Пушкин родился в Нижнем Новгороде, там чудеса… Александр Трифонов. Нижний Новгород. 2015
Пушкин и мама
Автобус «Б». Парень с девушкой. Девушка молодая, с внуком. Парню, судя по его заявлениям на весь автобус, 90 лет. Сначала они спорили о пустяках, а потом заговорили о Пушкине.
Парень: «Пушкин родился в Москве, там примерно, где сейчас метро «Бауманская», мать у него – Надежда Осиповна. Сына она ненавидела, потому что он родился весь волосатый».
Девушка: «Сами вы волосатый. Пушкин родился в Нижнем Новгороде, как и его мама – Арина… Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит. Я лучше знаю...»
Вышли они, что неудивительно, на остановке «Дом музыки».
Некролог с болью душевной
Как писатель пишет некролог? Правильно: с болью душевной. То есть примерно так:
«Умер Чмошников.
Я часто посылал ему свои гениальные стихи, и он их ни разу не напечатал в своем жалком издании. А ведь мои блистательные стихи хвалили все замечательные классики минувшего века: Пушкин, Бродский, Татьяна Чмо.
Я иногда встречал Чмошникова, говорил: давайте я вам вслух почитаю свои стихи сам. Он убегал куда-то стремительно. Вряд ли он куда-то спешил. Хотя кто знает?
Я очень сочувствую горю близких и родных Чмошникова. Я их всех очень хорошо знаю. Я им тоже сам читал свои стихи, говорил: повлияйте на Чмошникова, пусть напечатает. Не повлияли, и вот он умер.
А ведь мог еще жить. У него не только его издание могло помочь всемировой литературе, он мог меня рекомендовать и в другие органы. Даже особенно в печатаные. И на премии мог рекомендовать, и коррупционно помочь таланту гения. Особенно на премии мог и должен был помочь. Меня ведь специально не замечают премиальные бездари своей «тусовкой» для своих, и не замечал бездарный коррупционный функционер Чмошников. А как украсили бы мои великолепные трогательные стихи любую почетную и престижную премию.
Я не стал специально сочинять стихи памяти Чмошникова. Но у меня есть другие стихи, собственно, то самое стихотворение, что Чмошников не напечатал. Думаю, оно лучше всего подойдет случаю:
Несказанное синее нежное,
Вдоль души у меня моей –
Хороша ты земля страны;
Хорошо мне в тебе – эй!
По весеннему кычет –
черемуха.
Окоем у ветлы рдян,
Я пойду; надрываясь сполохом;
Прямо в душу душой румян.
Кстати, фамилия его была, кажется, не Чмошников, а не помню какая. Но я всегда его звал Чмошников. Он почему-то не всегда откликался, даже скорее никогда, и вот умер.
Земля тебя пухом, Чмошников, лучше бы ты меня напечатал, и премию, сволочь, зря мне твои клевреты зажали».
Писатели – они такие.
О пощаде
Сидим, работаем. Устали, сил нет. А повсюду книжки лежат.
– А если, – спрашиваю, – на нас книжки попадают?
– Завалит нас, – отвечает коллега.
– Что делать?
– Надо бы Олю просить…
– Надо бабулю просить? Какую бабулю? И о чем просить бабулю?
– Ну, не знаю, какую бабулю. Но если сюда бабуля придет, то неважно уже – о чем просить.
– О пощаде будем просить.
И то верно. Если просить, то о пощаде.
По стопам «Ахматовой»
Есть такая анкета, ее приписывают Ахматовой. А уж кто ее в самом деле придумал – бог весть, да и не очень важно. Вопросы просты. Кто или что вам ближе? Мандельштам или Пастернак? Кошка или собака? Кофе или чай?
А почему бы ее, анкету, так сказать, не развить и не углубить? Есть ведь и другие, не менее очевидные пары поэтов, напитков и пр. Итак, что мы имеем? Пушкин или Лермонтов? Тютчев или Фет? Маяковский или Есенин? Ахматова (бывает, что и автор становится героем) или Цветаева? Евтушенко или Вознесенский? Емелин или Родионов? Розенбаум или Новиков? Бунин или Набоков (как поэты)? Божнев или Одарченко? Высоцкий или Галич? Андрей Дементьев или Егор Исаев? Аналогично с напитками и всем прочим (домашних животных не так много, так что придется брать варианты ответов отовсюду).
Водка или пиво? Коньяк или водка? Водка или самогон? Ром или виски? Портвейн или мадера? Сухое (брют) или полусладкое? Красное или белое? Фильтрованное или нефильтрованное? Из безалкогольных напитков… Из безалкогольных напитков что-то я никак ничего вспомнить не могу… А! вспомнил! Безалкогольное пиво Какое-нибудь или Безалкогольное пиво Какое-нибудь другое?
Ну и все прочее.
Москва или Питер? Венера или Марс? Жимолость или повилика? Красный строитель или Красный балтиец? Троцкий или Сталин? Платон или Аристотель?
И т.д.
И т.п.
Любопытная птица
«Она резко повернулась, когда из-за ее плеча выглянул муж, словно какая-то любопытная птица» (Этель Уайт, «Для спящих ночь, для стражи день»).
Ага, птица. Любопытная. Из-за плеча. Чудо как хорошо.
Как шутить шутку
1-й способ. Творческий. Берется устойчивое выражение. Ищется рифма, аллитерация или созвучие.
У семи нянек дитя без глаза. Рифмуем, не обязательно точно, лишь бы созвучие было.
У семи нянек дитя под газом.
У семи нянек дитя в экстазе.
Можно и вовсе без рифмы. У семи нянек дитя без визы. И т.д.
2-й способ. Для тех, кому недосуг творчеством заниматься. Берется устойчивое выражение, где есть определение и определяемое. Полный дурак. Верная смерть. Круглый отличник. Вставляется союз «как».
Получилось? То-то же.
Из редакционного. Эпиграф
– А как мы выделяем эпиграф к статье?
– Вычеркиваем.
Крив был Гнедич поэт
«Старик, коего седины внушают в меня почтение, знаешь ли ты меня?» (Николай Гнедич, «Дон-Коррадо де Геррера», 1803).
И не говорите мне за «колорит» Исаака Бабеля или Льва Славина. Вот он, колорит. Не так уж и крив был Гнедич поэт (см. у Пушкина: «Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера, / Боком одним с образцом схож и его перевод»).
Перед смертью был весел, или «Обаятельные образы» героев 14 декабря
Из аннотации к книге Георгия Чернова «Герои 14 декабря. Записки о декабристах-владимирцах» (Ярославль: Верхневолжское кн. издательство, 1973): «…Одоевский, Митьков, Басаргин, Спиридов и другие. Со страниц книги встают их обаятельные образы». Так и написано: обаятельные образы. И ведь все так и есть: «Декабристы играли в шахматы со встречными бурятами и, к удовольствию бурят, – проигрывали». Ну разве не обаятельные ребята? Хотя неясно – проигрывали из вежливости или просто играли из рук вон плохо? А вот про декабриста Одоевского: «Перед смертью он был весел, говорил, что простудился, начитавшись Шиллера…».
Самый же обаятельный, я считаю, декабрист Асинин: «Вскоре перед судом предстал канцелярист Василий Асинин по обвинению в создании тайного общества. На суде выяснилось, что единомышленников он не нашел. Чиновники, которых он пытался вовлечь в свое общество, испугались и выдали его».
Ну не заметил никто его обаяния, что же он теперь – не обаятельный?
Вам нравятся помидоры?
Датский писатель Ханс Шерфиг (1905–1979), повесть «Мертвый человек»:
«Бранд набросился однажды на улице на критика и плеснул ему в лицо синюю краску за то, что тот написал о нем, что он талантлив.
– Я не талантлив! – кричал Бранд. – Я гениален!» (Ханс Шерфиг. Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мертвый человек. – М.: Худож. лит., 1979).
Почти все, о ком я пишу, что они талантливы, ведут себя так же, как упомянутый художник Бранд. Да и, признаться, те, о ком я пишу, что они гениальны, ведут себя не лучше. Я не просто гениальный, я самый гениальный гений во вселенной, вопят они.
А вот как Шерфиг описывает современную ему литературно-художественную тусовку:
«За одним из столиков сидело несколько поэтов. Они превозносили друг друга до небес, умиляясь этому взаимному панегирику.
У другого устроились несколько художников и жестоко поносили один другого. Позеленев от злости, они выкрикивали: «Бездарь, бесталанный, никудышный!»… В темном углу сидели меценат и художник. Художник сиял от удовольствия, можно было подумать, что ему удалось продать все свои картины. Но ничего похожего. Он всего-навсего отсоветовал меценату купить картину своего лучшего друга».
И далее уже о любви и дамах:
«– Это ужасно! – говорила она, возбужденно сверкая глазами. – Это добром не кончится. Однажды они убьют друг друга из-за меня. – И она заламывала руки, немея от счастья…»
Потрясающая женщина, могу назвать десяток таких. Тем более что далее беседа принимает совсем трагический оборот, и в лирическом герое мне трудно опять не узнать себя:
«– Вам нравятся помидоры? – вдруг спросила она.
– Помидоры? Да… как же. Я обожаю помидоры. – «Наверно, собирается угостить», – подумал я…».
Ага! Как же!
Цитирую дальше:
«– Хотите послушать, что я написала? – и она взяла рукопись, лежащую на столе.
– Да, пожалуй. Это что – о помидорах?
– В том числе…»
У меня нет слов.