Поезд в «Анне Карениной» удался автору лучше других персонажей.
Кадр из фильма «Анна Каренина». 1914
Председатель ФАН-клуба
Сергей Белорусец
Вместе с книгой мы растем
Когда на Московской международной книжной выставке-ярмарке меня признали лауреатом Национального конкурса «Книга года» в номинации «Вместе с книгой мы растем» за детскую книжку «Парикмахеры травы», так получилось, что диплом и бронзовую статуэтку вручал мне Андрей Битов.
Андрей Георгиевич был не только эксклюзивным прозаиком, но и вроде как нашим со товарищи (и господа) непосредственный руководителем, а именно председателем Русского ПЕН-центра, входящего об эту пору во Всемирную ассоциацию писателей Международный ПЕН-клуб.
Отчетов о вручении премии появилось множество.
Мне особенно понравился один.
Интернет-портал «Университетская книга» на полном серьезе сообщил, что Сергея Белорусца награждал председатель его ФАН-клуба Андрей Битов.
Цветная фотография с места события призвана была подтвердить этот факт.
Вместо черного юмора
У меня зазвонил телефон. Снятая мной трубка поначалу кряхтя немотствовала, а потом – вдруг – пулеметно-морзяночно затарахтела голосом первого секретаря Союза писателей Москвы Риммы Федоровны Казаковой:
– Я зеленый сиреневый бульвар умер вычеркивай!..
После чего раздались короткие гудки. Как ни удивительно – я все понял.
Из перманентно готовящегося к печати нового справочника союза мне следовало вычеркнуть очередного ушедшего в мир иной члена. У которого был псевдоним…
Персональный общественный транспорт
Юрист Международного литфонда – обаятельная и остроумная москвичка Мира Абрамовна, наша с сыном неоднократная соседка по столику в доме творчества писателей «Переделкино» жила на улице Усиевича.
В том самом здании, где располагается Литфонд.
– Я езжу на работу и домой одним и тем же персональным общественным транспортом! – с абсолютно серьезным видом декларировала Мира Абрамовна.
После чего брала паузу.
– На чем? – жаждал полной ясности народ.
– На лифте! – неторопливо уточняла Мира Абрамовна.
Место, которое нельзя занять
Александр Феденко
* * *
– Папа, про что книжка?
– Про поезд.
– Как называется?
– «Анна Каренина».
– А почему про поезд?
– Он автору удался лучше других персонажей. Лев Николаевич очень любил бессмертную поэму Венедикта Ерофеева «Москва–Петушки» и хотел написать что-нибудь столь же бесподобное. Но всякий раз выходило несколько длинновато и даже фиговато. Тогда, будучи великим писателем, он осознал свою немощь, выписал себя в образе Анны Карениной и самоотверженно бросил под поезд.
* * *
В вагоне метро женщина сорока пяти лет вдруг уступила место другой. Тоже женщине и тоже сорока пяти лет. Как же она на нее смотрела. Боже, как она смотрела!
Ее понять, конечно, можно. У той, уступившей, муж в Омске, сибирские краски лица, и едет она, судя по ветке, на ВДНХ – смотреть достижения народного хозяйства, в которые и в которое верит!
А у этой работа на «Бабушкинской» и больше ничего. Нет, есть что-то еще и даже кто-то, но по сравнению с мужем в Омске и верой в народное хозяйство это тщета и ничтожность.
Конечно, она не села. И даже когда другие начали вставать, а вагон стал пустеть, она не села. Стояла до самой «Бабушкинской» в совершенно пустом вагоне. И все смотрела. Уже не на ту, а на место, которое теперь уж точно нельзя занять...
* * *
Сегодня, на 43-м году жизни, в час дня, на перегоне «Комсомольская» – «Курская», глядя в зыбкий образ, перечеркнутый штампованной надписью «Не прислоняться», я вдруг осознал со всепоглощающей ясностью, что меня более не тяготит первородный грех. Многих тяготит, а меня не тяготит. И немедленно прислонился.
Голова Гоголя
Проснулся среди ночи. Вижу – в темноте, на комоде – голова Гоголя, Николая Васильевича.
– Нашлась, родимая.
Включил свет…
Нет, не его.