0
9291
Газета Печатная версия

28.08.2024 20:30:00

Каждый ребенок – Маленький принц

Писательница Елена Габова о Париже, жесткой прозе для подростков и нити Ариадны

Тэги: проза, детская литература

Елена Габова (Елена Васильевна Столповская, р. 1952) – писательница, член Союза писателей России (1989). Родилась и живет в Сыктывкаре, окончила сценарный факультет ВГИКа (мастерская Н.Н. Фигуровского). Книги публиковались в различных российских издательствах, две книги вышли в Японии. Рассказы и повести переводились на английский, немецкий, норвежский, японский, а также на национальные языки России. Лауреат Международной детской литературной премии им. В.П. Крапивина (2006), Общенациональной литературной премии им. П.П. Бажова (2010), Российской литературной премии им. А. Грина (2016). Народный писатель Республики Коми (2012). Автор более 40 книг для детей и подростков. Инициатор издания литературного альманаха Республики Коми «Белый бор».

31-10-1480.jpg
Самодельный кораблик с алым парусом
может стать для ребенка чудом.   
Фото из архива Елены Габовой

В рейтинге-2024 Национальной библиотеки Республики Коми она по-прежнему самая читаемая среди писателей края. Ее книги, где решаются жизненные задачи с вопросами, на которые часто нет прямых ответов, – подросткам и о подростках. Сейчас готовятся к изданию новые – из именной серии этого прозаика, а сборник рассказов «Не пускайте Рыжую на озеро» в лонг-листе «Премии читателя» – единственной литературной награды, которая присуждается библиотечным сообществом. С писателем Еленой ГАБОВОЙ беседует Елена КОНСТАНТИНОВА.

– Елена Васильевна, правда ли, что разговор с маленькими читателями вы начинаете с вопроса: «Какое бывает солнце?»

– Да, только – солнышко. Обычно отвечают: «Желтое-красное-теплое-горячее…» Какой-то умница догадывается: «Доброе». Не дождавшись того, что хотела бы услышать, спрашиваю: «А бывает грустное солнышко?» Отвечают: «Когда сквозь облака», «Когда зима»… И всегда находится ребенок, чаще всего мальчик, который говорит: «Грустное солнышко, когда мне грустно». Вручаю ему кораблик из скорлупки грецкого ореха с красным парусом. В ходе беседы и остальные соглашаются, что солнышко становится грустным, когда поссорился с другом, на тебя накричали…

– А правда ли, что не так давно на фестивале «Истории из глубинки» в селе Помоздино, в Доме-музее Тима Веня (Тимофея Чисталёва), вас ожидала неожиданная встреча, а его сотрудников – незапланированное открытие?

– Правда, встреча с моим родным дедом в день его рождения! Мне показывают фотографию: «Тима Вень, рядом с ним – неизвестный...» «Да какой же это неизвестный! Это мой дед, Николай Попов, пусть не классик, но основоположник коми литературы».

– Что же музейщики сами не догадались?

– Да музейщиков-то там и нет! Музей Тима Веня в доме, где он жил, организовали его дети. Дед помнится мне худым, сгорбленным, уже старым. Насупленные брови, из-за которых он всегда казался хмурым… Когда мы собирались большой семьей в кухне за вечерним чаем, он сидел с краю, поджав под себя одну ногу, и шумно пил чай из блюдца. Чай подливала бабушка из ведерного самовара, стоявшего, как рыцарь в парадных доспехах, в центре стола. Дед колол сахар щипцами, бросал его не в чашку, а в рот. Выпив чашек пять или шесть, переворачивал ее на блюдце вверх дном, утирал пот со лба и возвращался в свой кабинет.

Утром через весь город я шла, поскольку место в детском саду уступила младшей сестренке, к дедушке и бабушке. Их большой бревенчатый дом стоял в Париже. Мне было пять годочков, но в глухой провинции не боялись отпускать детей на дальние расстояния. А столь громкое название местечка в Усть-Сысольске, как раньше назывался Сыктывкар, неспроста: после Отечественной войны 1812 года туда прибыли ровно 100 пленных французов-солдатиков – в построенный для них добротный барак. И зажили неплохо: обучали зырянок французскому языку, своим танцам. Встречал меня наглый петух. Слетев с победным клекотом с заборного столба на голову, больно клевал в макушку.

В раннем детстве я могла подойти к деду с любой просьбой. Как-то зимой принесла картонные кубики с буквами. Хотелось, хотя букв не знала, выложить слово «мама» – через весь большой дом бегала к нему за подсказкой. За день запомнила алфавит. Научив чтению, дед как бы передал мне эстафету в писательском пути. Сам он заявил о себе в 1920-е. В Усть-Сысольске еще до революции существовал Народный дом – что-то вроде Дома культуры. Здесь разыгрывались спектакли – но русского языка местный народ не понимал, а на коми пьес не было. За переводы пьес взялись мой дед и Виктор Савин. Начали с русской классики, потом сами пристрастились сочинять. Псевдонимы тогда в моде: Демьян Бедный, Артем Веселый. Дед себе тоже придумал – Жугыль, что на коми означает «Печальный». Эх, как будто судьбу нагадал!.. В 1937-м к дому подъехал воронок, и его забрали на восемь лет как коми националиста и вредителя неизвестно чего. В 1950-м, уже освободившегося, снова арестовали и отправили на вечную ссылку в Сибирь. За что ломали верного члена партии большевиков – до сих пор не знает никто. 58-я статья. Вместе с другими бедолагами добывал тяжелую нефть – есть такая, особенно ценная, которая не хлещет фонтаном, а фильтруется из породы. О том, как тяжело приходилось тогда его семье – жене и четырем дочерям, среди которых моя мама, все вокруг знали. В школе девочек унижали: одноклассницам выдают новые тетради, им – «пишите на газетах», в чернильницы недоливали чернил, вместо подарков – злые ухмылки. Мамина сестра пыталась повеситься на чердаке из-за того, что ее отказались принять в комсомол, еле спасли… О репрессиях, как и о мытарствах отверженных обществом девочек, я узнала только в 13 лет: говорить об этом было не принято даже с близкими. Узнала и о том, что мой дед – писатель. «Где книжки?» – «Их мало. 11 лет сидел в лагерях, рукописи уничтожили». – «Почему мне не рассказывали?» – «Что такого необычного? Он на коми пишет, не сможешь прочесть. И вообще он пьесы писал, их ставили в театре». По воспоминаниям бабушки и мамы – моя повесть «Папа не враг».

– Склонность к сочинительству у вас со школьных лет. Рассказ «Старый Олеш», который неоднократно перепечатывался, написан на каникулах между девятым и десятым классами. Годом раньше дебютировали со стихами «Ветер» в журнале «Пионер». Вместе с тем никогда не показывали свои вещи дедушке. Боялись его реакции?

– Его самого. И страх появился именно после того, как узнала, что он – писатель. Общаться с живым писателем страшно. Скорее всего страх появился даже по нескольким причинам. Во-первых, потому что я девочка. У Жугыля одна за другой родились четыре дочери. И только потом – сын, о котором мечтал. Очень его любил, баловал. Потом в мир явились внучки. И я чувствовала себя виноватой в том, что рождались не мальчики. Чудовищная патологическая мнительность, как у многих подростков. Завидовала брату, который на девять лет младше меня и тоже часто гостил в парижском доме. Обычная картина: на столе перед ним, шестилеткой, пачка бумаги. Он в творческих муках. Дальше нарисованной карандашом обложки дело не шло, но значит, о книгах-то они с дедом говорили! А у меня репортажи в газетах печатались, мой рассказ в республиканской газете признан лучшим за год, и все равно робела к нему подойти, хотя ой как хотелось! Во-вторых, я была классическим подростком – грубым, сомневающимся, ершистым, с ворохом проблем. Наверное, поэтому понимаю и хороших, и вредных. А плохих не бывает. Когда – забегаю вперед – устраивалась воспитателем в гимназию искусств, напарница поведала об одной девочке: такая-сякая, все грехи перечислила, а я в первый же свой рабочий день заявила: «Ленка, какая ты хорошая!» И она была хорошая. Всегда. В общем, я опасалась: подойду к деду со своим рассказом, а он: «Ты матери грубишь! Не хочу с тобой разговаривать!» В-третьих, всегда трудно сделать первый шаг. Но оказывается, дедушка за мной наблюдал. Вырежет публикацию из газеты и спрячет в отдельную папку с надписью: «Лена Габова». Об этом узнала, когда уже умер…

– Подвержены ли вы отзывам?

– Даже очень. Но исправлять то, что просят, не тороплюсь. Если редактор предлагает лучший вариант фразы – соглашусь с благодарностью! Но критику не люблю. У меня есть книжка «Гришуня на планете лохматиков». Это добрая, безобидная фантастическая повесть про то, как земной мальчишка попал на планету безмятежности и лени, где все здорово устроено: учиться не надо, ешь только яблоки, лови рыбу в озере, путешествуй... Весь смак в том, что разгильдяй и двоечник Гришуня, поняв, что ничего не делать скучно, сам стал учителем, открыв у лохматиков школу. По словам библиотекарей, дети читали ее раз по двадцать – она смешная, веселая. Однако в издательстве «Детская литература» «Гришуню...» так раскритиковал весьма известный писатель, что о публикации в Москве можно забыть! Между тем повесть перевели на японский язык и издали в Токио отдельной книгой, не раз переиздавали у нас в Коми. Мне рассказывали, что после этой повести у детей появлялось желание читать… Греет и то, что по рассказу «Не пускайте Рыжую на озеро» российские ученики пишут сочинения на ОГЭ, его читают на конкурсе «Живая классика». Исключение – книга «Отпусти меня». Сколько за нее шишек! Правда, в тот год умер мой сын, и все отрицательные рецензии были, что говорится, до фонаря.

– Повесть «Школьные годы недетские», по вашим словам, целиком автобиографична. Тем не менее вы запутываете следы, перенося действие из конца 1960-х в конец 1970-х. С тем чтобы…

– …показать, что душа подростка не изменилась. Она всегда ждет понимания и тепла. Добавь антуража наших дней: айфоны, компьютеры, поездки за границу, иномарки – и любой сюжет из старины будет современным.

– Несколько цитат из той повести: «…я расту, как лопух. Дома на меня совсем не обращают внимания»; «хотелось, чтобы у нас не было папы»; «Смешно сказать, у меня нет других хороших платьев, кроме школьного». С чем связана ваша решимость и решительность поделиться с читателем своей болью, при этом – что ценно и редко в наши дни – без сетований и обвинений?

– Писатель должен себя обнажать. Без этого его литература – полуправда. Сетовать и обвинять? А толку? Не надо конфликтовать ни с людьми, ни со временем – прошлым, настоящим и будущим. Надо его понять.

– По вашему ощущению, вышли ли вы из литературы травмы?

– Несчастья помогают понять жизнь. Иначе как почувствуешь, что переживает подросток? И потом, я же не была несчастна! В школе слыла озорной девчонкой. Могла на радость одноклассникам и представление на уроке устроить – любила всех посмешить, за что и двойки по поведению! Кстати, в восьмом моим классным руководителем был известный на всю страну Александр Александрович Католиков. Когда меня донимала домашняя обстановка и я ходила мрачнее тучи и оставалась в школе допоздна, он находил меня в любом углу и подкармливал – давал талоны на булочку с кефиром…

– Консультируетесь ли с детскими психологами, перед тем как приступить к работе? Вряд ли собственного опыта, к тому же не только из другого времени, но и из абсолютно другой эпохи, в данном случае достаточно…

– Нет. Более того, ни с кем не делюсь замыслом.

– Как преодолеваете поколенческий разрыв?

– С возрастом стали спрашивать, почему пишу для детей… Для взрослых мне писать скучно. Там все предопределено: работа, дом, шашлыки. А ребенок… Это неизвестность, мечта, яркость красок, открытие мира, искренность, смех, чистота отношений… Сейчас общаюсь с ребятами реже. Окончив школу, уезжает учиться в другой город мой внук – мой компас в общении с подростками, моя лакмусовая бумажка в текстах для них. Буду снова вспоминать свое детство. Мечтала написать триптих: детство мамы («Папа не враг»), свое и внука.

– А утверждали, что не делитесь замыслами…

– Ну вот, так получилось… Детство дочери выпадает – пионерское/комсомольское, оно мало чем отличается от моего. Хотелось бы, чтобы эти книги были интересны и взрослым, но подросткам прежде всего. Возраст тут ни при чем. Существует же профессия «детский писатель». Анатолий Алексин, Юрий Яковлев, Агния Барто, Лев Кассиль всю жизнь писали для детей.

– Значит, и вам для них, как прежде, писать не менее интересно?

– Очень интересно! У меня довольно много для них смешного и забавного. И как же их не любить? Каждый ребенок – это Маленький принц.

– Насколько востребован коми язык?

– Просто так, конечно, его не услышите, почти утерян – нужно ехать в деревню… В мое детство и юность говорить на родном языке стеснялись, да и пренебрежительно обозвать кого-то «комяком» ничего не стоило. Знаю коми плохо, перевожу на русский своих друзей-писателей со словарем. Вместе с тем уважение ко всему национальному растет. Не представляете, сколько зрителей собирают концерты коми песен! Горжусь, что в музыкально-драматическом театре замечательно поставили спектакль-фантасмагорию «Кывтiсны кымöръяс» по мотивам моей повести «Плыли облака»…

– Возвратимся к вашему дедушке. Точнее, к книге об истории коми народа, когда-то задуманной им с писателем Агнией Сухановой для детей…

– О том я и мой соавтор Наталья Макарова, внучки Жугыля и Сухановой, узнали, когда уже написали книгу о нашем крае «Дети древней земли». Мистика, иначе не скажешь! Значит, мы все, жившие раньше, живущие сейчас и, наверное, наши потомки – имею в виду предков и потомков одного рода – связаны одной нитью. Может, это нить Ариадны?..


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Соавтор эпоса

Соавтор эпоса

Сергей Дмитренко

К 85-летию Валерия Попова

0
2464
Студия художественной штопки

Студия художественной штопки

Истории про страховку, записки учителям и вспученный полиэстер

0
6294
Будет вам Олимпиада

Будет вам Олимпиада

Евгений Константинов

Не каждому дано право ходить по последним метрам родной земли

0
4368
Учу не только танцам

Учу не только танцам

Юрий Юдин

Цветовые лейтмотивы в сказке Юрия Олеши «Три толстяка»

0
4632

Другие новости