Заклятье о двух концах

А лицо-то – размыто!.. Александр Трифонов. Элегия. 2024

М.Е. Салтыков-Щедрин

На углу Ивана Купала и Волховской пребывал в остолбенении мужчина средних лет, невызывающе одетый, с полупрозрачной проплешиной на затылке. Больше о внешности остолбеневшего сказать было нечего, поскольку располагался он спиной к наблюдателю.

Наблюдателя, кстати, звали Глебом Портнягиным. Так случилось, что воспитанник старого колдуна Ефрема Нехорошева как раз проходил мимо и естественно заинтересовался странным состоянием лысеющего гражданина. С чего бы это он? Уж не порчу ли случаем навели?

Портнягин озадаченно хмыкнул и зашел сбоку.

Как выяснилось, не зря. Было на что посмотреть. Правую кисть незнакомца окутывал сгусток отрицательной энергии. Обычно подобные явления незримы для тех, кто не владеет начатками магии и, стало быть, не способен проникать взглядом в тонкие миры. Здесь, однако, все обстояло по-другому: кто-то умышленно настроил вибрацию астрала так, что даже простой смертный наверняка различил бы выглядывающее из пиджачного рукава смутное округлое облачко бежевых тонов, от которого временами отлетала белесая прядка дыма.

Глаза несчастного были, как несложно догадаться, безумны.

Да нет, это не порча, это круче…

«Слышь, земляк, помощь нужна?» – хотел было по-дружески окликнуть Глеб, но не успел – во внутреннем кармане куртки заверещал сотовый телефон. Достал, взглянул. Номер незнакомый. Не иначе кто-то в клиенты набивается. Ладно, послушаем…

– Глебушка!.. – всхлипнул динамик девичьим голосом.

– Адка, ты, что ли? – изумился Глеб.

Давненько не звонила ему бывшая одноклассница Ада Кромешнова, давненько.

– Глебушка, ты меня любишь? – жалобно спросила она.

– А то! – весело ответил он.

Нет-нет, никакого интима у них никогда не было – просто по-другому Ада с мальчиками изъясняться не могла и не умела. Ни тогда, ни сейчас.

– Глебушка, – стонала она. – Только ты! Только ты меня можешь спасти…

– Чего надо? – глумливо перебил он. – Если контрольную списать, то это к Игнату Фастунову…

Шутка воспринята не была.

– Да ты зайди ко мне! Зайди! Сам увидишь!..

– Адрес прежний?

– Да тот же адрес, тот же…

То есть всего-то навсего перейти улицу и нырнуть в так называемую подворотню. Дело в том, что Ада Кромешнова проживала как раз на углу Купала и Волховской. Что ж у нее там, интересно, стряслось?

Глеб Портнягин спрятал сотик и вспомнил о загадочном прохожем с затушеванной правой кистью. Огляделся, однако никого не увидел. Должно быть, незнакомец успел выпасть из столбняка и скрыться в ближайшей арке.

* * *

Судя по обстановке, психическое здоровье Ады за последние два-три года заметно улучшилось. В классе этак десятом, помнится, приключился с ней острый приступ эмо. Потом черно-розовые тона прикида сменились просто черными, ударилась девочка в готику, а теперь… Глеб оглядел комнату. Могильных крестов, черепушек и прочей кладбищенской символики нигде не видать, зато над изголовьем кровати – пять мужских портретов. Дядьки все на подбор старорежимные и незнакомые. Кроме одного.

Что ж, идеология, как и природа, пустоты не переносит. Разуверится человек в атеизме – тут же уверует в Будду, разуверится в Будде – уверует во Христа… Ну и так далее.

– Ада, а они кто? – полюбопытствовал Глеб.

– Анархисты! – последовал гордый ответ. – Пять великих анархистов!

– Как?! И Лев Толстой тоже?

Вместо ответа она уставила на друга детства изумленно-гневные глаза, под которыми до сих пор мерещились угольно-черные косметические тени – мрачное наследие готики.

– Да! – с вызовом бросила она. – Мистический анархист!

«Ну вот… – подумалось Глебу. – Мы его, понимаешь, в школе учили, а он вон кто, оказывается…»

– Так чего звала-то?

Ее личико вновь обрело горестное выражение, глаза потухли. Ничуть не изменилась: либо хнычет, либо лозунги скандирует. Третьего не дано.

– Вон… глянь… – плаксиво пожаловалась она. – На столе…

Портнягин взглянул. Попросту, без колдовства. На краешке стола расплывался белесый непрозрачный сгусток – подобие того, что выпячивался недавно из пиджачного рукава. Отличие лишь в цвете – тот, на перекрестке, был, помнится, телесных оттенков.

Глеб сосредоточился, открыл третий глаз во лбу и узрел внутри туманного пятна пачку сигарет «Винстон».

– А я не могу… – захлебывалась Ада. – Не могу я курить вслепую… Мне сигарету видеть надо! А иначе никакого кайфа…

Портнягин понимал уже, что имеет дело с заклятием – и непростым. От квартиры до пересечения улиц метров двести. Это какой же силы должен быть заговор, чтобы покрыть такую территорию!

Тем не менее почему бы и не попытаться расколдовать? Глеб расстегнул сумку, достал тонкую церковную свечу и пластиковую бутылочку концентрированной святой воды.

– Стол закапаю – ничего?

– Да черт с ним, со столом!

Глеб провел обряд, причем на удивление успешно: вскоре белесый мохнатый комок стал прозрачен, прекратил искажать содержимое, а затем и вовсе истаял. С ликующим воплем Ада схватила пачку, выдернула сигарету, щелкнула зажигалкой.

– Глебушка, ты прелесть! – объявила она, с наслаждением делая первую затяжку. – А сам-то что ж?

– Бросил, – с нарочитой скорбью признался он.

– Ты?! – поразилась Ада. – Это как же?

– Да на спор.

– А с кем спорил?

Глеб усмехнулся:

– С природой…

– А к государству как относишься?

– Никак…

Ада выбросила по-драконьи дым из ноздрей.

– Ненавижу… – прошипела она. – Телевизор смотришь?

– Да у нас его нет.

– У кого «у нас»? Ты женился, что ли?

– Ага! Жди! – огрызнулся Глеб. – «У нас» – это у нас с учителем. С Ефремом Нехорошевым…

– Ты представляешь? – как всегда не дослушав, взвилась она. – Показывают по ящику новости: террорист солдатика расстрелял! Поставил на колени – и в затылок, в упор! А сам матерится! Так вот, выстрел показали, а мат забибикали! Ничего себе цензура? Расстреливай на глазах, лишь бы мата не было…

– Да-а… – Портнягин неодобрительно покачал головой.

– В порнофильме актриса закурила! Так киностудию нашли и штрафанули! А знаешь, за что? За пропаганду табачных изделий! Система! Ненавижу! Ханжи слюнявые!

Кому-то Лев Толстой – анархист, а кому-то и дорстройремонт. Фото Владимира Захарина

– А что с художкой делают? – продолжала бушевать Ада, жестикулируя сигаретой. – Включаю, а там актер наш из оперетты… как его? А! Черный-Принц! Эдуард Эдуардович! Который в кино снимается… Гляжу, а у него морда размытая! И знаешь, что оказалось? Оказалось, ляпнул он в интервью что-то не то про администрацию – и с тех пор вроде как не ко двору. А вырезать нельзя – на нем весь фильм держится…

«Ни хрена себе…» – вежливо хотел подивиться Портнягин, но тут вокруг девичьей кисти снова сгустилась все та же муть. Взглянул на дисплей. Пять минут. Только на пять минут удалось ему нейтрализовать заклятие…

А в следующий миг последовал взвизг Ады – тоже заметила.

– Ты видишь?! Видишь?! – заходилась она, потрясая мохнатым непрозрачным облачком, в которое обратились ее пальцы вместе с сигаретой. – Мало им телика – они нам еще и жизнь мутить наладились!.. Би-ип… би-ип… би-ип…

Губы анархистки выразительно шевелились, однако вместо черных ругательств, адресованных системе, наружу вырывалось лишь издевательски тоненькое бибиканье.

А заклятье-то покруче будет, чем поначалу казалось…

* * *

Очумело озираясь, Глеб Портнягин шел проспектом Нострадамуса. Время от времени кое-кто из встречных приостанавливался, пытаясь закурить, после чего с ним происходило то же самое, что и с тем лысеньким на углу Ивана Купала и Волховской. Столбенел народ.

– Вот это би-ип… – изумленно произнесли сзади.

Портнягин обернулся и чуть не вздрогнул. Лицо прохожего было размыто по самые уши. Да уж не тот ли это актер, о ком говорила Ада Кромешнова? Нет, пожалуй, не он… Эдуард Эдуардович Черный-Принц – высокий, помнится, статный, а этот – так, ошметок какой-то. Однако, стало быть, тоже чем-то властям не угодил, коли рыло размыто.

Кстати! А сам-то Глеб как теперь выглядит?

Портнягин стремительным шагом направился к ближайшей витрине и не без опаски взглянул на свое отраженье. Да нет, вроде все в порядке, мордень как мордень, никакой замутненности, никакого размытия.

Добравшись до родной арки, нырнул во двор.

– Би-ип… би-ип… би-ип… – порхало над доминошным столом и отдавалось эхом возле лавочек первого, второго и третьего подъездов.

Тишина и покой осеняли только игровую площадку, где взамен детворы на одной из радостно желтых скамеек расположился плотный румяный юноша, и на пухлых устах его играла довольная улыбка. То, что происходило вокруг, явно представлялось сидящему невероятно забавным.

Глеб решительно приблизился к веселому юноше.

– Чего лыбишься-то?

Тот обратил к нему сияющее мурло.

– Ну? – торжествующе молвил он. – Все еще будешь утверждать, что белая магия круче?

Это был тот самый Игнат Фастунов, уже упомянутый сегодня Глебом в разговоре с Адой Кромешновой. Именно он в школьные годы давал списывать контрольные и хорошистке Аде, и троечнику Глебу.

– Хочешь сказать, твоя работа?

Игнат зарделся окончательно. Был и смущен, и польщен.

– Да не то чтобы целиком моя… Скорее Платона, а я – так… на подхвате…

Когда-то Портнягин и Фастунов сидели за одной партой, а после выпуска дорожки их разбежались: Глеб огреб срок за взлом продовольственного склада, а отличник Игнат поступил в учение к популярному баклужинскому нигроманту Платону Кудесову.

– Тут, видишь ли, заказ поступил… от нашей Думы… – принялся объяснять юный чернокнижник. – Сварганили мы им заклятье, а они его провели как закон…

– Федеральный? – не поверил Глеб. – Сусловский?

– Да нет, конечно. Так, региональный, Баклужинский… Да и не закон даже – распоряжение… Но все равно! Заклятье-то официально принято. Поди теперь расколдуй! Считай, на государственный уровень вышли!

– А не боитесь, что курящие вам рыло начистят?

– Привыкнут, – беспечно махнул рукой Игнат.

– И к бибиканью тоже привыкнут?

– А куда денутся? Закон есть закон. Дума лекс, сэд лекс.

* * *

– Что делать, Ефрем?! – с трагическим этим восклицанием ворвался Глеб Портнягин в тесную загроможденную колдовским инвентарем квартирку учителя.

– А что-то надо делать? – болезненно скривившись, осведомился тот. Из запоя он вышел сегодняшим утром и пребывал в ворчливом расслабленном состоянии. Мысль о каком-либо действии причиняла ему, надо полагать, нешуточные страдания.

– Да ты посмотри, что творится! – И Глеб воздел к низкому лишаистому потолку правый средний палец. В следующий миг оскорбительная часть тела подернулась рябью, исказилась и окуталась в итоге бежевой дымкой.

– И что? – не понял Ефрем.

– Заклятье! Такое заклятье, что все Баклужино накрыло! Ни закурить, ни заругаться…

– А тебе-то что за печаль? Ты ж бросил…

– Мужиков жалко!

Старый колдун подумал, кивнул бороденкой.

– Клиентуры прибавится, – согласился он. – Очередь занимать будут.

– А толку? – вскипел Портнягин. – Заклятье-то – силу закона имеет! Чуть расколдуешь – оно опять…

– Пробовал? – с проблеском интереса спросил Ефрем.

– Да пробовал! Бесполезно.

– Молодежь… – саркастически молвил маститый чародей. – Учить вас еще и учить…

– То есть все-таки расколдовать можно?

– Да можно… – с неохотой отозвался учитель. – Но ты сам прикинь, какой откат выйдет…

Портнягин прикинул. Картина и впрямь нарисовалась апокалиптическая. Снятая порча, не говоря уж о заклятье, как известно, переходит на того, кто эту пакость навел. Собственно, такое явление и называется у колдунов откатом. А как было бы справедливо, вернись заговор на головы сварганивших его нигромантов и голосовавших за него парламентариев!

– Ладно, – бросил Глеб. – Мужиков тебе не жалко. А за белую нашу магию не обидно, нет?

Честно сказать, о своей колдовской ориентации Ефрем Нехорошев при ученике, как правило, помалкивал, однако сам факт, что чиновников с политиками он не привечал и держался от них подальше, давал Портнягину повод считать наставника (ну и себя, естественно) адептами белой магии.

– Белую и пушистую… – брюзгливо уточнил тот. – Ты мне лучше вот что скажи: почему под топчаном пусто?

– Здра-асьте!.. – возмутился Глеб. – Выглохтил всё – вот и пусто.

– А так быть не должно, – сурово молвил старый колдун. – Запой там у меня, не запой, а запас чтобы стоял под топчаном… Дуй, короче, в магазин.

– А вот до хрена там!

– Не по-нял! – Косматые брови Ефрема угрожающе сдвинулись.

– Или давай учи, как заклятие снять, или сам снимай! А иначе никуда не пойду!

– Вот навязался на мою голову!.. – проскрежетал колдун. – Грыжа мудяная!

* * *

Во двор Глеб Портнягин вернулся с картонным ящиком водки, перехлестнутым широким скотчем. Игнат Фастунов по-прежнему восседал довольный собою на желтенькой скамеечке посреди игровой площадки. А впрочем, нет. Восседал, но не по-прежнему. Физия у бывшего одноклассника была размыта по самые уши.

Вот это да! Портнягин аж задохнулся от гордости за своего престарелого наставника. За десять-двенадцать минут снять заклятье, имеющее силу закона? Хотя, с другой стороны, похмельному Ефрему Нехорошеву никакие законы не писаны, тем более региональные.

Значит, говорите, черная магия круче белой?

Не дожидаясь, пока ученик нигроманта его приметит, Глеб скользнул в свой подъезд и единым духом взбежал на пятый этаж.

– Слышь!.. – потрясенно выдохнул он, ставя ношу на пол. – Как это ты?..

– Как-как… – передразнил старый колдун. – Уметь надо… Ящик под топчан отнеси.

Глеб послушно выполнил приказ, вернулся из чуланчика в комнатенку и совсем уже было собрался выпытать у Ефрема секрет противоклятия, которым тот обезвредил административно-черную магию, когда в кармане снова заверещал сотик.

– Глебушка! – взмыл до верхних нот голос Ады Кромешновой. – Я тебя люблю! Знаешь, что мне сейчас рассказали?

– Что рассказали? – опешил Глеб.

– Да в Думе нашей у депутатов морды замутились! У всех, кто «за» голосовал!.. Губернатор начал речь говорить, а вместо речи: би-ип… би-ип… би-ип…

Судорожным движением Портнягин дал отбой.

– И что там? – полюбопытствовал Ефрем.

Сбивчиво, в двух словах Глеб передал ему услышанную новость.

– Ну… Я ж говорил…

Портнягин выглянул в окно. Детская игровая площадка была пуста. Надо полагать, Игнат сообразил, в чем дело (а может, кто во дворе подсказал, что физия поплыла), и кинулся в панике к Платону Кудесову. А с тем, наверное, то же самое приключилось…

– И как же теперь? – тревожно спросил Глеб.

– А никак, – лениво отвечал чародей. – Испугаются, отменят закон по-быстрому… А нет заклятья – нет и отката…

Портнягин перевел дух.

– Спасибо, Ефрем… – растроганно выговорил он. – Хочешь, я еще за одним ящиком сбегаю?

Старый колдун Ефрем Нехорошев задумался, поколебался, крякнул.

– Нет, – решительно сказал он наконец. – Хватит и одного. Я норму знаю… 

Март 2025

Волгоград