: "┘сначала преподавала ясновидение и чревовещание, особенно вещала здорово, но потом там сняли часы, да и видеть она стала не очень явно┘" Это про жену героя, которая учительница по профессии. А сам герой - фармацевт. И поэтому в книге, начавшейся с гастрономической очереди, закономерно разрастаются две главных темы: школа во всей абсурдности ее будничных ритуалов и медицина - во всем натурализме процедур. Нам покажут и внутривенную инъекцию, и роды. Причем с точки зрения вены и плаценты. Имеющим слабую нервную систему и отличное воображение - читать просто опасно. Правда интересно. Если б все наши врачи так работали, как Вольфсон пишет!

Сюжетов много не потому, что главный герой и героиня его ведут насыщенную событиями жизнь. А потому, что автор, вводя очередную метафору, разрабатывает ее до самостоятельного действия. Вроде бесконечной перспективы зеркал: один сюжет порождает второй, третий┘ перестаешь верить в реальность происходящего и смотришь на все появляющихся и появляющихся действующих лиц как на картонные неживые маски.

Вообще само направление прозы потока сознания редко говорит о гармонии. Гармонию ищут, но не находят. Так и герой Вольфсона - в финале шагает из окна и на лету пытается нашарить в кармане карандаш. Мысль в голову пришла. Записать ее нужно. Но асфальт все-таки неизбежен.

Стихи, не в пример повести, крепче и трагичнее: Вольфсон с безвылазностью очевидца переживает падение русской империи, крах классической белой эпохи под напором красного героя-большевика. Отсюда и милая своей старомодностью чеховская коллизия: она - Елена, он - Александр. Ялта. Года 1905-1918-й. Он - офицер, она┘ вышла замуж не за него. Поэма "Ялтинская фильма" - почти роман. Или почти - кино, где каждая главка - кадр. Кому как приятнее.

Два других цикла - это размышления на тему высокой болезни творчества, еврейского вопроса и, как ни странно, Вильяма Шекспира. Вольфсон иронически перепел "Гамлета", "Ромео и Джульетту", "Отелло". Тематическую связь с предыдущей поэмой уловить трудно. Но, вероятно, она в том, что вместе с эпохой царей мы утрачиваем всегда и эпоху других царей - поэтов, которым отныне в перевернутом мире все видеть и ничего, кроме слов, не мочь.