Не ждите романтики

Первая женщина быстро исчезает из повествования, уступая место второй, третьей и т.д.  Федор Бронников. Апеллес выбирает себе натурщицу. Шадринский краеведческий музей им. В.П. Бирюкова, Курганская обл. 

Поль Валери писал о Викторе Гюго: «Каждый настоящий поэт должен быть первоклассным критиком». Я бы добавил еще, что и прозаиком. В русской литературе так и есть, исключения редки – Тютчев, Некрасов (но и он сочинял в юности романы). Маяковский и Есенин мастерски писали очерки и критику, Фет – «Письма из деревни» и неплохие мемуары.

Максим Лаврентьев давно был уже известен как поэт и критик, теперь он сделал шаг к большой прозе. Его роман «Первая женщина» – книга о любви, появившаяся в Сети на сайте «Литмир», – серьезная заявка на состоятельность творческого многообразия. Но почему Интернет и почему не в издательстве, не на бумаге? Ответ прост: неформат. Пресловутый неформат, подрезающий на корню столько благих начинаний.

Но Лаврентьев – человек современный, и он нашел выход из положения. Поклонники его таланта давно уже следят за его публикациями в Facebook – крохотными новеллами мемуарного либо юмористического характера. В СМИ их не возьмут, а вот у себя в аккаунте – размещай, сколько хочешь. И знатоки ценят лаврентьевские юмор и наблюдательность.

«Первая женщина», впрочем, многих, наверное, разочарует. Те, кто привык к Лаврентьеву – изящному миниатюристу, автору остроумных анекдотов о великих а ля Хармс, вряд ли окажутся в восторге от его романа в духе «Гэндзи-моноготари» или «Декамерона». И он требует иной читательской подготовки и настроя. Это не столько веселое «развлекалово», сколько серьезный разговор о гендерном становлении человека в 90-е и в начале 2000-х. В чем-то он перекликается с Bildungsroman’ом («романом воспитания») XIX века. Утрата изначальной невинности, постижение психологии противоположного пола, осознание собственной сексуальности – излюбленные темы современной европейской литературы. Ну и, конечно, меткие зарисовки столичной жизни последних 15–20 лет с обязательным Литинститутом – этим родимым пятном каждого его выпускника, проклятием, висящим над их головой, от которого многим так и не удается избавиться, к нему возвращаются вновь и вновь.

Лаврентьев – поэт есенинского склада. Даже чисто внешне сходство несомненно. И потому на ум приходит цитата из статьи Есенина о Пильняке – «Пильняк сочно описывает на пути своих повестей, как самцы мнут баб по всем рассейским дорогам и пространствам, совсем не показывает его сущность. Это только его отличительная родинка, и совсем не плохая, а, наоборот, – красивая. Эта сочность правдива, как сама жизнь». Думается, нечто подобное можно сказать и о Лаврентьеве-романисте. И как почти 100 лет назад Есенин иронизировал: «Помилуйте, – слышится из уст доморощенных критиков, – да какой же это писатель, если он в революции ничего не увидел, кроме половых органов?» – так и мы сегодня вправе будем возразить тем, кто скажет: «как же это Лаврентьев не увидел в переходной эпохе от тоталитаризма к рынку ничего, кроме половых органов»?

Период ученичества длится недолго. Лирический герой Лаврентьева быстро осознает, в чем его сила. Женщины, поначалу столь недоступные и непонятные, далее уже щелкаются как орешки. Ему даже не нужно прикладывать много усилий – на него работает имидж поэта, впечатляющие физические данные вкупе с заботами о внешнем виде. Герой равнодушен, как правило, к своим дамам, что закономерно ведет его к успехам.

Роковая первая женщина быстро исчезает из повествования, уступая место вторым, третьим и т.д. Но по закону жанра она всплывает в конце романа – чтобы объяснить то, что происходило в начале. Многие вещи начинают представать в ином свете. Несколько отдает литературщиной сюжетный ход, когда первая любовь оказывается проституткой, но для общей увлекательности это вполне сходит. Такой же надуманной кажется и линия повествования, связанная с прочтением героем тайного дневника своей возлюбленной.

Роман передает немало специфики того времени, например, все эти студентки, спешащие выйти замуж, а после остающиеся разведенками. Можно ли считать их жертвами общественной морали, толкавшей к ранним бракам? Или подружки героя романа с сайта знакомств – какие-то одновременно легкомысленные и прагматичные. Читая, размышляешь и о разнице в гендерной сексуальности – есть ли она или нет? Ибо поведение многих героинь решительно ломает привычные стереотипы мужского и женского.

Феминистки роман, конечно, заклюют – за «мачизм», за то, что герой видит в женщинах секс-объект, и тому подобные глупости, которые публика на Западе, а с некоторых пор и у нас вынуждена принимать за безусловные истины. Не понравится он и тем, кто ждет от поэта «романтики», и вообще классическим русским читательницам – завсегдатаям провинциальных библиотек, любительницам «серьезного».

Если рассматривать «Первую женщину» с технической точки зрения, то Лаврентьев вполне владеет сюжетом, умеет заинтриговать, описания его просты и приятны. Книга читается на одном дыхании. Она легка, весела, и, не претендуя на многое, многое тем не менее дает.