Камера номер шесть

Тадеуш Конвицкий. Чтиво: Роман / Пер. с польск. К.Старосельской. - СПб.: Азбука-классика, 2003, 224 с.

Тадеуша Конвицкого (р. 1926) в Польше считают классиком (хотя родился он в Литве). Его много переводили, экранизировали (в том числе и Анджей Вайда, поставивший "Хронику любовных происшествий"), он и сам писал сценарии. Во время войны воевал в партизанском отряде Армии Крайовой.

Действительно классик, заслуженный и уважаемый писатель, не постмодернист какой. Между тем роман "Чтиво" (1992) будет посильнее любого Пелевина и даже Сорокина.

Не откровенностью, холодной грубостью или "заморочками", в которых не то что черт, но даже и Лев Данилкин ногу сломит. Просто изяществом, красотой сюжета, фантасмагорией - но любовной. Удивительно нежной, хотя со всеми атрибутами самого брутального постмодернизма.

Начинается все, как в триллере. Труп. Женщина. Герой ничего не помнит и не соображает. Потом полиция, а там какая-то феерия, а не следователи и подследственные. Палата номер шесть, почти как у Чехова. Только не палата, а все-таки камера. Камера номер шесть. Тот же абсурд и, как любят говорить французские рабочие, гиньоль. То есть не абсурд, а тоталь абсурд. Не толерантность, а тоталерантность.

Чем ближе к концу повествования, тем больше лирики, тем меньше постмодернизма. В принципе Конвицкий очень точно назвал свой роман. Как там было в пьесе "Интервенция"? Вы хочете песен? Ну, в смысле чтива? Их есть у меня!

Конвицкий вываливает на читателя все, что тот мечтал увидеть, но не верил в саму возможность подобного. Все жанры, все приемы. Только не обостряя, не доводя до предела и беспредела, как принято в современной русской литературе, а ровно столько, сколько нужно. При желании в "Чтиве" можно найти все и всех. И здесь не стилизация, не пародия, как обычно бывает, а точное и тонкое использование приемов. Немного холодное, конечно, но только поначалу. Потому что дальше все развивается совершенно не так, как мы привыкли. Обычно ведь как? Чем дальше в лес, тем больше слов. И писатель к концу устает, и читатель хочет поскорее отделаться. Ну вот так, без оргазма, и заканчивают они свое обоюдное мучение-приключение.

У Конвицкого, напротив, роман становится все лучше и лучше с каждой страницей. А ведь и начиналось куда как завлекательно: " - Пока, мальчики, - сладко прошептала Анаис, которую когда-то трахал истеблишмент свергнутого режима. - Я к вам еще загляну. Покажу и сиську, и письку.

Юные полицейские наконец выволокли ее из камеры..."

Чтобы привлечь, очаровать и заманить, он использует все приемы современного чтива, а заканчивает просто хорошей литературой. Это как в "Чайке" Акунина, напечатанной под одною обложкой с чеховской. Купили-то вы книжку наверняка ради Акунина, а прочитали (некоторые, может быть, даже и в первый раз!) все равно Антона Павловича. Спасибо, Григорий Шалвович, земной поклон! Совершенно без шуток говорю.

Красивая любовная история, политический фарс, трагикомедия в прямом смысле слова. То есть не комитрагедия, где поначалу весело, а потом и скучно, и грустно, и хочется автору морду набить. А именно трагикомедия. Разумеется, лирическая, но все же комедия: "В жизни я всегда утешал себя тем, что кому-то еще хуже. Но кому сейчас хуже, чем мне. Может, только этому советскому космонавту, про которого все забыли, потому что нет уже Советского Союза, его отечества, а он все летает и летает".

Бог ты мой! А он все летает и летает... Камера номер шесть.